— А вы, конечно, знали его сына Людовика?

— Разумеется, — спокойно ответил Марк, — правда, не очень близко. Я учился в Итоне, а он — в Винчестерском колледже. Он готовился к дипломатической карьере, а я оставил Оксфорд ради анатомического театра. Стал, по выражению деда, «деклассированным элементом». — Марк взглянул на Аллейна и добавил с усмешкой: — Как, впрочем, и вы, сэр, по мнению деда. Разве вы не ушли от него к лорду Тренчарду, поменяв дипломатическую службу на полицию?

— Можно выразиться и так, хотя для меня это звучит гораздо более лестно, чем для обоих начальников. А молодой Финн, кстати, работал под началом вашего деда в Зломце, верно?

— Да, — ответил Марк и, чувствуя, что надо что-то добавить, продолжил: — Мой дед был истинным «патриотом Долины», как здесь говорят. Как человек старой закалки, он предпочитал окружать себя уроженцами здешних мест и доверял только им. Когда Викки Финн поступил на дипломатическую службу, дед добился его перевода в Зломце, чтобы устроить там некое подобие Суивнингса. Господи Боже! — воскликнул Марк. — Я вовсе не имел в виду, что…

— Вы, наверное, вспомнили, что молодой Финн пустил там себе пулю в лоб.

— Вы знали об этом?

— Наверное, для вашего деда это было ужасным ударом.

Марк поджал губы и отвернулся.

— Разумеется, — сказал он и, вытащив портсигар, достал сигарету, продолжая стоять спиной к Аллейну. Чиркнула спичка, и Фокс откашлялся.

— Мне кажется, что мемуары сэра Гарольда следует опубликовать, — сказал Аллейн.

— Это мистер Финн вам сказал? — спросил Марк.

— А с чего вдруг мне должен об этом говорить мистер Октавиус Финн? — удивился Аллейн.

После долгого молчания Марк наконец произнес:

— Прошу меня извинить, но я категорически отказываюсь отвечать на дальнейшие вопросы.

— Это — ваше право, однако вряд ли это разумно.

— В конце концов, — заявил Марк, — это мне решать. Вы не станете возражать, если я съезжу за лекарствами?

Аллейн секунду помедлил.

— Конечно, нет! — заверил он. — Всего хорошего, доктор Лакландер.

Марк еще раз извинился и, бросив на детективов встревоженный взгляд, удалился.

— Дружище Фокс, — обратился Аллейн к напарнику, — мы еще успеем поспать пару часов в «Мальчишке и осле», но прежде я хочу, чтобы ты отвлекся от мыслей о местной медсестре и взглянул на нижний левый ящик стола полковника Картаретта.

Фокс удивленно поднял брови, подошел к столу и, надев очки, опустился на колени перед ящиком.

— Замок взломан, — сообщил он. — Причем совсем недавно.

— Совершенно верно. На полу валяются щепки. А в самом ящике лежит отломившийся кончик ножа для разрезания бумаг. Замок взламывали второпях и непрофессионально. Мы опечатаем кабинет и пришлем сюда завтра экспертов сделать снимки и снять отпечатки. Образцы для сравнения сестры Кеттл, мистера Финна и доктора Лакландера будут на подписанных ими показаниях. Нужно срочно забрать бокалы, которыми пользовались Лакландеры и миссис Картаретт, и запереть их здесь. Если понадобятся еще чьи-то отпечатки, мы раздобудем их утром. — Он вытащил из кармана платок и развернул его, вытаскивая дешевые очки. — А перед тем как отправиться спать, мы выясним, не оставил ли своих отпечатков на этих непрезентабельных очках мистер Данберри-Финн. А утром, если ты будешь себя хорошо вести, я расскажу тебе печальную и поучительную историю о молодом Людовике Финне.

3

Китти Картаретт лежала в большой старинной кровати. Выйдя замуж, она сначала пожелала, чтобы ее обили стеганым бархатом персикового цвета, но быстро сообразила, что это расценят как безвкусицу. Желая зарекомендовать себя среди окружения с наилучшей стороны, она отказалась от этой идеи, но туалетный столик, стулья и светильники все-таки выбрала на свой вкус. Теперь она с печалью разглядывала обстановку, и со стороны этот взгляд можно было вполне принять за прощальный. Повернувшись на кровати, Китти увидела свое отражение в длинном зеркале. Из-под шелковой розовой простыни выглядывало опухшее от слез лицо.

— Как же ужасно я выгляжу! — пробормотала она и сообразила, что лежит на месте, где обычно спал ее муж. Она зябко поежилась, но среди соседей вряд ли бы кто расценил это как проявление скорби по любимому мужу. В свое время леди Лакландер даже заметила, что Китти Картаретт относилась к той редкой породе женщин, которым на протяжении всей жизни не доводилось испытывать особой привязанности ни к кому на свете. Даже сейчас леди Лакландер вряд ли бы смогла объяснить, почему Китти плакала. Она бы скорее предположила, что это результат нервного потрясения, а вовсе не ощущение одиночества, которое Китти вдруг почувствовала особенно остро.

В дверь постучались, и Китти вздрогнула от неожиданности. Морис со своей старомодной деликатностью всегда стучался, прежде чем войти.

— Кто там? — спросила она.

