— Это было потом, — сказал Хупер, — когда они погнались за мной. Все сразу, у всех биты. Или крышки от мусорных баков. Хотя сначала кто-то ударил меня битой по голове. Потому что я не ожидал. Это, наверное, один из тех, кто стоял сзади, спрятал ее, понимаешь? Понимаешь, я подхожу к ним с улыбкой, как будто съел дерьмо, говорю: «Привет, парень!» — вежливо, и откуда-то появляется спрятанная бита и раскалывает мою голову пополам.

— Что было потом?

— Я побежал, парень, а что мне было делать? Их шестеро, у них биты, и они орут «ниггер» и всякую всячину, парень, это как толпа во время линча, точь-в-точь. Я рванул к черту оттуда, быстро, как только ноги могли нести. Но это еще был не конец, они преследовали меня. Они дышали мне в спину, все шестеро, матерятся, кричат и гонят меня со своей беговой дорожки. Я понял, что бегу на Калвер, я мог бежать через центр города на Калвер, к черту от Одиннадцатой улицы…

— Ты сошел с ума, когда туда пошел! — воскликнула Серония.

— Была Пасха, — объяснил Хупер и пожал плечами.

— Хорошо, они гонятся за тобой, — сказал Карелла.

— Да, и я думаю, что надо удирать с улицы, останься я здесь, на улице, они убьют меня. Я должен быть где-то, где есть свидетели: ресторан, бар, все что угодно, где люди могут видеть, что происходит, если все зашло так далеко. Похоже, они не собирались отставать, парень, они хотели убить меня.

— Что дальше?

— Вдруг я вижу впереди эту церковь. Я никогда в жизни в ней не был, но вот она, и я думаю, внутри должны быть люди, не так ли, ведь сегодня Пасха. Я, похоже, потерял тогда чувство времени, не сообразил, что в половине третьего, в три службы быть не может — праздник. Но входная дверь была открыта.

— Распахнута?

— Нет, нет. Незаперта. Я толкнул ее, и она оказалась незапертой. Они были совсем близко от меня, парень, хорошо, что она была незапертой, меня в убили прямо на ступеньках церкви. Поэтому я вбежал с разбитой головой, кровь льется, эти шестеро сзади, и первое, что я подумал: они меня окружают, парень, крики сзади и впереди, я погиб!

— Что значит «крики впереди»?

— Как будто из-за этих колонн. Кричали два человека.

— Из-за каких колонн?

— Тех, что в правой части церкви, знаешь? А за колоннами, как я догадываюсь, должна быть маленькая комната, потому что…

— Это там, откуда доносились крики? Маленькая комната за колоннами? В правом крыле церкви?

— Я только думаю, что это была комната, я никогда в ней не бывал. Но дверь открыта, и выходит священник…

— Из этой комнаты?

— Из чего угодно, что было за дверью. Он слышал, понимаете, все эти крики в церкви. Слышал, как они кричали «ниггер», готовые убить меня, вот так, и слышал, как я кричал: «Помогите! Кто-нибудь, помогите мне!» Поэтому он вышел, удивленный и испуганный, и первое, что он видит, — меня, текущую кровь из моей головы, и он подходит: «Что это, что это?», словно не верит своим глазам, понимаешь, вот ниггер, истекающий кровью, кровь на полу, и шесть белых парней гонятся за ним. Тогда я кричу: «Эй, человек, помоги мне, они хотят убить меня!» И священник врубился, что происходит, моментально, парень, и встает между мной и ними, и говорит им: «Вон, вашу мать, из церкви!» Говорит им: «Это дом Господа, как смеют они…» и прочую муру. В это время кто-то позвонил копам, и ко времени, как они появились, снаружи уже была большая толпа, все кричали и вопили, хоть и не понимали толком, что, к чертовой матери, случилось. А в госпиталь меня повел патер. Полицейские слишком напугались! Если ты собираешься писать рапорт…

— Да.

— Ты непременно отметь: эти козлы слишком перепугались, чтоб посадить меня в машину и отвезти за шесть кварталов в «Грир». Мне пришлось идти со священником.

— Я отмечу это, — пообещал Карелла.

«Хорошенькое дело! — подумал он. — Полиция защищает себя! Простой прискорбный факт. Но я его отмечу».

— Говоришь, когда ты вбежал, священник с кем-то спорил…

— Да.

— Известно ли тебе, с кем?

— Нет. Это было за дверью.

— Это был мужчина? Женщина?

— Похоже, мужчина. За мною гнались шесть трахнутых парней, пытавшихся меня убить, и ты думаешь, я дал бы кусок дерьма тому…

— Почему ты решил, что они спорили?

— Они кричали друг на друга.

— О чем они говорили?

— Я слышал только громкие голоса.

— Два голоса? Или больше?

— Не знаю.

— Ладно… Когда все кончилось… ты видел кого-нибудь?

— Что ты имеешь в виду?

— Кто-нибудь выходил из той комнаты?

— О, нет! Мы пошли прямо в госпиталь. Копы расчищали дорогу в толпе, и мы со священником шли сквозь толпу. В церкви никого больше не видел.

— Ты знаешь, что ночью в четверг убили отца Майкла?

