О Боже! Эти женщины! И, чувствуя, что иначе ее не угомонишь, пробубнил:

— Я, Крис Паттерсон, ответственно заявляю, что из всех женщин, с которыми я спал, Шейла Олдхилл самая восхитительная. Пойдет?

— Благодарю тебя, дорогой. — Шейла думала о том, что эти слова уже зафиксированы на пленке подслушивающего устройства в мини-«остине», подаренном миссис Морели-Джонсон Бромхеду. — Мне очень хотелось услышать это от тебя… а теперь поспи.

Паттерсон тут же уснул. Шейла полежала полчаса, затем встала, прошла в ванную, приняла душ. Она все время помнила о Бромхеде, сидящем в машине неподалеку от мотеля.

— Главное, не спеши, — инструктировал он ее, передавая микрофон. — Второго такого шанса может и не представиться.

Выходя из ванной, Шейла широко распахнула дверь, осветив спальню. Паттерсон тут же проснулся, сел.

— Ты чего вскочила?

— Принимала душ. — Обнаженная, она прошлась по комнате. Свет падал на нее сзади, и Паттерсон сразу же возбудился.

— Иди сюда.

— Крис… я хочу поговорить с тобой.

— Успеется… иди сюда.

Шейла накинула халат, заботливо предоставленный мотелем.

— Крис… ты представляешь, как это опасно? Вполне возможно, что больше нам встретиться не удастся.

— Что значит… опасно?

— Опасно для тебя.

— Перестань, Шейла. Ты имеешь в виду банк? Ерунда. В этом мотеле мы все равно что в сейфе. Никто ничего не скажет.

— Я имею в виду не банк, но миссис Морели-Джонсон.

— Ее-то чего опасаться? Я не понимаю тебя, Шейла.

— Она влюблена в тебя.

— Чепуха. Я знаю, что она неравнодушна к мужчинам. В свое время у нее были десятки любовников, но сейчас-то ей, слава Богу, семьдесят восемь! — Паттерсон рассмеялся. — Конечно, она смотрит на меня как на своего cказочного принца, но это ничего не значит… для меня. Я ей подыгрываю. Это входит в мои обязанности. Но скажу тебе честно: от ее девичьих ужимок меня тошнит. — Тут он понял, что, пожалуй, сболтнул лишнего. — Иди сюда, дорогая. Мы теряем время.

— Времени нам хватит. — Шейла подошла к кровати, села подальше от Паттерсона. Она не знала, хватит ли мощности микрофона, если она будет говорить с другого конца спальни. — Если она узнает о нашей связи, то очень обидится. Ты это понимаешь, Крис?

— Как она узнает? Сейчас не время говорить об этом. — Он включил лампу на столике у кровати, приподнялся на локте, вгляделся в Шейлу. Лицо ее обратилось в маску, их опять разделил барьер. Причины он не находил, но встревожился. — В чем дело, Шейла?

— Я тебя не понимаю, — ответила та. — Я же видела тебя со старушкой. Неужели ты все время играешь? Ты такой милый… обаятельный… и вдруг я слышу, что тебя от нее тошнит.

— Ну почему мы должны сейчас говорить об этой глупой старухе? — взвился Паттерсон. — Иди сюда! Я тебя хочу!

— Ты думаешь, она глупа?

— А ты нет? — Паттерсон не на шутку рассердился. — Ты хочешь, чтобы я все разложил по полочкам? Ей семьдесят восемь, а она по-прежнему тщеславна, падка на лесть. Наполовину ослепла, но все еще пялится на молодых мужчин. Если это не глупость, то что же? Как это называется?

Шейла глубоко вздохнула. Если б она писала сценарий этого разговора, если б его писал Бромхед, едва ли они смогли бы предположить более удачный вариант.

Сидя в машине, Бромхед решил, что получил все необходимое. Щелкнул выключателем, завел мотор, трижды нажал на клаксон и поехал в «Плаза-Бич».

Услышав три гудка, Шейла встала. Первая часть сегодняшней операции успешно завершилась, пришла пора переходить ко второй, более сложной.

— Я голодна. Давай перекусим.

Шейла взяла пластиковый пакет, достала из него два аккуратных свертка.

Паттерсон молча наблюдал за ней. На душе у него было тревожно. Женщина эта внезапно стала бесстрастной, как статуя. И уже не верилось, что час назад она извивалась и стонала под ним, вскрикивая от удовольствия, а ее ногти впивались ему в спину.

Однако если она проголодалась… Времени у них предостаточно. Он взглянул на часы: без четверти восемь… Сначала поесть, потом потрахаться. Неплохая идея. Внезапно он почувствовал, что голоден как волк.

Шейла тем временем достала из холодильника бутылку «Шабли», которую привез Паттерсон. Пробку он выдернул заранее. Разлила вино по бокалам.

Паттерсон все еще лежал, следя за ней взглядом, сожалея лишь о том, что она все еще в халате.

— Сними его, Шейла, — попросил он. — Я хочу посмотреть на тебя.

— Потом. — Она развернула свертки, один протянула Паттерсону, второй, сев на краешек кровати, положила себе на колени. — Крис… ты видел завещание миссис Морели-Джонсон? — Она впилась зубами в сандвич с копченой семгой. — Тебе известна ее последняя воля… так это называется, не правда ли?

Он уже потянулся к сандвичу, но его рука зависла на полпути.

