Джон Диксон Карр - Ведьма отлива

– Ох, зачем говорить об этом. Я это сделала, что вам еще надо?

Гарт смотрел на нее.

– Я не хотела этого, но что еще было делать? – продолжала Марион. – Вы сказали, что не собирались бранить меня!

– Я не собираюсь вас бранить. Вы отдаете себе отчет, что вы обманули полицию? – Тут он спохватился. – Нет, нет, в вашем состоянии вы, полагаю, и не могли действовать иначе. Дело в том…

На огромном круглом столе стояла деревянная коробка, наполовину заполненная сигаретами. Он оставил их здесь в пятницу. Вынув из коробки сигарету, Гарт поднес к ней свечу и очень удивился, обнаружив, что руки его дрожат. С большим усилием он все-таки справился с этой дрожью. Заплаканные глаза Марион искоса следили за ним.

– Теперь дальше, – сказал он. – Откуда вы узнали, во что была одета Глинис Стакли в пятницу вечером?

– Ох, какое это имеет значение?

– Отвечайте!

– Я ее видела. Она там была.

– Где она была?

– Она сидела на дороге возле дома дяди Села. Я видела ее, когда шла пешком, хотя сделала вид, что не заметила. Она ждала.

– Ну?

– Я подумала, что тетя Бланш попросила ее прийти тогда же, когда и меня, и решила, что эта мерзавка боится, что ее заманят в ловушку и схватят. Вот она и ждет. Но я знала, что она никогда не сумеет доказать, что ее не было в доме, если я поклянусь, что она там была. Даже ее таксисту не поверили бы. Я бы не добилась, чтоб ее повесили, но посадить в тюрьму могла бы.

– Марион, ради бога!

– Вы хотели, чтобы я рассказала вам правду, не так ли? Чего вы хотите?

– Значит, вы встречались с Глинис Стакли прежде?

– Да. И вы это прекрасно знаете!

– Где вы с ней встретились?

– Когда была в Париже с… В Париже.

– Она вас шантажировала?

– Ей пока это не удавалось. Но она собиралась.

– Что она о вас знала? Это было…

И тут, за шаг до цели, Гарт заколебался. Глаза Марион наполнились слезами.

Даже если бы у него были иные причины для сомнений, помимо деликатности, все равно останавливаться было глупо. За Марион стоял кто-то еще, и этот «кто-то» не остановился бы перед новым убийством, если б того потребовали обстоятельства.

Но Гарт колебался. Марион (способная уловить мельчайшую перемену в настроении человека) заметила это сразу. Она вскочила, умоляя:

– Я понимаю, о чем вы спросите. Но я скорее умру, чем скажу вам. Я не собираюсь сообщать всему свету… Что скажут люди, если узнают. Если вам все известно, Дэвид, чего ради просить меня унижаться? И сколько это продлится?

Гарт посмотрел на сигарету, бросил ее на пол и придавил каблуком. Он отвернулся от Марион, потом повернулся опять.

– Вы не сделаете этого, Дэвид. И вы сами это знаете. Достаточно того, что случилось. Как мне быть?

– Не знаю! Возможно, вы не так уж виноваты. Видит бог, в нашей жизни много лжи и суеты. И Винс вас любит – это мое личное соображение. Если бы имелась какая-нибудь возможность скрыть все это, не подставив под удар Бетти…

– А разве такой возможности нет?

– Может быть. Я должен все хорошенько обдумать. Это будет нелегко. И если кто-нибудь посторонний слышал нашу беседу и понял, о чем речь…

Гарт осекся и обернулся.

Что бы ни слышала Марион раньше, сейчас сомнений не было: их подслушивали. Крадущиеся шаги были едва слышны, но обувь задевала за плинтус. Потом все стихло.

Тепло воскресного полдня, блеск яркого солнца на воде и протянувшиеся вдоль моря сады придавали Фэрфилду такое очарование, которое могло бы ввести в заблуждение новичка.

Правда, хотя прилив и пошел на убыль, пляж был пуст: купание в воскресенье не допускалось. Все горожане, направлявшиеся в церковь, были одеты в выходные костюмы, и вдоль всей набережной, от памятника Флоренс Найтингейл до «Ройял Альберт аквариум», солнце то и дело вспыхивало на приподнимавшихся цилиндрах и величаво склонявшихся зонтиках.

На Виктория-авеню, параллельной набережной, располагались два роскошных отеля, «Палас» и «Империал», с башнями, вывесками, написанными золочеными буквами в два фута высотой. По самой Виктория-авеню тряслись машины с такой приличной скоростью, что лошади пугались. На садовых клумбах алые герани, синие лобелии, белые алисоны образовывали круги и треугольники в стиле рококо.

Июнь, 16-е, воскресенье.

Дэвид Гарт посмотрел вдоль набережной, будто надеялся кого-то увидеть, но в то же время кого-то избегал.

Он поднялся по ступеням к «Ройял Альберт аквариум», постоял немного, повернувшись спиной к чугунным украшениям фасада, и оглядел сады. Он уже дважды посмотрел на часы, когда увидел Каллингфорда со свежим цветком в петлице и в сверкающем цилиндре.

