В отличие от холодного воздуха спальни в прихожей было жарко, Джефф сразу вспотел. Ему захотелось выпить, и он вспомнил, что в доме была бутылка шотландского виски.

Он прошел в гостиную и включил свет. Достал едва начатую бутылку, быстро немного выпил, положил бутылку в портплед. В этот момент с улицы послышались какие-то голоса.

Поспешно застегнув «молнию» портпледа, он подошел к окну и посмотрел сквозь ставни. То, что он увидел, заставило его оцепенеть от страха.

В неверном свете уличного фонаря рядом стояли невеста Хоума и полицейский и рассматривали дом.

Девушка указывала на окно гостиной, и Джефф понял, что они увидели свет, пробивающийся сквозь ставни. Она что-то взволнованно объясняла, делая левой рукой какие-то непонятные жесты, а правой продолжала показывать на окно.

Полицейский чуть наклонился в ее сторону, его палец был засунут под ремень портупеи, он смотрел попеременно то на дом, то на девушку.

Джефф наблюдал за ними, сердце неистово стучало.

Какое-то время девушка продолжала показывать на окно, говорить, но Джефф, наблюдая за полицейским, понял, что она не сумела убедить его. Стало немного легче дышать. В поведении полицейского не было ничего удивительного. Девушка настаивала, чтобы он обыскал дом, принадлежавший американцу, а полицейский боялся возможных международных осложнений и связанных с этим для него неприятностей.

Неожиданно полицейский круто повернулся к девушке, быстро заговорил. Джефф слышал его хриплый рассерженный голос, но не имел представления, о чем шла речь.

Его слова, однако, произвели на девушку сильное впечатление. Она выглядела испуганной, по ее извиняющимся жестам нетрудно было понять, что она пытается оправдаться. Полицейский продолжал бранить девушку, последовала новая вспышка ругательств, после чего он велел ей убираться.

Она снова посмотрела на дом, повернулась, неохотно побрела прочь. Полицейский задумчиво теребил ремешок своей каски, провожая ее сердитыми взглядами.

У Джеффа вырвался вздох облегчения. Он видел, как полицейский вытащил записную книжку, что-то старательно записал. Делая запись, он стоял на краю тротуара и внимательно осматривал здание.

Интересно, что делала Нхан? Прошло уже больше двадцати минут, как он оставил ее. Он надеялся, что она сохранит самообладание и не выдаст себя. Долго еще эта проклятая обезьяна будет стоять тут и глазеть? Только бы он не вздумал пройти дальше по улице! Что будет, если он обнаружит «Крайслер» и сунется в него? Он так напугает Нхан, что она закатит истерику и станет ясно, что здесь что-то произошло.

Джефф был готов выскользнуть во двор через заднюю дверь, перелезть стену и по соседнему саду добраться до машины. Но в этот момент полицейскому, по-видимому, надоело разглядывать дом, он повернулся и, ссутулившись, побрел туда, куда только что ушла девушка, в противоположную от «Крайслера» сторону.

Джефф схватил портплед, погасил свет и выбежал в темноту сада. Он замкнул парадную дверь, осторожно подошел к калитке, осмотрелся. Джефф отворил калитку и бесшумно побежал к «Крайслеру».

Возле машины в напряженном ожидании стояла Нхан. Она увидела, как он выбежал из-за угла. Он знаком велел ей садиться в машину, но она стояла не двигаясь.

— Все в порядке, — сказал он, просовывая в машину портплед. — Прости, что так долго. Поехали, садись. Надо ехать.

— Я думала, что-то случилось, — дрожащим голосом проговорила Нхан, в то время как Джефф торопливо подталкивал ее в машину. — Стив, дорогой! Я боюсь! Если бы ты согласился пойти в полицию! Я уверена…

— Не надо начинать сначала! — перебил он, включая мотор. — Я знаю, что делаю. Я должен покинуть Вьетнам! — Он быстро поехал вдоль улицы, ведущей за пределы города. — Ты думаешь, можно рассчитывать на помощь Блэкки Ли? Ты знаешь его лучше меня. Не выдаст ли он меня полиции?

Она пожала плечами.

— Не знаю. Я плохо знаю его.

Раздраженный, он подумал: «А знает ли она вообще что-нибудь? Это просто красивая безмозглая кукла! Проклятие! С таким же успехом можно советоваться с младенцем!»

И сразу же он почувствовал несправедливость своего обвинения. Разве не Нхан подыскала для него убежище и обещала возвратить машину Уэйду? Без нее ему пришлось бы совсем плохо.

Он положил на ее плечо руку, погладил ей шею.

— Подбодрись, детка. Все идет хорошо. Через пару месяцев в Гонконге мы будем смеяться над этим приключением.

— Нет, — сказала она. — Нам никогда не придется смеяться. Никогда.

Он вздрогнул. «Может быть, она и права», — подумал он. Больше всего он хотел бы, чтобы ее голос не звучал так, словно пришел конец света.

