— Откуда ты знаешь?

— Откуда я знаю что?

— Что она не могла знать, что его пришьют?

— Я просто так думаю. Вы, ребята, не возражаете, если я закурю?

— Кури, — сказал Мейер.

— Люблю подымить после игры. — Квадрадо достал сумку, стоявшую на полу шкафчика, и вытащил из нее жестяную банку от леденцов. Они поняли, что лежит в банке, еще до того, как он ее открыл. И удивились, но не сильно. В наши дни люди курят травку даже на скамейке в парке через дорогу от здания полиции. Они молча смотрели, как Квадрадо запалил косячок.

— Угоститесь? — беспечно предложил он, протягивая банку Мейеру.

— Благодарю, — сухо сказал Мейер, — я на службе.

Карелла улыбнулся.

— Кто были эти другие женщины? — спросил он.

— Иисусе, их и не сосчитать, — сказал Квадрадо. — Была эта одноногая проститутка, знаете ее? Анита Диас. Она красотка, но у нее только одна нога. В районе ее кличут La Mujer Coja, она лучшая шлюшка в мире, учтите, если случится с ней встретиться… Так вот Лопес с ней мутил. Еще… Знаете парня, который владеет кондитерской на Мейсон и Десятой? Вот его жена. Лопес и с ней встречался. И все это в то время, как жил с Джудит. Кто знает, почему она так долго его терпела? — Квадрадо затянулся. — Она боялась его, понимаете? Он постоянно ей угрожал и в конце концов прижег ее сигаретой. Думаю, она решила, что лучше помалкивать, пусть бегает к кому хочет.

— Как она планировала поставлять этим людям товар?

— Что вы имеете в виду?

— Клиентам Лопеса. Где она собиралась брать кокаин?

— Там же, где и Лопес.

— А он где брал?

— У одной англичанки, дилера унций.

— Что за англичанка?

— Бывшая Лопеса, он с ней раньше жил. Ревность ревностью, а бизнес есть бизнес. Если та баба поставляла товар Лопесу, почему бы ей и Джудит не поставлять?

— Как зовут, как выглядит, знаешь?

— Ну, знаю, что блондинка…

Карелла посмотрел на Мейера.

— Блондинка? — переспросил он.

— Ну да, та английская цыпа, с которой он раньше жил.

— Блондинка? — сказал Мейер.

— Да, блондинка, — сказал Лопес. — Что с вами, ребята? Плохо со слухом?

— Когда это было? — сказал Мейер.

— Год назад? Не помню. У Лопеса они появлялись и исчезали, как поезда в метро.

— Как ее зовут, ты знаешь?

— Нет, — сказал Квадрадо и в последний раз затянулся, прежде чем бросить окурок на пол. Он хотел наступить на него, но вспомнил, что все еще в носках. Мейер наступил за него. Квадрадо сел, натянул на ноги пару высоких черных кроссовок и начал их зашнуровывать.

— Где они жили? — спросил Карелла.

— На Эйнсли. В том доме до сих пор живет несколько англичан… аренда дешевая, легче свести концы с концами. Типа бедные художники, музыканты и… эти, которые делают статуи, как их?

— Скульпторы, — сказал Мейер.

— Точно, скульпторы, — кивнул Квадрадо. — Хорошее выражение.

— Давай еще раз, — сказал Карелла. — Значит, ты говоришь, что год назад…

— Примерно.

— Лопес жил с блондинкой, которая торговала кокаином…

— Тогда еще нет.

— Не жил с ней?

— Она тогда еще не торговала коксом.

— А что она делала?

— Пыталась заработать. Как все.

— Заработать чем?

— Вроде была танцовщицей.

Карелла снова посмотрел на Мейера.

— Кажись, она потом и переехала потому, что получила роль в каком-то шоу, — сказал Квадрадо. — Прошлым летом. Вернулась в центр города, понимаете?

— А потом появилась снова, уже с коксом, — сказал Карелла.

— Да.

— Когда?

— С коксом-то? Кажись, прошлой осенью. Где-то в октябре.

— Стала поставлять Лопесу кокс.

— Ага.

— Кто тебе это сказал?

— Джудит.

— Ты уверен, что англичанка приходила не покупать кокс?

— Нет. Она была дилером унций, она продавала. Вот почему Джудит решила, что она может забрать себе торговлю, теперь, когда Лопес умер. Те же клиенты, тот же дилер.

— Как часто она приходила сюда?

— Блондинка-то? Каждую неделю.

— Ты точно знаешь?

— Знаю, потому что так Джудит говорила.

— И это началось в октябре?

— Да, именно тогда Лопес вступил в это дело. Опять же, говорю со слов Джудит. Сам я этого не знал.

— Когда она приходила?

— Обычно по воскресеньям.

— Чтобы доставить ему кокс.

— И, может быть, еще кое-что, кроме кокса.

— Что ты имеешь в виду?

— Вспомнить старые времена, понимаете?

— С Лопесом?

— Так Джудит мне сказала. Кто знает, правда или нет? Понимаете, когда девчонка столько терпит от парня, она начинает воображать всякие вещи. Начинает искать чужие трусики под каждой подушкой. Начинает принюхиваться, не пахнут ли другой бабой ее простыни. Слушайте, моя двоюродная сестричка была немного «того», сказать вам правду. Любая должна быть немного «того», чтобы жить с таким парнем, как Лопес.

— Ты знаешь имя девушки?

— Нет.

— Ты знаешь название шоу, в котором она получила роль?

— Нет.

— Но ты уверен, что она жила с Лопесом.

