— Привет, — сказал Дэвид.

Он улыбался так, что выглядел просто красивым, хотя что-то в изгибе его губ напоминало ей выражение его лица при их последней встрече. Невозможно было доверять ему, и все же…

— Иди сюда, сядь, — сказал он, протягивая к ней руки.

Как мог он быть тем человеком, которого она слышала за минуту до этого? Она попыталась сообразить, как бы его перехитрить и даже победить, позволила взять себя за руки и усадить на кровать. Освободив одну руку, он поправил подушку, сначала оперся о нее, потом вытянул ноги на кровати.

— Иди сюда, — уговаривал он, — я тебя не съем.

Шейла вдруг обнаружила, что сидит рядом с ним. Медленно он притянул ее, положил одну руку ей на грудь и прижал к себе. Его губы были около ее щеки. Она не видела его, но чувствовала его дыхание, теплое, шепчущее. И теперь он поверит в то, во что хочет поверить: что он выиграл ее согласие.

— Нет никакой нужды бороться… — Голос его был теплым, нежным, убедительным. — Ты очень привлекательная женщина. Ты должна сама это знать. И ты не так молода, чтобы не знать мужчин. Ты не такая женщина… Почему же ты не расслабишься? Расслабься и получи удовольствие от того, что ты со мной. У тебя такое тело, что и тебе, и мне будет хорошо, если ты расслабишься. Ну давай… расслабься, любовь моя, расслабься.

Самым невероятным было то, что она действительно стала расслабляться, и она почувствовала эту опасность в себе самой. Она должна была бороться с собой. Шейла остро ощущала ласковые движения его рук, но не хотела отодвигаться. Она так планировала, должна была так сделать, так сделает… Но ее как будто опоили, одурманили. То, как он говорил с ней раньше и как говорил с девушкой, которую называл «кузина», казалось, было из другой жизни, было в каком-то сне. Он слегка изменил позу, оставляя ей больше места, и поцеловал ее в ухо, потом в щеку. Шейла не могла понять себя, свое настроение, почти не понимала, что с ней происходит. Она хотела всего лишь, чтобы он поверил, что она ему поддается, и был не готов, когда она на него нападет. Но в ней действительно стало просыпаться желание.

Гибким движением тела он подвинулся так, что они лежали рядом, и она ощущала его руки, а затем вдруг он оказался на ней, странно легкий, и целовал ее губы, открывал их поцелуями, и она чувствовала давление его зубов на губах, потом на зубах.

В этот момент боль пронзила ее губу, все еще распухшую, и напомнила о его жестокости. Все желание в ней умерло и возобладал холодный ясный рассудок.

Он продолжал хрипло шептать, и руки его были сильными и твердыми, и она знала, что если начнет сейчас с ним бороться, то проиграет: он ее заставит подчиниться. Она должна была подождать, пока он уверится, что она согласна, что чувствует то же страстное желание.

Но, слава богу, желание в ней умерло.

Она чувствовала на себе тепло его ног и бедер.

— Я говорил тебе, — хрипловато продолжал он, — не надо бороться. Это замечательно быть вместе, замечательно, когда мужчина и женщина…

Она обхватила руками его шею и стиснула изо всей силы. После первого момента ошеломительной неподвижности, прежде чем он успел по-настоящему осознать, что она делает, она судорожно взметнулась и отбросила его полуобнаженное тело в сторону, продолжая держать его за шею. Он задыхался в агонии. Наполовину на постели, наполовину сброшенный с нее, он яростно глядел на Шейлу, но боль явно была слишком мучительной, и он не мог выговорить ни слова.

Она разжала руки. Он беспомощно соскользнул вниз, и она начала подниматься, чтобы сесть, стараясь отдышаться, едва понимая, что одолела его. Ее собственная голова гудела, она была в почти полном изнеможении, но времени у нее не было.

Слишком быстро она попыталась спустить ногу с постели.

Дэвид снова кинулся на нее со злобной яростью.

В этот момент она поняла, что все потеряно: она проиграла. Она увидела озверение в его глазах, злобно искривленный рот, почувствовала, как его пальцы обхватили ее горло с такой силой, какую ей было не одолеть, не разжать.

Он шептал свистящим голосом:

— Я тебе покажу, сука.

В этот момент Шейла увидела за его лицом другое лицо — большое, решительное, твердое.

Она увидела, как руки этого человека сомкнулись на шее Дэвида. Дэвид хотел схватиться за цепочку, которая болталась у него на шее, его пальцы уже коснулись ее… Но его голову дернули назад и его буквально подняли с девушки. Хотя у нее в глазах стоял туман, она увидела, как Доулиш вытащил из кармана кусачки и раскусил цепочку. Легкая цепочка упала с шеи Дэвида, и Доулиш ее подхватил. Дэвид кинулся в атаку, но Доулиш нанес ему удар такой силы, что тот отлетел через всю комнату, ударился о стену и свалился на пол.

Доулиш, такой громадный, посмотрел на Шейлу и улыбнулся. Он даже не задыхался. Подняв с пола ее разорванное платье, он легко накинул его на нее, сказав:

— Простите, что я так затянул дело, но я должен был твердо знать, что Дэвид не заметит, когда я войду, а то он подул бы в свою трубу и убил сотню людей. Теперь он этого не сможет сделать.

