Скорбит, подавлена тоской,

И в сумрак тени роковой

Любви и счастия звезда

Не глянет – больше никогда!!.

Перевод Лиодора Пальмина(1878)[5]


ВОРОН

(Из Эдгара Поэ)

Раз в унылую полночь, в молчаньи немом

Над истлевшим старинного тома листком

Задремав, я поник головою усталой…

Слышу в дверь мою легкий и сдержанный стук:

Верно, в комнату просится гость запоздалый…

Нет, все тихо и немо вокруг.

Тьмою вечер декабрьский в окошко зиял,

От углей потухавших свет бледный дрожал,

Тщетно в книге искал я забвенья печали

О моей незабвенной, утраченной мной,

Что архангелы в небе Ленорой назвали,

Что давно позабыта землей…

Каждый шорох чуть слышный в ночной тишине

Фантастическим страхом, неведомым мне,

Леденил мою кровь, и, чтоб сердца биенье

Успокоить, сказал я: "То в дверь мою стук

Запоздалого гостя, что ждет приглашенья…"

Но – все тихо и немо вокруг…

В этот миг, ободрившись, сказал я смелей:

"Кто там: гость или гостья за дверью моей?

Я заснул и не слышал, прошу извиненья,

Как стучали вы в дверь, слишком тих был ваш стук,

Слишком тих…" Отпер двери я в это мгновенье –

Только тьма и молчанье вокруг.

Долго взоры вперял я во мраке густом,

Полный страхом, сомненьем, и грезил о том,

Что незримо и страшно для смертного взора,

Но в молчаньи один только слышался звук –

Только вторило эхо мой шепот: "Ленора!"

И безмолвно все было вокруг.

Весь волненьем тревожным невольно объят,

Только в комнату я возвратился назад,

Слышу, стук повторился с удвоенной силой.

Что бояться? не лучше ль исследовать звук?

Это в раму стучит, верно, ветер унылый…

Все спокойно и тихо вокруг.

Я окно отворил; вот, среди тишины,

Статный ворон, свидетель святой старины,

С трепетанием крыльев ворвался и гордо

Прямо к бюсту Паллады направился вдруг

И, усевшись на нем с видом знатного лорда,

Осмотрелся безмолвно вокруг.

Гордой поступью, важностью строгих очей

Рассмешил меня ворон и в грусти моей.

"Старый ворон! уже без хохла ты… однако,

Путник ночи, тебя не смирили года…

Как зовут тебя в царстве Плутонова мрака?

Ворон громко вскричал: "Никогда".

С изумленьем услышал я птицы ответ,

Хоть ума в нем и не было сильных примет,

Но ведь все согласятся с моими словами,

Что за дивное диво сочтешь без труда,

Если птицу на бюсте найдешь над дверями,

С странной кличкой такой: "Никогда"…

Но не вымолвил ворон ни слова потом,

Весь свой ум будто вылив в том слове одном.

Неподвижен он был, и промолвил в тиши я:

Завтра утром ты бросишь меня без следа,

Как другие друзья, как надежды былые!…

Ворон снова вскричал: "Никогда".

Как ответ мне, тот крик прозвучал в тишине;

Это все, что он знает, подумалось мне, –

Верно, перенял он у гонимого силой

Злой судьбы, чьих надежд закатилась звезда,

Панихиду по грезам – припев тот унылый:

"Никогда, никогда, никогда!"

Вопреки неотвязчивым думам моим,

Все смешил меня ворон; усевшись пред ним

В бархат мягкого кресла, я впал в размышленье:

Ворон, вещий когда-то в былые года,

Ворон вещий и мрачный, какое значенье

Скрыто в крике твоем: "Никогда"?

Так безмолвно я в думах моих утопал,

Птицы огненный взгляд в сердце мне проникал,

В мягком кресле прилег я спокойно и ловко,

А на бархат свет лампы чуть падал, о да!

Этот бархат лиловый своею головкой

Не нажмет уж она никогда!

Вдруг отрадно мне стало, как будто святым

Фимиамом незримый пахнул серафим…

О несчастный! я молвил, то мне провиденье

Шлет отраду в приют одинокий сюда!

О Леноре утраченной даст мне забвенье!…

Ворон снова вскричал: "Никогда!"

О пророк, злой вещун, птица ль, демон ли ты,

Ада ль мрачный посол, иль во мгле темноты

Пригнан бурей ты с берега грозного моря,

О, скажи, дальний гость, залетевший сюда:

Отыщу ль я бальзам от сердечного горя?