— Не сразу. Сначала она снимала квартиру в том доме, где живут другие англичане, а потом переехала к нему. Да, уверен. Я имею в виду, это я видел собственными глазами.

— Что ты видел?

— Как они входили и выходили из дома вместе, то утром, то ночью. Да и вообще, всем было известно, что Лопес завел блондинку из центра города.

— Что за дом, о котором ты говоришь? — спросил Мейер.

— Дом, где он жил.

— Когда его застрелили?

— Нет. Там он жил с Джудит. То было на Калвер. А это — на Эйнсли.

— Ты знаешь адрес?

— Нет. Рядом с аптекой. На углу Эйнсли и Шестой, вроде бы. Аптека «Тру-Вей».

— Ты узнал бы девушку, если бы увидел ее снова?

— Блондинку-то? Конечно. Симпатичная цыпа. И чего она нашла в Лопесе — загадка жизни, да?

— Алонсо, сделай одолжение, — сказал Мейер. — Съезди с нами в полицейский участок. Всего на минуту.

— Зачем? В чем я виноват? — сказал Квадрадо.

— Ни в чем, — сказал Мейер. — Мы покажем тебе кое-какие фотографии.

Глава 12

Артур Браун не хотел заниматься тем, чем он сейчас занимался. Артур Браун хотел вместе с женой смотреть телевизор. Он не хотел возиться с бумажками, которые они с Клингом получили сначала от вдовы Марвина Эдельмана, а затем из банковской ячейки Марвина Эдельмана. Если бы Артур Браун мечтал стать бухгалтером, то много лет назад он не сдавал бы экзамен на должность патрульного. Брауна тошнило от всех этих цифр и отчетов.

Его тошнило даже от собственной домашней бухгалтерии. Подбивать счета он обычно просил Кэролайн, у нее получалось прекрасно.

Двадцать минут двенадцатого.

Через десять минут закончатся новости, и начнется передача Джонни Карсона. Брауну иногда казалось, что американцев объединяют только две вещи — Джонни Карсон и погода. Ничто другое, кроме ядерной войны, не сплотит обитателей доброй старой Америки лучше погоды и Джонни Карсона. Этой зимой погода повсюду в стране была мерзкой. Полети в Миннеаполис — там погода такая же. Возникает ощущение, что и этот город, и Миннеаполис — одно и то же место. Это сплачивает людей так, как всегда сплачивает несчастье. Полети в Цинциннати — и там погода будет такой мерзкой, что, едва выйдя из самолета, сразу проникнешься чувством братства. А затем, когда получишь комнату в отеле, закажешь выпивку в номер, распакуешь сумку и включишь телевизор — ба! вот и старый добрый Карсон ровно в одиннадцать тридцать! И ты знаешь, что в эту самую минуту и в Лос-Анджелесе смотрят Джонни Карсона, и в Нью-Йорке смотрят Джонни Карсона, и в Каламазу, и в Атланте и в Вашингтоне, округ Колумбия, — и чувствуешь себя неотъемлемой частью величайшей нации на планете, которая вся как один сидит сейчас на диване перед телевизором и смотрит Джонни Карсона.

Браун не сомневался, что, если бы Джонни Карсон решил баллотироваться на пост президента, он с легкостью обошел бы всех других кандидатов. И сейчас — точнее, через десять минут — Браун хотел смотреть Джонни Карсона. Он не хотел сверять содержимое депозитной ячейки Марвина Эдельмана с банковскими выписками Марвина Эдельмана и с его погашенными чеками почти за весь предыдущий год. Это должен делать бухгалтер. А коп должен сидеть на диване в обнимку с Кэролайн и глазеть на Лолу Фалану, которая будет сегодня у Джонни в гостях и которую Браун считает самой красивой чернокожей женщиной в мире — после Кэролайн, конечно. Он никогда не говорил Кэролайн, что считает Лолу Фалану красивой. Прослужив столько лет в полиции, он знал, что не следует открывать дверь, если ты не уверен, что за ней находится, а он никогда не мог быть уверен, что скрывается за дверью Кэролайн. Как-то раз Браун заметил вслух, что Дайана Росс выглядит неплохо, так Кэролайн запустила в него пепельницей. Он пригрозил арестовать ее за попытку нанесения телесных повреждений, а в ответ она велела ему склеить осколки пепельницы. Это было давно; с тех пор он больше не пытался открыть эту дверь, подозревая, что за ней сидит все та же тигрица.

Браун был рад, что миссис Эдельман нашла дубликат ключа от банковской ячейки мужа, и им с Клингом не пришлось тащиться в центр города и выпрашивать судебный ордер на открытие ячейки. Получат они разрешение или нет, всецело зависело от судьи. Некоторые из судей вели себя так, словно они на стороне плохих парней. Когда вам доставался судья вроде Добряка Уилбура Харриса, вы могли привести в зал суда парня, у которого в одной руке окровавленный мачете, а в другой — отрубленная голова, и услышать, как старик Уилбур поцокает языком и скажет: «Ай-яй-яй, мы сегодня были непослушным мальчиком, да? Арестованный освобождается под подписку о невыезде». Или установит какой-нибудь смехотворный залог — например, десять тысяч баксов за того, кто порешил мать, отца, лабрадора и всех своих золотых рыбок. Имея дело с таким судьей, как Добряк Уилбур, приходишь к выводу, что твоя работа никому не нужна. Пашешь как вол, ловишь наконец негодяя, а Уилбур отпускает парня погулять, даже когда ясно, что тот немедленно свалит из города и никогда не вернется. И что толку работать? В общем, Браун обрадовался, что не пришлось ехать в центр города и вымаливать разрешение на вскрытие банковской ячейки.