Хуана крепко сжала его в объятиях.

— Я так и думала, что тебе понравится. Я так рада. Это все наше, кариньо. Мы тут можем жить, сколько захотим. Ты и я. И все это. А больше никого и ничего.

Кейд настоял, чтобы они пообедали в ближайшем ресторанчике, невзирая на все протесты Хуаны, заверявшей, что она с удовольствием сама все дома приготовит. И только тогда, когда они вернулись домой, Кейд показал ей фотографии.

Они сидели на небольшом диванчике. Прямо перед ними была открытая застекленная дверь, ведущая в садик, откуда доносилось журчание фонтана.

Хуана почти ничего не говорила, пока не наткнулась на снимок, где Диас кричал на Франоко. Он почувствовал, что у нее буквально перехватило дыхание. Оставив другие фотографии, девушка прямо-таки впилась взглядом в жестокое лицо дикаря, вся гнусная суть которого столь выразительно запечатлелась на снимке.

— Он действительно так выглядит? — спросила она.

— Мне пришлось подловить момент, когда Диас утратил бдительность. Да, это Педро Диас. Не таков, каким он сам себя видит, и не таков, каким его видит большинство поклонников, а таков, каков есть.

Хуана, сузив глаза, пристально посмотрела на Кейда.

— Не хотела бы я, чтобы ты меня фотографировал, кариньо, — сказала она и, заметив его удивление, выдавила смешок. — Я шучу. Диасу это не понравится.

Она бросила фотографию на диванчик и поднялась.

— Идем в постельку, дорогой. Это наша первая ночь в нашем новом доме. Немаловажное событие.

— Но ты же не посмотрела фотографии самой корриды! Там тоже есть хорошие снимки.

— Ты все делаешь хорошо, я это знаю. Но все же идем в спальню, — она зазывно улыбнулась. — Или не хочешь?

Кейд тоже поднялся.

— Это будет обрядом инициации дома, — заявил он.

Обняв ее за плечи, он провел Хуану до двери. Здесь они на секунду задержались, чтобы выключить свет, после чего, ступая нога в ногу, поднялись по лестнице в спальню.

* * *

На следующее утро, за кофе, Кейд спросил Хуану, умеет ли она водить машину.

— Конечно, — ответила Хуана. — А почему ты спрашиваешь?

— Тебе нужна машина. Думаю, я смогу найти подержанную, но в хорошем состоянии.

Хуана с восторженным визгом бросилась на него и покрыла его лицо поцелуями.

— Эй! Ты меня задушишь, — завопил Кейд и, ухватив ее за талию, усадил себе на колени. — Так тебе понравилась идея насчет машины?

Хуана изобразила на лице восторг.

— Я всегда мечтала иметь свою машину.

— У тебя она будет.

— Но мы можем себе это позволить, кариньо? Дом, машина…

— Конечно же, можем. Ладно, мне пора идти. Вернусь часам к четырем. Надо многое сделать. Если понадоблюсь, я буду в лаборатории при фотомагазине Ольмедо. Нужно увеличить снимки. Хочу отослать их вечерним авиарейсом. Не будешь без меня скучать?

Она засмеялась.

— Конечно буду. Но я займусь домом. И приготовлю для тебя чудесный обед. Сегодня ты убедишься, какой я прекрасный повар.

Кейд извлек бумажник и положил на стол пачку купюр по пятьсот песо.

— Когда понадобится еще, спросишь. Эти можешь потратить на себя, Хуана. Купи там платье или еще что-нибудь. Отныне все, что у меня есть, — это наше, общее.

Он поцеловал ее на прощанье и поспешил на улицу, где его уже ждал Крил, сидя за рулем своего «понтиака». Кейд никогда в жизни не чувствовал себя более счастливым. Он был влюблен по уши и, как все влюбленные, хотел излить свое счастье на весь белый свет.

Он уселся рядом с Крилом, обменявшись с ним рукопожатием и улыбками. Когда «понтиак» выехал на улицу Реформ. Кейд сказал:

— Мне нужна ваша помощь, Адольфо. Во-первых, мне нужна машина. Можно тут у вас прикупить, к примеру «сандерберд»?

Эти слова произвели впечатление на Крила. Он немного поразмыслил и ответил:

— Думаю, это можно устроить, сеньор. У меня есть хорошие друзья, занимающиеся торговлей автомобилями.

— Мне она нужна сегодня к трем часам.

— Если я не смогу достать ее к этому времени, значит, вообще не смогу.

— Прекрасно, тогда займитесь. И второе: я хочу приобрести браслет… что-нибудь с бриллиантами. Что вы можете предложить?

Глаза Крила широко раскрылись. Он чуть не врезался в обгоняющее их такси. Последовал быстрый обмен жуткими непристойностями на испанском языке.

— Бриллианты? — переспросил Крил, когда таксист, отведя душу, умчался прочь. — Но, сеньор, бриллианты стоят кучу денег.

— Это не имеет значения, — ответил Кейд. — Так вы можете что-нибудь присоветовать?

— Да все можно устроить в этом городе, если есть деньги, — сказал Крил. — Браслет? Один мой друг работает с камнями. Положитесь на меня.

Он притормозил у дверей фотомагазина.

— Заедете за мной сюда к трем часам, — распорядился Кейд. — И помните: машина и браслет.