— Но я смогу, — произнес кто-то от двери. — Не двигайтесь, Доулиш. Не двигайтесь, мисс Бернс.

Шейла не могла узнать человека в дверях, но Доулиш узнал и обыденным голосом, к которому она уже привыкла, проговорил:

— Мисс Бернс, не думаю, что вы встречались с сэром Робертом Марлином, министром без портфеля в нашем правительстве. Заходите, Боб, — гостеприимно продолжал он. — Я вас ждал. Да, совсем забыл… — Доулиш обернулся к Шейле: — Его другое имя — Коллис, он и устроил все это.

20

Коллис

Сэр Роберт Марлин сделал шаг назад, из-за его спины появились два других человека: тот, что испытывал образцы бумаги, и тот, что следил за печатной машиной. На Марлине был темный костюм, и выглядел он безупречно, как в своем кабинете. Он был бледен и красив красотой аскета, слегка приправленной высокомерием. Жужжание продолжалось, но ровного гула машины уже не было слышно.

Ни у кого из трех мужчин не было пистолетов.

— Следите за ним, — резко произнес Марлин. — Он достаточно глуп, чтобы выкинуть что угодно. Не рискуйте бессмысленно, Доулиш. Вам, возможно, все равно, будете вы жить или умрете, но если вас убьют, вы захватите с собой не меньше тысячи человек.

— Тогда, конечно, я умирать не должен, — серьезно проговорил Доулиш.

За его спиной Шейла постаралась подняться повыше на подушке и натянуть на себя платье. Дэвид неподвижно лежал на полу. Голова его была наклонена под странным углом, как если бы Доулиш сломал ему шею. Двое мужчин переступили за порог комнаты, и Марлин стал храбрее. Он тоже вошел, так что мужчины оказались у него по бокам. В руке он держал маленький прибор, похожий на небольшой транзисторный радиоприемник, но у Доулиша не было сомнений, что это такое.

— Одно прикосновение к нужной кнопке, — сказал Марлин, поднимая прибор, — и произойдет передача, которая убьет всех, не имеющих защиты, в довольно большом радиусе. Не забывайте этого, Доулиш.

— Главное в том, что с вами покончено раз и навсегда, — скучающим тоном ответил Доулиш.

— Вы ошибаетесь, все как раз наоборот, — проговорил Марлин, но в голосе его чувствовалось сомнение. — С вами покончено, Доулиш. А я буду жить дальше и делать то, что хочу и сколько хочу.

— Не будете, раз в Ярде узнают правду, а если я умру, они ее узнают, — сказал Доулиш. — Я выстроил дело против вас, привел все косвенные доказательства, включая тот факт, что вы утаивали от меня жизненно важную информацию, факты, необходимые для расследования. У вас мог быть только один мотив: не допустить, чтобы я разобрался в деле.

Марлин поднял руки, и та, в которой он держал прибор, казалось, сжимала его судорожно, опасно.

— Они никогда вам не поверят.

— Они проверят улики, — проговорил Доулиш.

— Доулиш, если вы мне врете…

— Какой смысл мне врать? — нетерпеливо прервал его Доулиш. — Мне отсюда никоим образом не выйти, мне нечем с вами торговаться. Что бы я ни сказал моим начальникам в Ярде, с вашей точки зрения, мне лучше умереть.

Наступило молчание, в котором слышны были только дыхание мужчин и первое движение Шейлы. Один из них повернулся к ней.

— Не трогайте мисс Бернс, Джордж, — резко произнес Доулиш.

Мужчина резко обернулся к нему:

— Кто сказал вам, что меня зовут Джордж?

— В управлении компании «Совершенная бумага», — ответил Доулиш. — Вы что же, здесь главный печатник, так ведь?

— Доулиш, — суровым голосом начал Марлин. — Я слишком давно вас знаю, чтобы поверить хоть единому вашему слову. На этот раз не удастся ни сблефовать, ни выбраться отсюда. Вам нечего было написать обо мне в вашем докладе.

— Не говорите глупости, — ответил Доулиш. — Вы всегда были в списке подозреваемых. Разве вы этого не знаете? Кто еще имел такую возможность узнавать секреты одной страны за другой? Кто, как не наш специальный представитель в ООН, которому полностью доверяли делегаты всех стран?

— Да кто угодно в ООН! — воскликнул Марлин.

— О нет, — сказал Доулиш. — Только не тот, кто был до вас, потому что неприятности начались потом. Существует всего двенадцать подозреваемых, каждого подробно проверят, и все, кроме вас, окажутся обеленными.

— Что значит обеленными?.. Кем?

— «Врагами преступности», — ответил Доулиш. — Разве вы забыли, что в мои обязанности входит представлять Британию в этой организации и что я ежедневно, ежечасно связываюсь с полицией всех стран мира?

— Мной вы не занимались! — напряженно проговорил Марлин.

— Конечно, занимался. В числе других, — подтвердил Доулиш. — Очень тихо и постепенно, уже довольно давно. Не много потребовалось времени, чтобы обнаружить ваши связи здесь. Кто-то должен был следить за Тэвноттом, и кто сделал бы это лучше, чем Хортон, старый друг семьи? Думаю, вы воображали, будто подозрение падет на него, а не на вас. Думаю также, что вы были готовы вывезти Хортона из страны, если бы он попал под подозрение, но в конце концов не рискнули сделать это.