Дверь открылась, и вошла Роуз. В муслиновом халате и с заплетенными в косу волосами она походила на школьницу. Глаза у нее тоже покраснели и распухли от слез, но даже это — с досадой отметила Китти — ничуть не портило ее очарования. Китти подумала, что ей следовало уделить Роуз побольше внимания, но потом решила, что у нее сейчас и так хватает забот.

— Китти, надеюсь, ты не против, что я заглянула. Я никак не могла уснуть, вышла в коридор и заметила у тебя под дверью свет. Марк поехал в Чайнинг за снотворным, может, и тебе нужно таблетку?

— Спасибо, но у меня есть все, что нужно. Все разошлись?

— Леди Лакландер и Джордж уехали, Окки Финн, кажется, тоже ушел. Сказать Марку, чтобы заглянул к тебе?

— Зачем?

— Он может помочь чем-нибудь, — ответила Роуз дрожащим голосом. — Мне, во всяком случае, при нем становится легче.

— Еще бы! — сухо заметила Китти, и Роуз слегка покраснела. — Со мной все в порядке, но я признательна за заботу. А что полицейские? Все еще хозяйничают в кабинете как у себя дома?

— Думаю, что они уже ушли. Но они ведут себя на редкость тактично, Китти. Хорошо, что мистер Аллейн — настоящий джентльмен.

— Еще бы! — снова повторила Китти. — Не волнуйся, Роуз, я все понимаю.

Она говорила доброжелательно, но давала понять, что хочет остаться одна. Роуз, поколебавшись, все же сказала:

— Китти, пока я ждала возвращения Марка, я стала думать. О будущем.

— О будущем? — переспросила Китти, не сводя с нее глаз. — Мне казалось, что и настоящего более чем достаточно.

— О настоящем я не могу сейчас думать! — моментально отреагировала Роуз. — Думать о папе слишком больно! Но я вдруг сообразила, как нелегко тебе придется в будущем. Может, ты не в курсе… не знаю, говорил ли тебе папа…

— Ах да, — безучастно произнесла Китти. — Я знаю, он мне говорил. Твой отец был чрезвычайно щепетилен в денежных вопросах. — Она подняла глаза на девушку. — Не волнуйся, Роуз, все в порядке. Я справлюсь. Я и так ни на что не рассчитывала. Таким, как я, рассчитывать ни на что не приходится, — хмуро добавила она.

— Но я хотела тебе сказать, чтобы ты не переживала. Во всяком случае, из-за денег. Сейчас об этом трудно говорить, и нам, наверное, надо привыкнуть к тому, что произошло, но я искренне хочу помочь. — Роуз сначала говорила быстро, но потом начала лепетать и запинаться. Как будто от нервного напряжения она впала в состояние, близкое к опьянению. Природная сдержанность, казалось, ее оставила и уступила место желанию излить свои чувства первому встречному. Сейчас на месте такого человека оказалась мачеха. — Как бы то ни было, — продолжала она, нервно сцепляя пальцы, — я все равно должна тебе сказать. Дело в том, что я не задержусь в нашем доме надолго. Мы с Марком собираемся обручиться.

Китти взглянула на нее и, помедлив, ответила:

— Но это же чудесно! И я искренне желаю тебе счастья. Но эта новость меня вовсе не удивила.

— Конечно, — согласилась Роуз. — Я допускаю, что скрывать свои чувства нам не очень-то удавалось. — Ее голос задрожал, и глаза наполнились слезами. — Папа знал!

— Да, — подтвердила Китти, слега улыбнувшись. — Я сама ему сказала.

— Ты?

Китти, казалось, только сейчас сообразила, что разговаривает с мачехой.

— Не обижайся, — сказала Китти. — Это вышло само собой. Я не могла не заметить.

— Но мы сами ему обо всем рассказали! — пролепетала Роуз.

— И как он отреагировал? Послушай, Роуз, — продолжила Китти устало, но доброжелательно, — к чему ходить вокруг да около? Я знаю про мемуары старого Лакландера.

Роуз недовольно поморщилась:

— Я совсем про это не думала! Это ничего не меняет!

— Не меняет, — согласилась Китти, — особенно теперь. Что там такое?

Роуз подняла голову.

— Мне кажется, я слышу голос Марка, — ответила она и направилась к двери.

— Роуз! — громко окликнула ее Китти, и та остановилась. — Я знаю, что это не мое дело, но сейчас ты совершенно разбита. Как мы все. Не нужно принимать поспешных решений. И «гнать лошадей», как выразился бы твой отец.

Роуз с изумлением на нее посмотрела:

— Я не понимаю, что ты хочешь сказать. Каких «лошадей»?

Она открыла дверь, и на ее пальцы легла холеная мужская рука.

— Это я! — раздался голос Марка. — Мне можно войти?

Роуз взглянула на Китти, которая, помедлив, ответила:

— Ну конечно! Входите, Марк.

Он действительно был на редкость красивым мужчиной: высоким, смуглым, с волевым ртом и решительным подбородком, что придавало ему властный вид, столь неотразимый для женщин. Марк стоял, держа за руку Роуз и глядя на Китти. Они действительно были великолепной парой.

— Я услышал ваши голоса и решил заглянуть. Я могу чем-то помочь? Я привез кое-какие лекарства для Роуз, чтобы она могла уснуть. Если хотите, я с удовольствием с вами поделюсь.