– Но, мальчик мой, – спросил Эббот, осторожно поднимаясь по ступеням, почему здесь? Почему вы выбрали это место? – Он вздел свой монокль и начал изучать фасад. – Знаете, это настолько ужасающе безвкусно, что мне даже нравится. – Он перевел взгляд на Гарта: – Кстати говоря, об ужасах…

– У меня была ужасная ночь, я не мог заснуть.

– Вы выглядите так, будто не спали месяц. Так все плохо?

– Да. Это одна из причин, почему я вам позвонил.

Даже в чванливом Фэрфилде все же звенели голоса, звякали велосипеды. Афиша на двери большими красными буквами извещала об автомобильных гонках на треке в Уэйбридже.

Здесь, на залитой солнцем набережной, среди празднично одетых людей, тревоги Гарта немного отступили.

– Скажите, – продолжал он, – насколько велик ваш авторитет в департаменте уголовного розыска?

– Хм… Полагаю, я получу все, что мне нужно, если захочу.

– Я так понимаю, что дело Глинис Стакли поручено Твиггу?

– Я тоже так понимаю. – Черты лица Эббота заострились. – И что?

– Зайдемте внутрь, – сказал Гарт.

Из парка с эстрады донеслись звуки настраиваемых инструментов. Там начала собираться толпа. Внутри здания аквариума было темно и влажно, хотя вода, заключенная за стеклом, казалось бы, не должна была пропитывать все вокруг.

– Одна из причин, почему я выбрал это место, – продолжал Гарт, – в том, что Твиггу неудобно было бы следить за мной здесь. Я собираюсь защищаться.

– Защищаться?

– Да. Вы знаете, что является лучшей защитой? Как вы смотрите на то, чтобы заключить соглашение?

– В зависимости от того, что вы предлагаете.

– Конкретно, я хочу договориться с вами о Твигге. Я хочу, чтобы вы не дали ему допрашивать Бетти или Марион – их обеих – в течение ближайших суток и чтобы вы сами этого не делали.

Собеседники шли по гулкому, безлюдному залу, не столько рассматривая рыб за стеклом, сколько наблюдая друг за другом. Потом они остановились, и Эббот заявил:

– Мой милый мальчик! Не слишком ли много вы просите?

– Согласитесь, я прошу только краткое перемирие. И при этом…

– О, не волнуйтесь. – Усы Эббота приподнялись в сардонической ухмылке. Я – не самый ярый защитник правил. Хотя вы приглашаете меня перейти на сторону противника.

– Нет-нет! Я говорю о соглашении.

– А что вы предложите в обмен?

– Думаю, что смогу предложить вам разгадку убийства. Подождите!добавил он. – В других обстоятельствах, знаю, такое высказывание было бы абсолютной нелепостью. Любитель, который соперничает с полицией, – это только в книгах бывает.

– Совершенно верно. Твигг думает, что вы именно этим и занимаетесь.

– Я мог бы придумать такой рассказ.

– Да, вроде того.

Они двинулись дальше мимо скучных рыб. В стекле отражалось обеспокоенное лицо Гарта и цинично-веселое – Эббота.

– Черт возьми, у вас крепкие нервы! – бросил Эббот. – Только не знаю, насколько это выполнимо, вот в чем вопрос. Твигг считает, что вы вредный тип – сердитый малый, как он выражается. А кроме того, он и на меня имеет зуб. – Эббот колебался. – Послушайте, что произошло с прошлого вечера?

– О, со вчерашнего вечера все горит веселым, синим пламенем! Вы представляете себе, что это значит – иметь на руках двух обезумевших женщин?

– Эту, мой милый, ремарку можно неверно истолковать.

– Да. Хорошо. – Гарт закрыл глаза, потом открыл и пошел дальше: – Я, кажется, потерял чувство юмора, так же как чувство меры и желание говорить правду. Беда в том, что взрыв может грохнуть в любую минуту. Твигг приехал в Рейвенспорт из Лондона рано утром. Между прочим, почему это дело ведет рейвенспортская полиция? И почему вы все устроили там штаб-квартиру? Разве дом Бетти относится не к Фэрфилду?

– Формально да. Но полиция Фэрфилда, пожалуй, слишком похожа на жителей Фэрфилда. Рейвенспорт, хоть он и древнее, более современен. Кстати, о Твигге: он кое-что раскрыл, о чем непременно намекнет Бетти. Одно обстоятельство касается ее велосипеда.

– О?..

– Другое связано с куском белого шнура. Я не сумел выяснить подробностей. Твигг даже самой Бетти собирался только намекать, а мне и подавно не скажет. – Эббот задумался. – Ладно, Гарт, предположим, я соглашаюсь на ваше фантастическое предложение. Держитесь!

– Да?

– Я не думаю, что из этого что-нибудь получится, но попробуем. А что, если я сам присоединюсь к охоте и буду иметь удовольствие увидеться с миссис Боствик…

– Вы не должны встречаться с Марион. Это часть моего плана.

– Проклятье, – Эббот холодно улыбнулся во весь рот, – и вы собираетесь действовать на свой страх и риск! Что у вас за план?

Над садом проплыли первые звуки увертюры.

Эббота, казалось, раздражала музыка. Он развернулся, пошел назад и, даже не спросив ни у кого разрешения, закрыл большие входные двери аквариума. Все звуки сразу стали глуше, только где-то капала вода. Помещение, кажется, стало еще более влажным и мрачным. Но у Дэвида Гарта наконец-то появилась надежда.