В центре комнаты стоял старый письменный стол, покрытый толстым слоем пыли, и к нему был придвинут деревянный стул с прямой спинкой. Да на пыльной поверхности был виден узкий прямоугольный отпечаток – здесь вчера вечером стоял велосипедный фонарь; там, на этом деревянном стуле, сидел вчера Мартин Старберт, направив луч фонаря в сторону...

Дальше. В середине правой стены, почти сливаясь с ней, была видна дверца сейфа, или склепа, или как его там называли. Простая железная дверца шести футов в высоту и вдвое меньше в ширину, сплошь покрытая ржавчиной. Прямо под железной ручкой – какое-то приспособление, напоминающее плоский ящичек, с одной стороны которого торчал огромный ключ, а с другой – что-то вроде металлического клапана, прикрывающего небольшой выступ.

– А-а, значит, все правильно, – вдруг сказал доктор Фелл. – Я так и думал. Иначе было бы слишком просто.

– Что такое? – довольно раздраженно спросил шеф местной полиции.

Доктор протянул палку, указывая ею на дверцу.

– Предположим, грабитель захотел бы проникнуть в сейф при помощи ключа. При том, что замочная скважина находится на самом виду, ничего не было бы проще, чем снять слепок с замка и изготовить дубликат ключа; правда, дубликат получился бы весьма и весьма основательный. А вот при наличии этого приспособления в сейф уже никак не проникнешь, разве что взорвав стену динамитом.

– Что это за приспособление?

– Буквенный шифр. Я слышал, что такой существует. Идея ведь отнюдь не нова, как известно. Буквенный шифр был, например, у Меттерниха. Широко известны и слова Талейрана: «Ma porte qu'on peut ouvrir aves un mot, comme les quarante voleurs de Shehеrazade»[20]. Видите этот выступ? Он закрывается скользящей металлической планкой, под ней расположен диск набора, совсем как в современных сейфах, с той только разницей, что в нем вместо цифр располагаются двадцать шесть букв алфавита. Поворачивая эту ручку, вы набираете слово, то самое слово, на которое настроен механизм, и только после этого можно открыть сейф. Если не знать слова, то ключ совершенно бесполезен.

– Нужно еще, чтобы кому-нибудь захотелось открывать эту проклятую дверь, – проворчал сэр Бенджамен.

Снова наступила пауза. Всем стало не по себе. Пастор вытирал лоб носовым платком – верный признак неловкости и смущения – и рассматривал огромную кровать под балдахином, которая стояла у правой стены. Она до сих пор была застлана: на ней лежало траченное молью покрывало, а в головах – валик; сверху лохмотьями свисали остатки полога на почерневших медных кольцах. Возле кровати стоял ночной столик, на нем – свеча. Рэмпол поймал себя на том, что ему вспоминаются строчки из рукописи Энтони: «Я поправил свечу, надел ночной колпак и приготовился почитать в кровати, как вдруг заметил, что у меня в постели что-то шевелится...»

Американец торопливо отвел глаза. Что тут поделаешь, еще один человек жил и умер в этой комнате после Энтони. Дальше, за сейфом, стоял шкаф-секретер со стеклянными дверцами, а на шкафу – бюст Минервы и громадная Библия. Никто из них, за исключением доктора Фелла, не мог избавиться от ощущения, что они находятся в опасном месте, где нужно передвигаться с осторожностью и ничего нельзя трогать. Шеф местной полиции встряхнулся, взял себя в руки.

– Итак, – мрачно начал он, – мы прибыли на место. Но пусть меня повесят, если я знаю, что нужно делать дальше. На этом месте сидел бедняга Мартин. Сюда, на стол, он поставил свой фонарь. Никаких следов борьбы – ничего не разбито...

– Между прочим, – задумчиво проговорил доктор Фелл, – интересно бы узнать, открыт сейчас сейф или нет.

Рэмпол почувствовал, что у него сжало горло.

– Мой дорогой доктор, – сказал Сондерс, – а вы уверены, что Старберты одобрили бы... Ну, знаете!

Доктор Фелл решительно шел мимо него, наконечники его палок со звоном ударялись о каменный пол. Сэр Бенджамен обернулся к Сондерсу с важным видом:

– Это ведь, понимаете, убийство! Мы обязаны посмотреть. Но постойте! Погодите минутку, доктор.

Он подошел к сейфу, серьезный и более чем когда-либо похожий на лошадь, наклонив вперед свою длинную физиономию. Понизив голос, он добавил:

– Вы уверены, что это разумно?

– Помимо всего прочего, мне очень интересно, – продолжал доктор как бы про себя и не слыша, что к нему обращаются, – какой буквой заканчивается комбинация. Вы не могли бы отойти чуточку в сторонку, старина! Благодарю вас. Нуте-с... Клянусь Юпитером! Эта механика смазана!

Все столпились вокруг него и смотрели, как он двигает взад и вперед металлическую планку.

– Она стоит на букве «А». Возможно, что это последняя буква слова, а может быть, и нет. Во всяком случае, попробуем.

Он обернулся и насмешливо поглядел на них поверх очков с ленивой улыбкой, которая пряталась в его многочисленных подбородках. Затем взялся за ручку сейфа.

– Все готовы? Ну, теперь – внимание!

Он повернул ручку, и дверца медленно заскрипела на петлях. Одна из палок доктора с грохотом упала на пол. И ничего не случилось...

8

Рэмпол не знал, чего, собственно, нужно было ожидать. Он, не двигаясь, стоял рядом с доктором, в то время как остальные невольно отпрянули назад. В воцарившемся молчании было слышно, как за панелью возятся крысы.

