Эдгар Аллан По - Ворон

Однажды в мрачную полночь, когда я, слабый и истомленный,

размышлял / Над множеством причудливых и любопытных томов позабытых

знаний – / В то время, как я покачивал головой (клевал носом), почти дремля,

неожиданно (внезапно) послышалось постукивание, / Будто кто-то тихо

стучался, стучался в дверь моей комнаты – / "Это какой-то гость (визитер), –

пробормотал я, – стучится в дверь моей комнаты – / Только это и больше

ничего".

Ах, я отчетливо помню, это было в суровом декабре; / И каждый

отдельный угасающий уголек оставлял (букв.: производил) свою тень-призрак на

полу. / Я сильно желал (я жаждал) [наступления] утра; я тщетно пытался

позаимствовать / Из моих книг [способа] избавления от (букв.: прекращения)

скорби по утраченной Линор – / По необыкновенной и лучезарной деве,

которую ангелы зовут Линор – / Безымянной здесь навсегда.

Шелковый печальный неясный шелест (шорох), [издаваемый] каждой

пурпурной занавеской, / Взбудоражил меня – наполнил меня

фантастическими страхами, никогда доселе не испытанными; / Так что теперь, чтобы унять

сердечное волнение (букв.: утихомирить биение моего сердца), я повторял

стоя: / "Это какой-то гость (визитер) у двери моей комнаты молит впустить

[его] – / Какой-то поздний гость (визитер) у двери моей комнаты молит

впустить [его]; / Вот что это и больше ничего".

Вскоре душа моя окрепла; и, не колеблясь долее, / Я сказал: "Сэр, или

Мадам, искренне умоляю вас простить меня; / Но дело в том, что я дремал, а

вы так тихо стучали, / Так слабо стучали, стучали в дверь моей комнаты, /

Что я едва ли был уверен, что слышу вас" – тут (подразум.: при этих словах;

говоря это; в этот момент) я широко распахнул дверь; / [А] там тьма и больше

ничего.

В глубину темноты погружаясь (букв.: всматриваясь), долго я стоял в

удивлении, в страхе, / В сомнении, грезя грезами, которыми ни один

смертный не отваживался грезить до меня (букв.: раньше); / Но безмолвие было

невозмутимо, и тишина не давала знака, / И единственным произнесенным

там словом было сказанное шепотом (букв.: нашептанное) слово "Линор?" /

Это [слово] прошептал я, а эхо пробормотало в ответ слово "Линор!" / Только

это и больше ничего.

Возвратившись в комнату, [причем] вся душа во мне пылала (горела), /

Вскоре я снова услышал постукивание, несколько более громкое, чем прежде.

/ "Несомненно, – сказал я, – несомненно, это нечто у моей оконной решетки;

/ Дайте-ка я посмотрю, раз так (в таком случае), что это там, и расследую эту

тайну – / Пусть мое сердце успокоится [хотя бы] на мгновение, и [я]

расследую эту тайну; / Это ветер и больше ничего!"

Тут я распахнул ставень, и [как только я сделал это], со многими

взмахами и трепыханиями [крыльев] / [В комнату] вступил величавый

(исполненный достоинства) Ворон священных дней древности; / Он не сделал ни

малейшего поклона (подразум.: не выказал никакого почтения), ни на миг не

остановился и не задержался; / Но с видом лорда или леди взгромоздился

над дверью моей комнаты – / Взгромоздился на бюст Паллады прямо над

дверью моей комнаты – / Взгромоздился и уселся (сел), и больше ничего.

Потом, в то время как эта эбеновая (подразум.: черная) птица претворяла

[плутовством] мое печальное настроение в улыбку / Серьезной и суровой

благопристойностью своего вида (букв.: выражения лица, которое она носила), /Я

сказал: "Хотя твой хохолок острижен и выбрит, ты, конечно, не трус, /

Страшно мрачный и древний Ворон, приблудившийся с ночного берега, / Скажи

мне, каким благородным именем ты зовешься (букв.: каково твое

благородное имя) на Плутоновом берегу Ночи!" / Ворон изрек: "Больше никогда".

Я был очень удивлен слышать столь явственно речь этой несуразной

птицы, / Хотя в ее ответе было мало смысла и был он (подразум.: ответ)

малоуместен; / Ибо мы не можем не признать, что ни один живущий (букв.: ни одно

живое человеческое существо) / Еще никогда [доселе] не был осчастливлен

созерцанием птицы [сидящей] над дверью его комнаты – / Птицы или твари

[сидящей] на изваянном бюсте над дверью его комнаты – / С таким именем,

как "Больше никогда".

