Эдгар Аллан По - Ворон

Усмирись же на минуту,

Трепет сердца моего!…

Ветер – больше ничего!"

И в окно влетает с шумом

Громким, мрачным и угрюмым,

Вдруг священный, древний Ворон

В мрак жилища моего.

Птица гордая влетела

Так уверенно и смело,

Словно важный лорд, – и села

В мраке дома моего

На Паллады бюст, над дверью

Кабинета моего…

Села – больше ничего!…

Ворон черный и угрюмый

Разогнал печали думы,

У меня улыбку вызвал

Видом сумрачным тогда,

"Вижу шлем твой почернелый,

В жарких битвах уцелелый!

Мчится ль Ворон древний, смелый,

Из страны Ночей сюда?

Там какое имя носишь,

Где Плутон царит всегда?"

Ворон каркнул: "Никогда!…"

Каркнул ясно и сурово!

Я дивиться начал снова,

Впрочем, смысла в звуке слова

Не нашел я и следа.

Но досель, по крайней мере,

Кто ж видал, чтоб птицы, звери,

Сев на бюст у самой двери,

Произнесть могли б тогда…

На скульптурный бюст у двери

Сев, сказать могли б тогда

Это слово: "Никогда"?!.

И, сказавши это слово,

Замолчала птица снова,

Словно в этом слове вылив

Душу всю свою тогда, –

Звуков вновь не издавая,

Неподвижная, немая…

И в тоске шептал тогда я:

"Без друзей я навсегда,

Вот и он умчится завтра,

Как надежды, без следа!…"

Ворон каркнул: "Никогда!"

И смущен я был при этом

Тем осмысленным ответом

И сказал я: «Это слово

Заучил он в те года,

Как его хозяин злою

Был преследуем судьбою,

И порою пел с тоскою

Средь невзгоды и труда

Гимн надежде погребальный

В час невзгоды и труда:

"Никогда, о, никогда!…"»

Все же Ворон мой угрюмый

Разогнал печали думы…

Кресло к двери кабинета

Пододвинул я тогда

И, в подушках утопая1,

От мечты к мечте витая,

Так лежал я, размышляя:

Что хотел сказать тогда

Мрачный, древний, вещий Ворон, –

Что хотел сказать тогда,

Прокричавши: "Никогда!"

Так сидел я, размышляя,

И молчал я, а немая

Птица жгла мне взглядом сердце,

Молчалива и горда.

И сидел я погруженный

В думы с головой, склоненной

В бархат, лампой озаренный,

И мечтал о ней тогда, –

Что головкой полусонной

В бархат кресла вновь сюда

Не склонится никогда.

А вокруг носились волны

Аромата, неги полны,

И незримых серафимов

Слышал я шаги тогда.

"Ворон Божьею рукою

Послан с ангельской толпою!

Ты приносишь весть покоя,

Чтоб забыл я навсегда

О Леноре в миг покоя

Позабыл я навсегда?"

Ворон каркнул: "Никогда!"

"Вестник мрачный и кровавый!

Птица ты иль дух лукавый,

Послан Демоном иль бурей

Занесен ты был сюда?

Не смирился ты доныне

В очарованной пустыне,

В доме, преданном кручине!

Раз ответь мне навсегда,

Есть ли т а м бальзам забвенья?

Ты скажи мне навсегда!"

Ворон каркнул: "Никогда!"

"Ворон мрачный и кровавый!

Птица ты иль дух лукавый,

О, ответь мне ради Неба,

Ради Страшного Суда:

Дух мой, скорбью изнывая,

Встретит т а м, в преддверье рая,

Ту, которая, блистая

Светом, унеслась туда?

То Ленора, – то святая, –

Унеслась она туда!"

Ворон каркнул: "Никогда!"

"Разлучит нас это слово, –

Я вскричал, вскочив сурово, –

Мчись обратно, в сумрак бури,

В мрак Плутона, навсегда,

Не роняй здесь перьев черных,

Чтоб не помнить слов тлетворных,

Злобных, лживых и позорных!

Бюст покинув, мчись туда,

И, мое покинув сердце,

Ты исчезни навсегда!"

