Эд Макбейн - Восемь черных лошадей

– Прекрасные люди все вместе и каждый по отдельности, – заметил Майер.

– Может, он сообщает нам, кто входит в банду? – сказал Браун.

– Он не настолько сошел с ума, так ведь? – сказал Карелла. – Чтобы назвать нам их имена?

– Почему нет? – сказал Браун. – Если эти ребята все еще на свободе, их фото висят в каждом участке.

Что и составляло проблему само по себе.

Еще до того, как они прикрепили самое свежее послание на доску объявлений, эти фото уже были там. Все семь штук. И еще дюжина вроде них. Детективы глядели на все сообщения от Глухого, выстроенные на доске объявлений непостижимой горизонтальной линией.

Две дубинки. Три пары наручников. Четыре полицейских фуражки. Пять раций. Шесть полицейских жетона. Семь листовок о розыске. Восемь черных лошадей. Одиннадцать револьверов "Кольт Детектив Спешл".

– Чего здесь не хватает? – спросил Карелла.

– Всего, – ответил Браун.

– Я имею в виду, что нет одного, правильно? Ничего под номером один. И также ничего под девять или десять.

– Что наталкивает на мысль, что он планирует остановиться на одиннадцати, – сказал Майер. – А может он планирует дойти до двадцати? Или ста двадцати? Может он планирует присылать эту фигню без конца?

* * *

"Шутки шутками", – сказал лейтенант Бёрнс, – "но так случилось, что у нас есть два трупа".

Он сидел за столом в своем угловом кабинете с окнами, выходящими на парковку за полицейским участком. Внутри проволочной изгороди с обледенелыми колючками бледный декабрьский солнечный свет скользил по белым крышам припаркованных внизу патрульных машин. Карелле подумалось, что лейтенант выглядит уставшим. Его волосы казались немного седее, глаза – тусклее обычного. "И я буду выглядеть также через несколько лет?" – пронеслось у него в голове. – "Именно таким тебя делает эта работа? Сжигает тебя, превращает в потускневшие угли?"

– Технически, – сказал Карелла, – убийство Шнайдер…

– Они связаны, оно висит на нас, – сказал сухо Бёрнс. – И не важно, черт возьми, что фактически…

– Оно принадлежит 41-му участку, – добавил Карелла.

– И что? Они работают над ним?

– Нет, Пит. Они рады переложить его на нас.

– Конечно. Рождество на носу…

Он не закончил предложение. Он размышлял и Карелла знал, что впереди, следующие две недели будет предостаточно и других проблем. Все плохие парни совершают свой рождественский забег по магазинам. Для этого им не нужны ни наличные, ни кредитки, ни накопительные счета. Плохим парням нужны только проворные пальцы. Интересно, будут ли они такими же седыми и бледными, каким стал Бёрнс? Отправляешь их в тюрьму, а они жалуются, что плавательный бассейн недостаточно хорошо очищен. Не хочешь сидеть – не совершай преступлений! Они смеялись с этой полицейской присказки и отбывали свой срок, стоя на голове и продолжая смеяться. А выходят оттуда, выглядя здоровее, чем до отсидки, изрядно позанимавшись на тренажерах в тюремном спортзале. Выходят, готовые к новому насилию. Смеясь без конца. Ох, как же весело проехаться…

– Так что у нас есть? – спросил Бёрнс.

– Ничего, – ответил Карелла.

– Не говори мне, что ничего, – сказал Бёрнс. – Я начинаю беситься от этого. Копы в Нью-Йорке, у них уже Гарвард в этом деле, они бы оформили все за сорок восемь часов. У нас есть две мертвых девушки, и ты говоришь мне, что "ничего".

– Ну, мы знаем, что это сделал Глухой, но…

– Так найдите его!

– С этим проблема, Пит. Мы…

– Что за фигню он продолжает нам посылать? Как что-либо из этого связано с жертвами?

– Мы не знаем пока.

– Согласно этому, – он взял отпечатанный отчет детектива со стола. – Согласно этому, вторая девушка знала его, верно?

– Да, сэр. Но только как Стива Кареллу. Именно этим именем он представился ей.

– Использовал твое имя.

– Да, сэр.

– Почему она впустила его в квартиру? Ты говорил ей, что он опасен, да?

– Да, сэр.

– Так почему же она его впустила? Она сошла с ума или что? Впустить в квартиру такого человека? – он покачал головой. – Что на счет первой жертвы? Она знала… Как там её имя? – он начал перелистывать другие отчеты детективов.

– Элизабет Тёрнер, сэр.

– Она тоже была с ним знакома?

– Мы не знаем, Пит. Мы предполагаем, что да.

– И по-прежнему не знаем, где она работала, ага?

– Не знаем, сэр.

– Но вы предполагаете, что в банке.

– Эту версию мы и разрабатываем, да.

– Что даст нам ниточку. Я имею ввиду его "modus operandi".

– Да.

– Может, планирует внутреннюю работу, вы так себе это представляете?

– Что-то вроде того.

– Использовать девушку.

– Да.

– Но вы не знаете в каком банке.

– Мы проверили их все, Пит.

– Если он планировал использовать её, почему он её убил?

– Не знаем.

– Из того же оружия?

– Не знаем.

– Та картинка … из тех, что он прислал. Все револьверы модели "Кольт Детектив Спешл", ага?

– Да, сэр.

– И Шнайдер убита из такого же "Кольт Детектив Спешл", ага?

– Да, сэр.

– Их одиннадцать, да? На картинке.