— Будет сделано, сеньор, — отрапортовал Крил, приподнимая свою панамскую шляпу.

Кейд ухмыльнулся.

— Хороший вы человек, Адольфо. Спасибо.

— Она прекрасна, — меланхолически заметил Крил. — А я практичен. Я рад услужить вам, но должен заметить, что золото со временем стирается.

Кейд рассмеялся и поспешил в магазин, где его уже ждал владелец — Томас Ольмедо.

В полтретьего Кейд отпечатал последний снимок и упаковал все в бандероль для Сэма Уонда. Он также тщательно подобрал фотографии, которые должны были понравиться Диасу, и упаковал их отдельно. Ольмедо пообещал отправить их со своим посыльным в «Отель де Торо».

В ожидании Крила Кейд сидел в конторке Ольмедо и от нечего делать развернул лежащую на столе утреннюю газету. Ему сразу бросилась в глаза фотография Барреды и текст под снимком:

«Мануэль Барреда, известный судовладелец, умер вчера утром от острого сердечного приступа. Сеньор Барреда восстанавливал здоровье после предыдущего сердечного приступа в роскошном отеле в Акапулько. Он…»

Газета выпала из рук Кейда. Он ощутил озноб и слабость. Этот человек был бы жив, если бы Хуана его не бросила. Он, Кейд, украл ее у покойника… Он был повинен в смерти.

Кейд позвонил Хуане, которая ответила не сразу.

— Ты читала сегодняшние газеты? — спросил Кейд.

— Кариньо! Я слишком занята, чтобы читать газеты. А что такое?

— У Барреды вчера утром был приступ. Он умер.

После паузы она сказала:

— В самом деле? У меня на кухне что-то закипает, я должна посмотреть. Ты будешь…

— Ты слышала, что я сказал? Барреда мертв! И мы тому причиной.

— Но, кариньо, он был стар и болен. Все старики умирают. С чего ты взял, что это мы тому виной. В чем дело? Ты, кажется, чем-то расстроен?

Кейд вытер пот со лба. На противоположной стене висела фотография девицы в бикини.

— А ты не расстроена?

— Ну, мне, конечно, очень жаль, но…

— Мы не должны были так с ним поступать, Хуана.

— Но когда-то же он должен был умереть, — резко ответила любовница. — Так что не переживай, дорогой. Мне надо идти, иначе наш прекрасный обед подгорит, — и она повесила трубку.

«Все мы когда-то должны умереть. Но не так же вот! — думал Кейд подавленно. — Ведь такое может случиться и со мной! Завтра, на следующее утро или на следующий год в ее жизни появится другой мужчина, и она с легкостью оставит меня и уйдет к нему. И будет иметь на то полное право».

Кейд ощутил приступ удушающего страха. После того, как он встретил Хуану, казалось немыслимым потерять ее. Чего он ждет? Что он ходит вокруг да около? Он любит ее. Он от нее без ума, и она от него тоже. Ясно, что надо жениться на ней, да побыстрее.

Чуть позже четырех часов Кейд притормозил у дверей своего дома на сверкающем алом «сандерберде».

Чуть позже шести они сидели рядышком в саду, близ террасы.

А между четырьмя и шестью гоняли на «сандерберде» по окраинам Мехико. Хуана водила автомобиль с поразительным мастерством. Она кричала от радости и осыпала Кейда поцелуями. То же повторилось уже в садике, когда он нацепил ей на руку браслет с бриллиантами — один из пяти, предложенных ему Крилом, стоимостью в двадцать тысяч долларов каждый.

В восемь часов вечера, обнаженные, они крепко сжимали друг друга в объятиях, глубоко и прерывисто дышали, стонали и кричали от наслаждения, и шум вечернего города оттенял эту симфонию любви.

В десять вечера за столиком со свечами наслаждались мексиканским праздничным блюдом — особым образом приготовленной индейкой, которую Хуана ухитрилась-таки приготовить в промежутках между оргазмами и слезами радости. После чего Хуана вопросительно посмотрела на Кейда. Глаза ее сияли, как звезды, на руке сверкал браслет.

— Ну и как тебе моя стряпня? Я — хорошая повариха?

— Ты восхитительна, дорогая, — ответил тронутый Кейд. — Все, что ты делаешь, восхитительно. Ты — лучшая в мире.

Она вскочила на ноги.

— Пусть все остается. Завтра уберу. Поехали, посмотрим пирамиду Луны. При лунном свете она смотрится великолепно — это то, что нам сейчас нужно.

Через полчаса быстрой езды они были уже в Сан-Хуане-Теотиуакане, древнем городе, извлеченном археологами из небытия. Этот комплекс внушающих благоговение руин протянулся на целых двадцать миль.

У подножия гигантской пирамиды Луны, самого древнего строения долины, рядом с фигурой коленопреклоненной женщины, которая, по гипотезам археологов, была богиней воды, Кейд сделал Хуане предложение.

Он сознавал, что трудно придумать более романтический и драматический фон для того, чтобы бросить вызов будущему и провозгласить свое притязание на счастье.

— Ты уверен, что этого хочешь? — спросила Хуана, сжимая его руки. — Ни один мужчина до этого не желал навсегда связать свою жизнь с моей. Никто не просил меня стать его женой. Я-то этого хочу, но хочешь ли ты? Я и так тебя буду любить. Ты уверен, что этого хочешь?