Ворон каркнул: "Никогда!"

И сидит, не улетая,

Все немая, все немая

Птица там, над самой дверью,

Как сидела и тогда,

Устремив свой взор склоненный,

Словно демон полусонный,

И от лампы, там зажженной,

Тень отбросила сюда.

И мой дух средь этой тени,

Ниспадающей сюда,

Не воспрянет никогда!…

Погруженный в скорбь немую

и усталый, в ночь глухую,

Раз, когда поник в дремоте

я над книгой одного

Из забытых миром знаний,

книгой полной обаяний, –

Стук донесся, стук нежданный

в двери дома моего:

"Это путник постучался

в двери дома моего,

Только путник-

больше ничего".

В декабре-я помню-было

это полночью унылой.

В очаге под пеплом угли

разгорались иногда.

Груды книг не утоляли

ни на миг моей печали-

Об утраченной Леноре,

той, чье имя навсегда-

В сонме ангелов-Ленора,

той, чье имя навсегда

В этом мире стерлось-

без следа.

От дыханья ночи бурной

занавески шелк пурпурный

Шелестел, и непонятный

страх рождался от всего.

Думал, сердце успокою,

все еще твердил порою:

"Это гость стучится робко

в двери дома моего,

"Запоздалый гость стучится

в двери дома моего,

Только гость –

и больше ничего!"

И когда преодолело

сердце страх, я молвил смело:

"Вы простите мне, обидеть

не хотел я никого;

"Я на миг уснул тревожно:

слишком тихо, осторожно, –

"Слишком тихо вы стучались

в двери дома моего…"

И открыл тогда я настежь

двери дома моего-

Мрак ночной, –

и больше ничего.

Все, что дух мой волновало,

все, что снилось и смущало,

До сих пор не посещало

в этом мире никого.

И ни голоса, ни знака –

из таинственного мрака…

Вдруг "Ленора!" прозвучало

близ жилища моего…

Сам шепнул я это имя,

и проснулось от него

Только эхо –

больше ничего.

Но душа моя горела,

притворил я дверь несмело.

Стук опять раздался громче;

я подумал: "ничего,

"Это стук в окне случайный,

никакой здесь нету тайны:

"Посмотрю и успокою

трепет сердца моего,

"Успокою на мгновенье

трепет сердца моего.

Это ветер, –

больше ничего".

Я открыл окно, и странный

гость полночный, гость нежданный,

Ворон царственный влетает;

я привета от него

Не дождался. Но отважно, –

как хозяин, гордо, важно

Полетел он прямо к двери,

к двери дома моего,

И вспорхнул на бюст Паллады,

сел так тихо на него,

Тихо сел, –

и больше ничего.

Как ни грустно, как ни больно, –

улыбнулся я невольно

И сказал: "Твое коварство

победим мы без труда,

"Но тебя, мой гость зловещий,

Ворон древний. Ворон вещий,

"К нам с пределов вечной Ночи

прилетающий сюда,

"Как зовут в стране, откуда

прилетаешь ты сюда?"

И ответил Ворон:

"Никогда".

Говорит так ясно птица,

не могу я надивиться.

Но казалось, что надежда

ей навек была чужда.

Тот не жди себе отрады,

в чьем дому на бюст Паллады

Сядет Ворон над дверями;

от несчастья никуда, –

Тот, кто Ворона увидел, –

не спасется никуда,

Ворона, чье имя:

"Никогда".

Говорил он это слово

так печально, так сурово,

Что, казалось, в нем всю душу

изливал; и вот, когда

Недвижим на изваяньи

он сидел в немом молчаньи,

Я шепнул: "как счастье, дружба

улетели навсегда,

Улетит и эта птица

завтра утром навсегда".

И ответил Ворон:

"Никогда".

И сказал я, вздрогнув снова:

"Верно молвить это слово

"Научил его хозяин

в дни тяжелые, когда

"Он преследуем был Роком,

и в несчастьи одиноком,

"Вместо песни лебединой,

в эти долгие года

"Для него был стон единый

в эти грустные года –

Никогда, – уж больше

никогда!"

Так я думал и невольно