— Завещание? А чего ты о нем вспомнила?

— Я задала тебе простой вопрос. Неужели тебе трудно дать мне простой ответ, да или нет?

О Боже, как она отдалилась от него. Только тут Паттерсон осознал, что лежит совершенно голый. Чуть подвинулся, натянул на себя простыню. Интуитивно он уже понял, что любовных ласк сегодня больше не будет.

— Мне ничего не известно о ее завещании. Почему ты спрашиваешь?

— Деньги для тебя что-то да значат?

Паттерсон начал сердиться, ответил резко, отрывисто:

— Конечно, значат… а для тебя нет?

— Для меня тоже, — спокойно ответила Шейла. — Тогда тебе следует знать, что записано в ее завещании.

Лицо Паттерсона закаменело. Нелегко как-то говорить об этом, лежа на кровати голым. Он сел, прикрывшись до пояса простыней, пристально посмотрел на Шейлу.

Та спокойно ела сандвич, словно и не видела в происходящем ничего необычного.

— Шейла… к чему ты клонишь?

— Так ты не знаешь, что она оставляет кучу денег?

— Мне? — Паттерсон весь напрягся. — Кучу денег? Откуда тебе это известно?

Шейла доела один сандвич и принялась за второй.

— Она мне сказала.

— Сказала, что оставляет мне деньги? — Паттерсон не мог в это поверить. Шейла прожила у старушки лишь восемь дней. Старушка даже не намекала, что упомянула его в своем завещании… с какой стати говорить об этом новой компаньонке?

— Ты уверена, что узнала об этом от нее, Шейла?

— Иначе я не стала бы говорить об этом тебе. — Ее глаза подернулись туманом. — Или ты мне не веришь?

— Честно говоря… нет! — Теперь он знал наверняка, что на кровати делать ему больше нечего. Захотелось одеться. Голым он чувствовал себя не в своей тарелке. — Подожди минуту.

Завернувшись в простыню, Паттерсон схватил рубашку, трусы, брюки и скрылся в ванной.

Шейла отпила «Шабли», доела второй сандвич. Теперь, напомнила она себе, требуется предельная осторожность. Рыбка только клюнула, и она должна точно определить, когда будет проглочен и крючок.

Паттерсон вернулся из ванной. Сел на кровать, надел носки, туфли. Шейла молча наблюдала за ним.

— Ты не голоден, Крис? — спросила она, когда он завязал галстук и надел пиджак. — Сандвичи изумительные.

Он подозрительно взглянул на нее:

— Ты это серьезно? Она действительно сказала тебе, что оставляет мне много денег?

Шейла кивнула:

— Если ты мне не веришь… чего волноваться? Подожди, пока она умрет, и все узнаешь сам.

Паттерсон продолжал смотреть на нее, а в голове теснились мысли. Он, естественно, надеялся, что миссис Морели-Джонсон упомянет его в завещании. Оставит тысяч десять долларов. Но что значит — куча денег? У старушки пять миллионов. Они прекрасно ладили, так что она могла оставить ему и побольше. А деньги ему ой как нужны. Он бы оставил банк и стал независимым брокером. Именно начального капитала у него и не было…

— Неужели и вправду она так сказала? — Его голос дрогнул.

— Загляни в ее завещание. Тогда тебе не придется спрашивать меня, — спокойно ответила Шейла.

— В ее завещание? Это невозможно! Ты просто не знаешь, о чем говоришь. Оно хранится в правовом отделе. Я не могу заглянуть в него.

Шейла допила вино.

— Ты не веришь мне и не можешь заглянуть в завещание… Тогда не остается ничего другого, как ждать, не так ли?

Паттерсона прошиб пот. Теперь-то он знал, что не успокоится, пока не докопается до истины.

— И что она тебе сказала?

— После ее смерти ты будешь получать каждый год по сто тысяч долларов.

Паттерсон шумно выдохнул, пальцы его сжались в кулаки.

Невероятно! Целое состояние! Шейла, должно быть, ошиблась.

— Постой, Шейла. Ты, наверное, хотела сказать десять тысяч, не правда ли? Каждый год по десять тысяч?

Рыбка на крючке, с облегчением подумала Шейла.

— Нет, Крис. Я не ошиблась. Сто тысяч долларов… Это куча денег, не так ли? Ты, я полагаю, доволен. — Она встала, скинула с плеч халат и голая пошла к стулу, на котором лежала ее одежда. Паттерсон даже не посмотрел на нее. Он сидел, уставившись в ковер, думая совсем о другом. О Боже! Если это правда! Сто тысяч долларов ежегодно! Да он бросит эту чертову работу! Будет путешествовать! А какие у него будут машины! Ну и поразвлечется же он! Лондон! Париж! Рим! Везде его встретят с распростертыми объятиями!

Легкое похлопывание по плечу вырвало Паттерсона из мира грез. Шейла уже оделась.

— Ты не голоден? Ты ничего не ел. — Теперь она видела, чем отличаются Паттерсон и Джеральд. Если второй глуп, то первый — жаден.

Паттерсон встал.

— Шейла! Ты должна понять… для меня это важно. Ты ничего не путаешь? Она действительно сказала тебе об этом?

Не отвечая, Шейла двинулась к столику у кровати, отлепила микрофон, положила его в коробочку, ту — в сумку. Паттерсон, занятый своими мыслями, не заметил этих манипуляций.