Вечером позвонил мистер Джеймисон, и мы все ему рассказали. Но он остудил наш пыл, трезво рассудив, что Хэлси пока невозможно найти. Ведь с момента нападения на него прошло три дня, товарные вагоны могли оказаться разбросанными по всей стране. Но он заверил нас, что мы не должны терять надежды и что новость, которую мы ему сообщили, очень важна. А тем временем в этом злосчастном доме события развивались с молниеносной быстротой.

Мы испытывали разные чувства: радости, тревоги, на все лады пересказывали новость.

Тот день прошел мирно. А ночью вдруг заболела Лидди. Услышав стоны, я вошла в ее комнату и увидела, что она лежит с бутылкой горячей воды на щеке, которая страшно раздулась.

— Зуб болит? — спросила я не слишком участливо. — Ты сама виновата. Женщина в таком возрасте предпочитает ходить с обнаженным нервом и боится вырвать зуб! Всего одна минута, и больного зуба нет.

— Повеситься тоже можно за одну минуту, — возразила Лидди, прижимая к зубу бутылку. Я стала искать вату и настойку опиума.

— У вас у самой есть такой же зуб, мисс Рэчел, — хныкала Лидди. — И я уверена, что доктор Бойл не раз предлагал вам его удалить.

Однако настойка опиума куда-то подевалась, и Лидди устроила скандал, когда я предложила использовать карболовую кислоту, напомнив мне, что однажды я слишком сильно намочила ватку и сожгла ей десну. Это не было так уж ужасно. Правда, в течение нескольких дней она должна была есть только жидкую пищу, но доктор сказал, что это даже полезно для желудка. Тем не менее от кислоты она отказалась и продолжала стонать, не давая мне возможности заснуть. Наконец я встала и пошла к Гертруде через дверь, которая соединяла ее спальню с моей. К моему удивлению, ее дверь оказалась запертой.

Тогда я вышла в коридор и прошла через другую дверь. Спальня была пуста, кровать разобрана. Ночная рубашка и халат Гертруды лежали наготове в соседней комнате, но ее самой нигде не было. Она даже не раздевалась.

Не могу даже сказать, какие ужасные мысли возникли в моей голове, пока я стояла там. Через дверь я слышала, как стонет Лидди. Теперь она подвывала, очевидно, боль усилилась. Я автоматически взяла настойку опиума и отправилась к ней.

Прошло целых полчаса, пока Лидди успокоилась. Время от времени я подходила к двери, ведущей в коридор, и выглядывала, но не видела и не слышала ничего подозрительного. Когда Лидди задремала, я подошла к треклятой винтовой лестнице и посмотрела вниз. У подножия лестницы спокойно похрапывал детектив Винтерс. Вдруг где-то вдали послышалось характерное, знакомое постукивание, которое в свое время разбудило Луизу и заставило ее спуститься по винтовой лестнице. Это было две недели назад. Сейчас стучали где-то наверху, очень тихо, три-четыре постукивания, пауза, потом снова стук, очень приглушенный, будто арестант передавал какое-то сообщение азбукой Морзе.

Посапывание мистера Винтерса действовало успокаивающе. Зная, что я в любое время смогу позвать его, если понадобится помощь, я не стала его будить. Какое-то время я стояла в оцепенении, слушая отдаленный стук. Странные вещи рассказывала Лидди о привидении, — я не суеверна, хотя среди ночи возникают всякие мысли, особенно в темноте, — и я стала вспоминать о них. Было очень темно и ничего не видно. Я стояла и прислушивалась, дрожь охватила меня. Вдруг совсем рядом раздался какой-то звук, очень тихий, нечто неопределенное. Потом опять тишина. Детектив пошевелился, хмыкнул, и снова воцарилась гнетущая тишина. Я стояла, не шевелясь, почти не дыша.

Потом поняла, что не ошиблась. Кто-то тихонько шел по коридору, прошел мимо лестницы в мою сторону. Я прислонилась к стене, у меня подогнулись колени. Шаги приближались. И тут я подумала о Гертруде. Ну, конечно, это Гертруда. Я вытянула вперед руку. Никого не было. У меня сперло дыхание, я едва могла произнести: «Гертруда!»

— Боже мой! — услышала я рядом мужской голос и почувствовала, что теряю сознание. Кто-то подхватил меня. Тошнота подступила к горлу. Больше ничего не помню.

Когда я пришла в себя, начало светать. Я лежала на кровати в комнате Луизы. Херувимы с расписного потолка смотрели на меня. Я была очень слаба, голова кружилась. Собравшись с силами, я встала и подошла к двери. Внизу, у подножия винтовой лестницы, все еще похрапывал Винтерс. Едва держась на ногах, я кое-как добралась до своей комнаты. Дверь в спальню Гертруды была не заперта. Гертруда спала, как уставший младенец. А в моем будуаре Лидди держала у щеки холодную бутылку и что-то бормотала во сне.

— Не на всех можно надеть наручники, — вдруг внятно сказала она.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Впервые за многие годы я осталась в постели. Лидди ужасно испугалась. С ней чуть не случилась истерика. Сразу же после завтрака она послала за доктором Стюартом. Гертруда провела утро со мной. Она что-то читала мне, сейчас уже не помню. Я была слишком занята своими мыслями, чтобы слушать. Детективам, однако, я ничего не рассказала. Лишь к мистеру Джеймисону я испытывала доверие и могла с ним откровенничать.

