— Что ж, — сказал Карелла, — именно это я и хотел бы выяснить.

— Отлично подана реплика, — сказал Картер без улыбки. — В следующий раз, когда мне потребуется актер на амплуа недотепы, я вам позвоню. Чего вам нужно, мистер Карелла?

— Мне нужно знать, почему вы думали, что Салли Андерсон была рыжей.

— А разве нет?

— Отлично подана реплика, — сказал Карелла. — В следующий раз, когда мне понадобится актер на амплуа «умелый лжец», я вам позвоню.

— Touchй, — сказал Картер.

— Я пришел сюда не фехтовать, — сказал Карелла.

— А зачем вы пришли? До сих пор я был с вами очень терпелив. Но у меня, знаете ли, и адвокат имеется. Уверен, ему доставит большое удовольствие…

— Что ж, позвоните ему, — сказал Карелла.

Картер вздохнул.

— Давайте к делу, ладно?

— Отлично, — сказал Карелла.

— Почему я думал, что Салли рыжая? Таков был ваш вопрос?

— Да, таков мой вопрос.

— А что, это преступление — считать рыжую рыжей?

— Не преступление даже считать рыжей блондинку.

— Тогда в чем проблема?

— Мистер Картер, ведь вы знаете, что она была блондинкой.

— Почему вы так думаете?

— Ну, во-первых, ваш хореограф предпочитает блондинок, и все белые девушки в шоу — блондинки. Кстати, спектакль отличный. Спасибо, что предложили мне билеты.

— Пожалуйста, — сказал Картер и кивнул с кислым видом.

— Во-вторых, вы присутствовали на финальном отборе танцовщиц…

— Кто вам это сказал?

— Вы сами. И вы должны были знать, что в шоу нет рыжих, тем более вы присутствовали на всех прогонах.

— И что?

— По-моему, вы лгали, когда говорили мне, что считали ее рыжей. А когда кто-то лжет, я начинаю подозревать, что у него есть на то особые причины.

— Я и сейчас думаю, что она была рыжей.

— Нет, не думаете. Ее фотографии были в газетах все последние три дня. Там ясно видно, что она блондинка, и она описана как блондинка. Даже если в тот день, когда ее убили, вы думали, что она рыжая, вы определенно не думаете так сейчас.

— Я не видел тех газет, — сказал Картер.

— А телевизор? Ее фотографию показывали по телевизору. Цветную. Хватит, мистер Картер. Я сказал вам, что не фехтовать пришел.

— Скажите, что думаете вы, мистер Карелла.

— Я думаю, что вы знали ее лучше, чем желаете признавать. Насколько я понимаю, у вас с ней что-то было, как и с Тиной Вонг.

— Это не так.

— Тогда почему вы мне лгали?

— Я не лгал. Я думал, что она рыжая.

Карелла вздохнул.

— Я действительно так думал, — повторил Картер.

— Скажу вам кое-что, мистер Картер. Я, может, и недотепа, тем не менее я уверен, что, если человек продолжает лгать даже после того, как его поймали на этой лжи, ему точно есть что скрывать. Я не знаю, что это может быть. Я знаю, что ночью прошлой пятницы застрелили девушку, и вы лжете, говоря, что плохо ее знали. А теперь что думаете вы, мистер Большой Продюсер?

— Я думаю, что вы тычете пальцем в небо.

— Вы были на вечеринке в воскресенье перед убийством? На вечеринке, которую давала танцовщица по имени Лонни Купер? Одна из черных девушек в труппе.

— Был.

— Там присутствовала Салли Андерсон?

— Не помню.

— Она там присутствовала, мистер Картер. Или вы хотите сказать, что не узнали ее и там? В вашем мюзикле всего восемь женщин, как же вы могли не узнать Салли Андерсон, столкнувшись с ней?

— Если она там была…

— Если она там была, а она была, — она точно не надевала рыжий парик! — сказал Карелла и резко встал. — Мистер Картер, мне неприятно говорить штампами, словно детектив из второсортных фильмов, но я не советовал бы вам в эту среду ехать в Филадельфию. Я предлагаю вам остаться здесь, в этом городе, где мы сможем связаться с вами, если захотим задать новые вопросы. Благодарю, что уделили мне время, мистер Картер.

Он направился к двери, но Картер сказал:

— Сядьте.

Карелла обернулся.

— Пожалуйста, — добавил Картер.

Карелла сел.

— Ладно, знал я, что она блондинка.

— Хорошо, — сказал Карелла.

— Я просто боялся сказать, что знаю ее, вот и все.

— Почему?

— Потому что ее убили. Я не хотел оказаться замешанным.

— Каким образом вы могли оказаться замешанным? Вы ведь ее не убивали?

— Конечно, нет!

— У вас с ней был роман?

— Нет.

— Тогда чего вы боялись?

— Я не хотел, чтобы в мою жизнь совали нос. Я не хотел, чтобы кто-нибудь узнал о Тине и обо мне.

— Но мы все равно это узнали, не так ли? Кроме того, мистер Картер, ваша жена не монашка, помните? Так какая разница?

— Люди странно ведут себя, когда дело касается убийства, — сказал Картер и пожал плечами.