– Ну и как? – спросил пастор тонким от волнения голосом.

– Я ничего не вижу, – сказал доктор Фелл. – Ну-ка, молодой человек, зажгите спичку, будьте так добры.

У спички обломалась головка, и Рэмпол выругался. Он зажег вторую, но и она тут же погасла в затхлом воздухе склепа, едва он успел вытянуть вперед руку. Шагнув внутрь, он зажег третью. Могильная сырость, клочья паутины щекочут шею. Крошечный синий огонек светится в его ладони...

Нечто вроде небольшой кладовки внутри каменной стены, около шести футов высотой и три-четыре фута в глубину. В задней части – полки с истлевшими книгами. Вот и все. Он почувствовал головокружение, пришлось сделать усилие, чтобы не дрожала рука.

– Ничего нет, – сказал он.

– А может быть, было да сплыло, – засмеялся доктор.

– Странный у вас юмор, вам не кажется? – упрекнул его сэр Бенджамен. – Послушайте, все-таки все это похоже на кошмар, вы согласны? Я деловой человек, практичный человек, я человек разумный. Но даю вам слово: от этого проклятущего места мороз по коже продирает. Да-да, именно продирает.

Сондерс вытирал платком шею. Лицо его вдруг покрылось легким румянцем, губы расплылись в елейной улыбке, он вздохнул, разведя руки умиротворяющим жестом.

– Мой дорогой сэр Бенджамен, – укоризненно проговорил он. – Да ничего такого здесь нет. Вы же сами говорите: мы – практичные люди. А я как слуга церкви должен быть наиболее здравомыслящим из всех в отношении... э-э-э... в отношении вещей такого рода. Все это чепуха, чепуха, и ничего больше!

Он был так доволен собой, что, казалось, готов был схватить руку сэра Бенджамена и пожать ее. Но тот хмурился, заглядывая через плечо Рэмпола.

– Еще что-нибудь интересное? – спросил он.

Американец кивнул. Он опустил спичку вниз и водил ею над полом. Судя по отпечатку, оставшемуся на толстом слое пыли, тут, очевидно, что-то лежало: ясно был виден свободный от пыли четырехугольник дюймов восемнадцать на десять. Неизвестно, что это был за предмет, но он исчез. Рэмпол почти не слышал распоряжения шефа полиции снова закрыть склеп. Последней буквой комбинации шифра была «А». Что-то вертелось у него в мозгу, что-то важное и неприятное. Слова, произнесенные в сумерках по другую сторону живой изгороди, слова, которые подвыпивший Мартин Старберт бросил Герберту, когда они вечером возвращались из Чаттерхэма: «Ты же отлично знаешь это слово, – говорил Мартин. – Виселица».

Поднявшись на ноги и отряхнув с колен пыль, он захлопнул дверцу. В склепе что-то было, вероятнее всего – шкатулка, и человек, убивший Мартина Старберта, эту шкатулку украл.

– Там было не только что-то, но и кто-то, – невольно проговорил он.

– Да, – подтвердил сэр Бенджамен. – Это совершенно очевидно. Не стали бы они каждый раз устраивать такое представление, если бы здесь не было тайны. Вам это не приходило в голову, доктор?

Доктор Фелл в это время шел, ковыляя, вокруг стола, стоявшего посреди комнаты, словно что-то вынюхивая. Он ткнул тростью в стул; нагнулся, махнув своей гривой, и заглянул под него, затем выпрямился, посмотрев на всех отсутствующим взглядом.

– Да? – пробормотал он. – Прошу прощения, я задумался о другом. Что вы сказали?

Шеф местной полиции снова принял вид школьного учителя; от втянул щеки и подобрал губы, показывая тем самым, что сейчас последует нечто важное.

– Послушайте, – начал он. – Послушайте: вам не кажется, что это не простое совпадение, что столь многие Старберты умерли именно таким образом?

Доктор Фелл обернулся к нему с выражением человека, которого огрели дубинкой, как в дурацкой кинокомедии.

– Блестяще! – воскликнул он. – Блестяще, мой мальчик! Да, конечно, как ни плохо я соображаю, это совпадение начинает вырисовываться все ярче и ярче. Так что же из этого следует?

Сэр Бенджамен не принял шутки. Он стоял, сложив руки на животе.

– Я полагаю, джентльмены, – заявил он, обращаясь, казалось, ко всем сразу, – что мы успешнее будем продвигаться в нашем расследовании, если признаем то обстоятельство, что я как-никак главный констебль и что я взял на себя немалый труд, принявшись...

– Боже мой, я это знаю. Я не хотел сказать ничего... – Доктор Фелл жевал ус, стараясь скрыть усмешку. – Просто вы очень уж торжественно провозгласили эту очевидную истину, вот и все. Вы еще станете государственным деятелем, сын мой. Прошу вас, говорите.

– С вашего позволения, – продолжал главный констебль, как бы принимая извинения. Он пытался сохранить свой учительский вид, но ничего не мог поделать с улыбкой, которая расползалась по его веснушчатой физиономии. Он добродушно потер нос и уже серьезно продолжал: – Нет-нет, вы послушайте! Все вы сидели на лужайке и наблюдали за окном, верно? Вы ведь не заметили ничего необычного, что могло бы здесь произойти, – ну, там, борьба, или фонарь опрокинулся, или еще что-нибудь в этом роде, верно? И крики вы бы, конечно, услышали тоже.