Господи, что же за ночи я переживала в этом доме, полном тайн, смертей, стуков, взломов, шагов в темноте, незнакомцев, подглядывающих в окна, поджигающих строения, пугающих прислугу до разрыва сердца! День и ночь нас охраняли, но все было напрасно: по дороге в имение, на веранде, на чертовой винтовой лестнице нас подстерегала смертельная опасность…

И еще одно. Человек, с которым я встретилась в темноте, испугался не меньше меня, а голос его показался мне удивительно знакомым. Все утро, пока Гертруда читала мне вслух, а Лидди ждала врача, я напряженно думала, чей же это голос, но так и не могла догадаться.

И еще я спрашивала себя: как отсутствие Гертруды в спальне связано со всем случившимся и связано ли вообще? Возможно, она услышала постукивание раньше меня и вышла на разведку. Но в этот день меня почему-то обуяла моральная трусость, и я не осмелилась спросить ее.

Странно, но то, что случилось ночью, немного отвлекло меня. Я стала меньше думать о Хэлси и о том, что рассказал нам бродяга. День тянулся очень долго, все мы прислушивались к телефону. Вскоре после ленча приехал доктор Уолкер и попросил, чтобы я вышла к нему.

— Спустись вниз, — сказала я Гертруде, — и скажи ему, что меня нет. Только ни в коем случае не говори, что я больна. Узнай, чего он хочет, а потом прикажи прислуге, чтобы его ни в коем случае не впускали в дом. Я ненавижу этого человека.

Гертруда вскоре вернулась. Лицо ее горело.

— Он требовал, чтобы мы немедленно убирались отсюда. Сказал, что Луиза Армстронг поправляется и желает жить только здесь.

— И что ты ему ответила?

— Что нам очень жаль, но мы пока не можем уехать из Солнечного. Однако будем рады принять у себя Луизу. Он чуть не убил меня взглядом. Потом спросил, можем ли мы рекомендовать Элизу как хорошую кухарку. К нему сейчас приехал пациент из другого города. Он расширяет свое дело. Так он объяснил.

— Желаю ему счастья с Элизой, — сказала я ехидно. — А про Хэлси он спрашивал?

— Да. Я сообщила ему, что прошлой ночью мы отыскали его след, и теперь это только вопрос времени. Он буркнул, что очень рад, хотя радости на его лице видно не было, но добавил, что нам не следует быть такими оптимистами на сей счет.

— Знаешь, что я думаю? Доктор Уолкер что-то знает о Хэлси. Не исключено, что он организовал и аварию, и нападение. И это врач, дававший клятву Гиппократа! — от гнева у меня перехватило дыхание.

В этот день произошло несколько удививших меня событий. Примерно в три часа со станции Казанова позвонил мистер Джеймисон, и Уорнер на машине поехал его встречать. Я встала с постели, быстро оделась и пригласила детектива к себе в комнату.

— Есть новости? — спросила я, когда он вошел. Он старался выглядеть веселым, но это ему не удавалось. Он был весь какой-то запыленный, серый от усталости. Было заметно, что ему некогда даже привести себя в порядок, хотя обычно он отличался аккуратностью.

— Скоро все выяснится, мисс Иннес, — сказал он, потирая небритый подбородок. — Я приехал к вам по довольно странному делу, о чем расскажу позднее. А сейчас хочу задать вам несколько вопросов. Кто-нибудь приходил вчера чинить телефон? Проверять провода на крыше?

— Да, — быстро ответила_ я. — Но о телефоне электрик ничего не говорил. Сказал, что пожар мог начаться из-за проводки. Я сама поднялась с ним наверх, но он ничего не делал, только посмотрел.

— Вот и хорошо! — Он похлопал меня несколько раз по руке. — Не впускайте в дом никого, кому не верите, а верить никому не надо. Не все, кто носят резиновые перчатки, могут быть электриками.

Он отказался что-либо объяснять, но достал из своего бумажника листок бумаги и аккуратно развернул его.

— Послушайте. Вы уже слышали это, только тогда не восприняли всерьез. Но в связи с тем, что произошло, я хочу, чтобы вы еще раз прочли. Вы умная женщина, я уверен в этом, мисс Иннес. Также уверен, что в этом доме есть нечто такое, что кому-то очень хочется заполучить.

Это была та самая записка, которую он нашел в вещах Арнольда Армстронга, и я снова прочла ее:

«Изменив планы… камина, можно было бы это сделать. Наилучший способ, по моему мнению, был бы… план для… в одной из… комнат… труба».

— Кажется, понимаю, — медленно произнесла я. — Кто-то ищет здесь тайник, и наши непрошеные гости…

— И дырки в штукатурке… И характерные простукивания стен…

— Да, да, именно этим и занимались! Они или он… — воскликнула я.

— Или она.

— Она? — переспросила я.

— Мисс Иннес, — сказал детектив, вставая, — полагаю, где-то в стенах этого дома спрятаны деньги или хотя бы часть денег, украденных в Торговом банке. И я уверен, что молодой доктор Уолкер, приехав из Калифорнии, уже знал об этом. Когда ему не удалось выселить вас отсюда и поселить здесь миссис Армстронг с дочерью, он или его сообщник попытались проникнуть в дом. И дважды им это удалось.