Но Ворон, одиноко сидящий на невозмутимом бюсте, произнес лишь /

Одно это слово, как если бы излил он свою душу этим словом. / И

ничего больше не произнес он – и ни единым пером не пошевелил, / Пока я не

пробормотал (букв.: едва ли больше, чем пробормотал): "Другие друзья уже

исчезли (букв.: улетели) прежде – / Завтра он покинет меня, как улетели мои

Надежды прежде". / Тут птица сказала: "Больше никогда".

Вздрогнув оттого, что тишина была нарушена ответом, произнесенным

столь кстати, / Я сказал: "Несомненно, то, что он произносит – это его

единственный ресурс и запас (подразум.: это все, что он знает), /

Позаимствованный у какого-нибудь несчастного владельца [Ворона], за которым

немилосердная Беда / Гналась все быстрее и быстрее, пока в его песнях не остался

один припев – / Пока в погребальных песнях его Надежды не остался этот

мрачный припев / "Никогда – больше никогда".

Но Ворон все еще продолжал претворять мое печальное настроение в

улыбку; / [И] я выкатил мягкое кресло [поставив его] прямо перед птицей,

бюстом и дверью; / Затем, опустившись на бархат [кресла], я погрузился

в сплетение / Одной фантазии с другой, размышляя, что (подразум.: какой

смысл) эта зловещая птица незапамятных времен – / Что (подразум.: какой

смысл) эта мрачная, несуразная, ужасная, безобразная и зловещая птица

незапамятных времен / Вкладывала в карканье "Больше никогда".

Я сидел, поглощенный разгадыванием этого [слова], ни единым звуком

не выдавая (букв.: не выражая) [размышлений] / Птице, чей огненный взор

(букв.: чьи огненные глаза) прожигал теперь самую сердцевину моей души;

/ Я сидел, провидя это и иное, удобно откинув голову / На бархатную обивку

подушки, освещаемую сверху светильником (букв.: на которой

торжествовал свет лампы), / Но к бархатно-фиолетовой обивке, освещаемой сверху

светильником (букв.: на которой торжествовал свет лампы), / Она [уже] не

прижмется, ах, больше никогда!

Затем мне показалось, что воздух сгустился, сделался благовонным от

незримого кадила, / Которое раскачивали серафимы, чьи шаги звенели на

мягком (букв.: ворсистом) полу. / "Несчастный! – воскликнул я, – твой Бог

дал тебе – через этих ангелов послал тебе / Отсрочку – отсрочку и непентес

от твоих воспоминаний по Линор; / Испей, о испей сей добрый непентес и

позабудь свою утраченную Линор!" / Ворон изрек: "Больше никогда".

"Прорицатель, – сказал я, – порождение зла, – [но] все же прорицатель,

птица [ты] ль или демон! / Искуситель ли послал тебя, буря ли забросила на

этот берег (букв.: сюда на берег), / Одинокого (несчастного), но все еще

неустрашимого, на эту пустынную заколдованную землю – / В этот дом, объятый

Ужасом, – скажи мне честно, я умоляю – / Есть ли – есть ли бальзам в Галаа-

де? – скажи мне, скажи мне, я умоляю!" / Ворон изрек: "Больше никогда".

"Прорицатель, – сказал я, – порождение зла, – [но] все же прорицатель,

птица [ты] ль или демон! / Во имя Небес, которые простерлись над нами, во

имя Бога, которому мы оба поклоняемся – / Скажи этой (подразум.: моей)

душе, обремененной скорбью, – в далеком Эдеме / Обнимет ли она

святую деву, которую ангелы зовут Линор, / Обнимет ли необыкновенную и

лучезарную деву, которую ангелы зовут Линор" [?] / Ворон изрек: "Больше

никогда".

"Быть этому слову знаком нашего расставания, птица или изверг! –

вскричал я, вскакивая, – / Возвращайся в бурю и на Плутонов берег Ночи! (туда,

где буря и где Плутонов берег Ночи!) / Не оставляй ни единого черного пера,

как знака той лжи, что засвидетельствовала твоя душа! / Не нарушай моего

одиночества! (букв.: Оставь мое одиночество ненарушимым!) – покинь бюст

над моей дверью! / Вынь свой клюв из моего сердца, и убирайся прочь от