— Конечно, знаю. А еще знаю, кто это сделал.

Карелла замер.

— Те подонки, — сказал Хупер. — Они поклялись на крови убить меня и священника. За то, что случилось на Пасху. Сейчас они прикончили священника, значит, я следующий! А за что? За то, что шел по улице, считая это своим собственным трахнутым делом!

— За черный цвет, — добавила Серония.

Карелле было нечего возразить.

* * *

— Очень рад, что вы пришли, мисс Лунд, — сказал Хейз. — Знаю, сегодня — суббота, а я терпеть не могу распоряжаться чужим временем.

— Ничего страшного, — ответила она. — С удовольствием помогу, чем смогу.

Часы на стене показывали двадцать минут двенадцатого. На Крисси были голубые джинсы, кожаные сапоги, белая тенниска и кожаная куртка с бахромой. Никакой косметики, кроме губной помады и карандаша для век. Длинные светлые волосы были стянуты сзади в «конский хвост». От нее веяло запахами весенних цветов.

— Как я уже говорил вам по телефону, из лаборатории пришла целая кипа писем, счетов и другие бумаги, короче, все материалы отца Майкла. Я только что кончил их разбирать. Дело в том, что лаборатория обнаружила на них очень четкие отпечатки, и мы…

— Отпечатки?

— Разумеется, принадлежащие отцу Майклу. Но есть и неидентифицированные, которые, кто знает, мог оставить и убийца. Если, конечно, он был в канцелярии, что-то искал в документах, отчего, возможно, мы и увидели выдвинутый ящик и разбросанные на полу бумаги. Пока все понятно?

— Да, — ответила Крисси и улыбнулась.

— Что мы хотим сделать, так это опознать отпечатки — те, которые точно принадлежали отцу Майклу, — и исключить тех людей, кто на законных основаниях мог держать эти бумаги в руках. По логике, одним из…

— Да, секретарь, — сказала Крисси и вновь улыбнулась.

— Это вполне логично. Вы их печатаете, раскладываете и так далее.

— Да.

— Вы сегодня прелестно выглядите, — вдруг произнес он.

Эти слова взбудоражили ее. И его тоже. Он совсем не думал произносить их так громко. Секундой раньше они были у него только в мыслях.

— Спасибо, — сказала Крисси.

— Простите, — пробормотал он.

— Нет, ничего.

— Но вы и в самом деле хорошо выглядите.

— Благодарю.

Последовало глупое молчание. Они стояли рядом в лучах света, струившегося сквозь окно. Сегодня дежурная комната была неожиданно тихой. Где-то внизу в холле звонил телефон. А на улице кто-то сигналил в автомашине.

— Дело в том, — сказал он и прокашлялся, — что если убийца прикасался к бумагам, — а есть шанс, что он, по крайней мере, дотрагивался до них, когда выбрасывал на пол, — тогда, исключая как можно больше отпечатков, мы в конце концов сможем его вычислить. Если мы на кого-то наткнемся. Что нам пока еще не удалось. Но если нам повезет…

— Я понимаю.

— Вот почему я попросил вас заглянуть к нам для снятия отпечатков пальцев. Если это, конечно, не причинит вам неудобств.

— Никаких неудобств, — возразила она.

— Это займет десять, максимум пятнадцать минут.

— Меня всегда интересовало, как же снимают отпечатки пальцев.

— Правда? Вот вам и представилась возможность это увидеть, — сказал он и снова прокашлялся.

— Вы простудились? — спросила она.

— Нет. Вроде, нет.

— Вы кашляете и…

— Нет, это…

— …поэтому я подумала, может быть…

— Нет, это просто нервная реакция, — буркнул Хейз.

— О! — воскликнула она.

Они посмотрели друг на друга.

— Хорошо. Как мы будем это делать? — спросила Крисси.

— Так… если вы подойдете к столику…

— Совсем как в кино?

— Что-то вроде этого.

— У меня никогда не брали отпечатков пальцев!

— Да, я знаю.

— Я разве вам говорила?

— Да.

— О, тогда это правда, — улыбнулась она.

— Первое, что я должен сделать, — сказал он, — это запереть свой пистолет в ящик стола, потому что однажды — не знаю, сколько лет назад, — офицер полиции где-то в нашем же городе снимал отпечатки пальцев одного преступника, а этот тип схватил пистолет и застрелил полицейского.

— Боже мой!

— Вот так, — вздохнул Хейз. — С тех пор существует правило: при снятии отпечатков обязательно убирать оружие.

Он подошел к своему столу, бросил пистолет в один из глубоких ящиков в правой тумбе и, заперев ящик, вернулся к специальному столику. Крисси с беспокойством наблюдала за тем, как он выдавливал черные чернила из тюбика на стеклянную пластинку.

— Это легко отмывается водой и мылом, — объяснил Хейз.

— Слава Богу.

— Правда. И совсем не нужно волноваться.

— Должно быть, вы — большой специалист в этом деле.

— Да, это становится второй натурой. Хотя вообще мы этим редко занимаемся. Сейчас все это делается в центральной картотеке. В центре города. В полицейском управлении.

Он равномерно размазал чернила по стеклу. Она с большим интересом следила за ним.