И вещун прокричал: "Никогда!"

Птица ль, демон ли ты, все ж пророк, вестник злой,

Молви мне: в царстве Бога, что чтим мы с тобой,

В отдаленном раю, сбросив бремя печали,

Не сольюсь ли я с милой, воспрянув туда,

С чудной девой, что в небе Ленорой назвали?

Птица вскрикнула вновь: "Никогда!"

Птица ль, демон ли ада – воскликнул я – прочь!

Возвратись же опять в мрак и в бурную ночь!…

Не оставь здесь пера в память лжи безотрадной,

Одинокий приют мой покинь навсегда,

Вынь из сердца разбитого клюв кровожадный!

Ворон крикнул опять: "Никогда!"

И над дверью моей неподвижно с тех пор

Блещет ворона черного демонский взор,

В бледных лампы лучах силуэт его темный

Предо мной на полу распростерт навсегда,

И из круга той тени дрожащей огромной

Не воспрянет мой дух никогда!

Перевод Леонида Оболенского (1879)[6]


ВОРОН

Поэма Эдгара Поэ

В угрюмый, мрачный ночи час

Сидел я, не смыкая глаз,

Над грудой книг, один, больной,

С моей гнетущею тоской…

И вдруг неясный слышу звук,

Как будто в дверь раздался стук!

И сердце замерло во мне:

О чем? Кого мне ждать извне?

Ее уж нет! кому прийти?!

То путник, сбившийся с пути,

Набрел на запоздалый свет…

Кого мне ждать? возврата нет!

Зимой то было: за стеной

Метели раздавался вой,

Светил камина огонек

На мой уютный уголок,

Мерцанье красное кругом

Он разливал под потолком;

Но ни тепло, ни кучи книг

Любимых, умных, но сухих

Моей тоски не облегчат.

Ленора! где твой кроткий взгляд?

Зачем очей небесных свет

Угас? Зачем возврата нет!?

Но отчего ж стеснилась грудь?

Зачем не в силах я вздохнуть?

И шорох шелковых завес

Меня уносит в мир чудес?

Кого я жду? Зачем испуг?

О чем забилось сердце вдруг?…

Я стал рассеянно шептать,

Чтоб сердце бедное унять:

"Кого мне ждать? Кому прийти?

То путник, сбившийся с пути,

Забрел на запоздалый свет:

Кого мне ждать? – Возврата нет!"

И звуки тех бессвязных слов

Мне бодрость возвратили вновь.

Я, с дрожью в голосе, сказал:

"Кто там? кто в дверь мою стучал?

Простите, если долго вас

Я ждать заставил в поздний час:

Так легок был ваш тихий стук,

Что этот смутный, слабый звук

Казался мне каким-то сном

Иль грезой в сумраке ночном".

Я встал и двери отворил,

Но мрак кругом один царил,

И буря выла мне в ответ,

А я шептал: "Возврата нет!"

И снова страх объял меня:

Вдали ни звука, ни огня…

И снова смутною толпой

Восстал в душе видений рой:

Погибших счастия минут,

Которых люди не поймут.

Но вдруг средь чудных, сладких грез

"Ленора!" где-то раздалось.

Я задрожал, но понял вдруг,

Что это сам сказал я вслух,

Что эхо принесло ответ

Средь тьмы ночной… Возврата нет!

Опять присел к камину я,

Но вновь стеснилась грудь моя:

Я слышал ясно, что теперь

Стучат сильнее, но не в дверь,

Стучат в закрытое окно,

Звенело жалобно оно.

Шептал тревожно я опять:

"Кто б это мог в окно стучать?

Есть непременно кто-то там!

Кому ж стучаться по ночам?

Не страх ли это? Отдохну,

Тогда загадку я пойму,

Быть может, это только бред,

Иль ветра вой… Возврата нет!"

Я поднял штору у окна,

И вот ко мне, как ночь темна,

Большая птица ворвалась

И тихо в комнате взвилась.

То черный, мрачный ворон был,

Как будто полный адских сил

(Так был угрюм он и суров).

Он сделал несколько кругов,

На бюст Паллады тихо сел

И злобно, холодно глядел.

То молчаливый был сосед:

Сидит, глядит… Возврата нет!

Сдержать улыбки я не мог,

Так был он важен, мрачно строг.

С ним начал я болтать, шутя:

"Скажи, откуда ты, летя,

Меня сегодня посетил?

В какой стране ты прежде жил?

Хоть без щита ты и без лат,

Но говорит мне важный взгляд,