— Есть одна важная вещь, о которой я хотел предупредить тебя, Нхан. Когда все станет известно, Блэкки вспомнит, что эту ночь ты провела со мной. Он, возможно, станет расспрашивать тебя. Тебя могут даже вызвать в полицию. Ты должна говорить, что мы ездили к реке и проговорили там пару часов. Ты знаешь то место, куда мы часто ходим, возле старой полузатопленной джонки? Вот куда мы ходили. Около одиннадцати я отвез тебя домой и уехал. Запомнишь? В этой истории они ничего не смогут проверить.

Она кивнула. Ее пальцы теребили платок, и, искоса поглядев на нее, Джефф с ужасом подумал, насколько беспомощной будет выглядеть ее ложь. Никто ей не поверит.

— Ради Бога, Нхан, не позволяй им завести разговор о моем убежище, — настойчиво сказал он.

— Я никому не скажу ни слова! Никогда! — решительно и веско ответила Нхан. — Никто не заставит меня рассказать об этом!

— И еще одна вещь: ты никому не должна говорить про бриллианты, даже дедушке. Понимаешь?

— Да.

— Ты уверена, что он поможет?

— Он добрый и умный, он не захочет делать меня несчастной, — с гордостью сказала она. — Когда я скажу ему, что мы любим друг друга, он поможет тебе.

Джефф подумал с раздражением: «Если он такой умный, он поймет, что ты моя любовница, конечно, возненавидит меня и побежит в полицию».

Как бы прочтя его мысли, она тихо сказала:

— Надо будет объяснить ему, что мы вскоре собираемся пожениться. Когда мы приедем в Гонконг, будет лучше, если мы поженимся, правда, Стив?

Такие разговоры действовали Джеффу на нервы. После неудачной первой женитьбы он больше не думал серьезно о браке. Нхан полностью устраивала его как любовница, но мысль жениться на ней никогда не приходила ему в голову. Он продаст бриллианты, станет богатым, вернется в Америку. Вьетнамская танцовщица была бы там чертовской обузой, особенно если бы она стала его женой. Но, черт побери, еще будет время подумать об этом. Он пока еще не в Гонконге, а бриллианты не проданы.

Но он понимал, что его планы рухнут, если не сказать дедушке, что они собираются пожениться. Он непринужденно ответил:

— Ты права, Нхан. Ты скажешь ему это, а я сам объясню, какая со мной произошла неприятность. Ты просто скажешь, что мне нужно убежище, а я объясню почему. Понимаешь?

— Да. — Она прижалась к нему, положила на плечо головку. — Мне сейчас уже не так страшно. Может быть, все обойдется.

Она молчала, погрузившись в мечты. Джефф, снедаемый сомнениями, страхом, неуверенностью, следил за бегущей навстречу извилистой дорогой. Рисовые поля, странные сооружения на высоких сваях с тростниковыми крышами, буйволы, валявшиеся в жидкой грязи, мелькали в огнях стремительно несущегося «Крайслера».

Дня за четыре до того, как Джефф обнаружил бриллианты, трое крестьян в рабочей одежде, с лохмотьями, обмотанными вокруг головы для защиты от солнца, сидели полукругом на корточках перед маленьким смуглым человеком в шортах и рубахе цвета хаки, который, восседая на пне, что-то объяснял им. Этот человек незаметно появился из леса и прошел к полянке, защищенной от ветра. Трое крестьян, работавших в поле, незамедлительно приблизились к нему со смешанным чувством восхищения и страха. Они уже несколько раз видели его. Это был руководитель партизанского отряда. Увидев его, трое крестьян, ненавидевшие сайгонский режим и симпатизировавшие идеям Хо Ши Мина, уже знали, что у него была для них работа.

Маленький смуглый человек сказал им, что решено организовать небольшую демонстрацию силы в непосредственной близости от столицы. Необходимо было избежать ненужного риска. Это была всего лишь демонстрация, а не крупная операция, целью которой было потрясти самоуверенность сайгонских властей, для чего ее следовало провести недалеко от столицы. Ферма упомянутых крестьян располагалась на рисовом поле в полумиле от шоссе Сайгон — Бьен Хоа. Смуглый маленький человек напомнил им, что это самое удобное место для атаки полицейского поста на участке Бьен Хоа — Фудаумот. Необходимо вывести пост из строя вместе с охранявшими его полицейскими.

Операция назначалась на воскресенье, в пятнадцать минут первого ночи. Время было выбрано с таким учетом, чтобы на шоссе не было пешеходов и машин, которые могли бы пострадать во время операции.

Трое крестьян должны, совершив нападение, немедленно исчезнуть. Важно было точно запомнить время операции.

Съев поданную ему крестьянами чашку риса, партизан снова исчез в лесу, оставив перевязанный бечевкой мешок с шестью ручными гранатами.

Случилось так, что машина Джеффа подъехала к посту всего за несколько минут перед тем, как должно было произойти нападение.

Трое крестьян лежали в канаве в пятнадцати ярдах от поста. Они увидели приближающиеся огни и удивленно переглянулись, словно спрашивая друг друга, что им следует делать. Они лежали в мокрой канаве уже свыше получаса, и это был первый автомобиль, который они увидели за это время на дороге.

Трое полицейских, раскладывавших из спичек какие-то причудливые фигуры, также увидели приближающийся автомобиль и повскакивали на ноги. Один из них начал собирать спички, другие схватили винтовки.