— Это реплика из пьесы, которую вы ставите в Филадельфии?

— Да, понимаю, неважное объяснение…

— Вообще-то это правда, — сказал Карелла. — Но, как правило, странно ведут себя те, кому есть что скрывать. Я по-прежнему убежден, что вы что-то скрываете.

— Ничего, поверьте, — сказал Картер.

— Вы видели Салли на той вечеринке в прошлое воскресенье?

— Видел.

— Вы говорили с ней?

— Говорил.

— О чем?

— Не помню. О шоу, наверное. Когда люди работают в шоу…

— А о чем-нибудь помимо шоу?

— Нет.

— Вы присутствовали, когда Салли и другие нюхали кокаин?

— Не присутствовал.

— Тогда откуда вы знаете, что они это делали?

— Я имею в виду, что я не видел никого за подобным занятием, пока там находился.

— В какое время вы ушли с вечеринки, мистер Картер?

— Около полуночи.

— С Тиной Вонг?

— Да, с Тиной.

— Куда пошли потом?

— К Тине.

— Как долго вы там пробыли?

— Всю ночь.

— Тина видела, как Салли Андерсон нюхала кокаин. Вместе с еще несколькими, включая Майка Ролдана, тоже танцовщика из вашего шоу. Если Тина их видела, как вышло, что не видели вы?

— Мы с Тиной не сиамские близнецы. Мы не срослись бедрами.

— В смысле?

— Лонни снимает огромную квартиру возле парка — в старом доме, с фиксированной арендной платой. На вечеринке было шестьдесят или семьдесят человек. Вполне возможно, что Тина находилась в одной части квартиры, в то время как я был в другой.

— Да, вполне возможно, — сказал Карелла. — И наверное, Тина будет готова поклясться, что вы не были с ней, когда она видела, как Салли Андерсон нюхает кокаин?

— Я не знаю, в чем Тина будет готова поклясться.

— Вы употребляете кокаин, мистер Картер?

— Нет, конечно!

— Вы знаете, у кого Салли покупала кокаин?

— Не знаю.

— Вы знакомы с человеком по имени Пако Лопес?

— Нет.

— Где вы были в прошлую пятницу между одиннадцатью и двенадцатью ночи?

— Я говорил вам. В Филадельфии.

— Где вы были в четверг ночью примерно в то же время?

— В Филадельфии.

— Полагаю, есть люди, которые подтвердят…

— Сколько угодно.

— Что вы пытаетесь от меня скрыть, мистер Картер?

— Ничего, — сказал Картер.


В больнице Святого Иуды — хорошо знакомой копам, потому что туда днем и ночью привозят пациентов с ножевыми ранениями — Джудит Квадрадо просила привести к ней священника. Так, по крайней мере, все думали. Они думали, несчастная понимает, что конец ее близок, и зовет священника, чтобы тот совершил обряд соборования. На самом же деле она пыталась рассказать, что к ней в квартиру приходили священник и толстуха и что они-то ее и искалечили.

Джудит лежала в реанимации. Из ее носа, рта и рук бежали трубки к многочисленным аппаратам, которые попискивали и мигали оранжевыми и синими огоньками. Трубка во рту мешала говорить. Когда Джудит пыталась сказать «брат Антоний», как представился священник, выходило невнятное «Бранни». Когда она пыталась сказать «Эмма Форбс», как представилась толстуха, получалась смесь мычания и бормотания. Тогда она снова повторяла слово «священник», что звучало как «шшенник»; это слово они вроде бы понимали.

Священник пришел в понедельник утром, в одиннадцать часов семь минут утра.

Он немного опоздал.

Джудит Квадрадо умерла шестью минутами раньше.


Если есть у преступников и копов общая черта — помимо симбиоза, который обеспечивает тех и других работой, — это способность унюхать страх. Едва уловив запах страха, и копы, и преступники превращаются в диких зверей, готовых вырвать глотку и сожрать внутренности.

Мигель Ролдан и Антонио Асенсио были перепуганы до одури, и Мейер учуял их страх в то мгновение, когда Ролдан, не дожидаясь вопросов, сказал ему, что он и Асенсио живут как муж и жена последние три года. Мейеру было плевать на их сексуальную ориентацию. Торопливое признание Ролдана сказало ему только то, что эти двое страшно напуганы. Они не могли бояться ареста за гомосексуализм — не в этом городе. Тогда чего они боялись?

До этого момента он звал их соответственно и уважительно: мистер Ролдан и мистер Асенсио. Теперь же он перешел на «Майка» и «Тони» — старый прием, которые полицейские используют, чтобы подавить волю подозреваемого, прием, похожий на тот, что используют медсестры. «Привет, Джимми, как мы чувствуем себя сегодня утром?» — скажут они председателю правления огромной компании, сразу давая понять, кто тут главный и кому дана привилегия мерить его ректальную температуру. У полицейских с преступниками это срабатывало даже лучше. Называть мужчину Джонни вместо мистер Фуллер — то же самое, что звать его «мальчик». Это сразу ставит его на место и мгновенно заставляет: а) чувствовать себя в подчиненном положении; б) оправдываться.