– Одиннадцать, да, сэр.

– Думаете, он планирует убить одиннадцать девушек?

– Мы не знаем, сэр.

– Что же, черт возьми, ты знаешь? – сказал Бёрнс, и сразу добавил, – Извини, Стив, – лейтенант провел ладонью по лицу и тяжело вздохнул. – Мне звонил инспектор Кэссиди, этим утром. Отец этой девушки, Шнайдер, так вот её отец – большая шишка в какой-то церкви в Калмз Поинт. Он орёт, словно снова повторился Холокост! Как думаешь, есть ли какой-то антисемитский уклон здесь?

– Сомневаюсь.

– Другая девшка не была еврейкой, так ведь?

– Нет, сэр.

– Мда, хорошо… кроме того эта Шнайдер работала в Си-Би-Эс, эту работу газеты представляют гламурной…

– Она была там на ресепшине, Пит.

– Думаешь, он планировал ограбить Си-Би-Эс?

– Ну… Скажу тебе правду, это даже не приходило нам в голову.

– Я не знаю, но может у них там есть наличные?

– Сомневаюсь.

– Как бы там ни было, но есть девушка, работающая в телевизионной сети, журналисты раздувают из этого дело. Ну ты сам видел газеты и телевидение.

– Да, сэр.

– Я хочу сказать, что нас здесь здорово жарят, Стив. И департамент и журналисты. Мне бы хотелось, чтобы я мог рассказать кому-нибудь хоть что-то. И как можно скорее.

– Мы делаем все, что в наших силах, Пит.

– Да, знаю, знаю. Тут просто… с этим Рождеством…

Он снова не закончил предложение.

Рождество действительно приближалось.

И по мнению детектива Ллойда Эндрю Паркера приближалось оно слишком скоро. И действительно, из года в год оно наступало все раньше и раньше. В этом году магазины были украшены к Рождеству уже за несколько дней до Дня Благодарения. Просыпаетесь вы как-то утром, еще даже не время готовить индейку, а в магазинных витринах – Санта Клаус.

Паркер ненавидел Рождество.

Он также ненавидел свое имя. Врядли кто-то из персонала участка знал его имя Ллойд. Может быть, никто в целом мире не знал, что его зовут Ллойд. Да он и сам почти забыл, что его зовут Ллойд. Ну, возможно, Мисколо из канцелярии был в курсе, ведь именно он каждые две недели оплачивал все счета. Ллойд было отстойным именем. Эндрю казалось получше, потому что так звали одного из двенадцати апостолов, а кто угодно, названный в их честь, был хорошим парнем. Если вы читали книги – что Паркер изредка делал – и там встречался парень по имени Люк, Метью, Томас, Питер, Пол, Джеймс (Лука, Матфей, Фома, Пётр, Павел, Иаков), тогда вы наверняка знали, что это должен быть хороший парень. Так было в книгах. В реальной жизни попадались сущие отбросы общества с именами апостолов, преступники, готовые перерезать вам горло за несчастные пять центов.

Паркер ненавидел преступников.

Он также ненавидел, когда его звали Энди. Походило по звучанию на гребанного Энди Харди. Маленький гаденький болван, ведущий задушевные беседы со своим отцом судьей Харди. Паркер ненавидел судей. Именно судьи отпускали преступников на свободу. Он предпочитал, чтобы его звали Эндрю, что было его настоящим и честным вторым именем. Эндрю несло в себе некое уважение. Энди звучало, словно вы встретили старого доброго малого, с которым давно не виделись: «Эй, Энди, как оно ничего, Энди?» Паркер ненавидел свою мать, за то, что она дала ему первое имя Ллойд, а затем урезала второе имя, полученное им во время конфирмации, до простого Энди. Паркер ненавидел отца, за то, что он пошел на уступки матери, когда та решила дать ему первое имя Ллойд, а второе – Эндрю. Паркер был рад, что оба его родителя умерли.

Паркер хотел, чтобы Санта Клаус тоже умер.

Паркер хотел, чтобы Северный Олень Рудольф Красный Нос, получил пулю одним звездным предрождественским вечером и был подан к столу на Рождество в виде стейка. Или, еще лучше – в виде рагу. Если он хоть раз еще услышит по радио ту дебильную песенку, он возьмет пистолет и пристрелит это долбанное радио. Персонаж рождественской поры, который был Паркеру по душе – это Эбенезер Скрудж. Скрудж мог бы стать хорошим копом. Паркер тоже считал себя хорошим, но знал, что большинство коллег в участке думают, что он никудышный полицейский. Ему также было известно, что его не особо любят. Нахер их всех, он не участвует ни в каком конкурсе популярности!

Рождественские песни начались по радио пару дней назад, словно всем диск жокеям не терпелось начать их крутить. Все те же старые песни каждый год. Было всего лишь 19 декабря, а он уже прослушал все рождественские песни сотни раз подряд. "Тихая ночь", "Да прибудет с Вами Бог!" и "Маленький барабанщик" – он хотел, чтобы того маленького барабанщика пристрелили вместе с оленем Рудольфом, – и "Первое Рождество", "Радость всему миру", "Белое Рождество", "На Рождество я буду дома", "Украсьте залы", "Бубенцы звенят" и худшая из всех гребанных рождественских песен в мире за всю историю – "Все что я хочу на Рождество – два передних зуба." Если бы Паркер когда-нибудь встретил парня, написавшего эту песню, он, без проблем, отдал бы ему его два передних зуба, на тарелочке, предварительно выбив их ему.