Дермут Креддок сидел в своем кабинете в Новом Скотленд-Ярде. Опершись локтем о письменный стол и поддерживая телефонную трубку плечом, он беседовал со своим парижским коллегой. Разговор шел на французском, которым Креддок владел очень неплохо.

— Это всего лишь предположение, — сказал он.

— Но, безусловно, стоящее, — донеслось из трубки. — Я уже распорядился навести справки в театральных кругах. Мой агент сообщает, что у него есть две-три обнадеживающие зацепки. Те актрисы, у которых нет какой-никакой семьи или любовника, довольно часто подолгу отсутствуют. Исчезновение какой-нибудь статистки никого не беспокоит: то ли она отправилась в турне, то ли укатила с новым обожателем. Никому нет дела до ее проблем. Очень жаль, что по присланной вами фотографии опознать эту женщину довольно затруднительно. Черты лица сильно искажены. Ну еще бы, такая смерть… Но тут уж ничего не поделаешь… Пойду сейчас проверю последние сообщения моих агентов. Может быть, что-нибудь появилось…

В тот момент, когда Креддок любезно прощался со своим французским коллегой, ему на стол положили записку.

«Мисс Эмма Крэкенторп хотела бы видеть инспектора криминальной полиции Креддока по поводу дела, расследуемого в Резерфорд-Холле».

Креддок положил трубку.

— Пригласите мисс Крэкенторп.

Итак, значит, он не ошибся. Эмма Крэкенторп что-то знала, может быть, что-то совсем незначительное, но знала. И решила рассказать ему.

Когда она вошла, Креддок встал, пожал ей руку и предложил сесть. От сигареты она отказалась. Возникла неловкая пауза. Инспектор решил, что она не знает, как лучше начать, и решил ей помочь.

— Мисс Крэкенторп, — Креддок чуть наклонился вперед, — вы пришли, чтобы мне что-то рассказать? Верно? Вы чем-то обеспокоены, не так ли? Возможно, это пустяк, который, на ваш взгляд, не имеет ничего общего с расследованием, но тем не менее вы в этом не совсем уверены. Или это как-то связано с опознанием убитой? Вам кажется, что вы знаете, кто она?

— Нет-нет, не совсем так! То есть это настолько маловероятно… Но…

— Но все-таки это вас беспокоит. Лучше расскажите все как есть. И я попробую рассеять ваши сомнения.

Немного помолчав, Эмма сказала:

— Вы видели только трех моих братьев. А у меня был еще один, Эдмунд, его убили на войне. Незадолго до этого он написал мне из Франции. — Она открыла сумку и вынула письмо, пожелтевшее от времени и потертое. — «Я надеюсь, — прочла она вслух, — что эта новость не сразит тебя наповал, сестричка. Дело в том, что я женюсь.., на француженке. Все произошло совершенно неожиданно, тем не менее я уверен, ты полюбишь Мартину и позаботишься о ней, если со мной что-нибудь случится. Подробнее напишу обо всем в следующем письме. К тому времени я уже буду женат. Сообщи, пожалуйста, об этом нашему старику, ладно? Только поаккуратнее, он ведь наверняка разбушуется».

Инспектор протянул руку. Мгновение поколебавшись, Эмма отдала письмо.

— А через два дня, — продолжила она, — пришло сообщение, что Эдмунд «пропал без вести, вероятно, убит». Чуть позже мы получили извещение о его смерти. Как раз перед событиями в Дюнкерке…[24] в самый разгар паники и неразберихи. Никаких документов о регистрации брака в армейских архивах, насколько я могла выяснить, не сохранилось. Но, повторяю, в ужасном хаосе того времени свидетельство могло и затеряться. От самой девушки никаких известий тоже не было. После войны я пыталась навести о ней справки, но мне ничего не было известно, кроме ее имени. Эта часть Франции была оккупирована немцами, многие архивы вообще были уничтожены, и выяснить что-нибудь, не имея никаких данных, даже фамилии, было невозможно. В конце концов я решила, что свадьба так и не состоялась и девушка Эдмунда, возможно, вышла замуж за кого-то другого или погибла во время боевых действий.

Инспектор Креддок кивнул.

— Представьте себе мое удивление, — продолжала Эмма, — когда около месяца назад вдруг получаю письмо, а внизу подпись — Мартина Крэкенторп.

— У вас оно с собой?

Вынув письмо из сумки, Эмма протянула его инспектору. Креддок с интересом его прочитал.

Письмо было написано по-французски, уверенным почерком образованного человека.


«Дорогая мадемуазель.

Надеюсь, Вы будете не очень изумлены, получив это письмо. Я даже не знаю, успел ли Ваш брат Эдмунд известить Вас о том, что мы поженились. Мне он говорил, что собирается. Эдмунд был убит буквально через несколько дней после свадьбы, а деревню нашу тогда же оккупировали немцы. Когда война кончилась, я решила, что мне не стоит писать Вам или пытаться встретиться, хотя Эдмунду я обещала это сделать. Потом жизнь у меня как-то наладилась, и я не стала Вас беспокоить. Однако теперь обстоятельства изменились. Пишу это письмо только ради сына. Видите ли, его отец — ваш брат, а я.., я больше не в состоянии обеспечить ему должные условия. В начале следующей недели я буду в Англии. Сообщите, пожалуйста, могу ли я увидеться с Вами. Мой адрес: Элверс Крэсент 126, 10. Смею надеяться, что это письмо не слишком вас огорчит и не станет для Вас неприятным сюрпризом.

Примите уверения в моих лучших чувствах,

Мартина Крэкенторп».


Прежде чем вернуть письмо Эмме, инспектор еще раз перечитал его.

— Ну и как вы поступили, получив это письмо, мисс Крэкенторп?

— В то время у нас как раз гостил мой зять Брайен Истли, я рассказала ему. Потом позвонила в Лондон моему брату Харольду, он посоветовал вести себя поосторожнее. «Необходимо, — сказал он, — убедиться в том, что это не какая-нибудь самозванка». — Эмма немного помолчала. — Это, конечно, был разумный совет. Однако если эта женщина действительно та самая Мартина, то мы должны были ее принять. Я написала ей по адресу, указанному в письме, что приглашаю ее приехать в Резерфорд-Холл. А примерно через неделю я получила из Лондона телеграмму: «Очень сожалею, вынуждена срочно вернуться во Францию. Мартина». И с тех пор о ней ни слуху ни духу.

— И когда именно все это произошло?

Эмма нахмурила брови, силясь вспомнить.

— Незадолго до Рождества. Я точно помню, потому что хотела ей предложить провести с нами Рождество, но мой отец даже слышать об этом не хотел. Поэтому я пригласила ее приехать на выходные сразу после Рождества, когда вся семья еще будет в сборе. А телеграмму, по-моему, — о том, что ей нужно срочно ехать во Францию, — принесли за несколько дней до Рождества.

— Так вы полагаете, что та убитая женщина и есть Мартина?

— Нет конечно. Но.., но когда вы сказали, что она, возможно, иностранка.., я невольно засомневалась.., а вдруг… — Голос ее испуганно замер.

— Мисс Крэкенторп, вы поступили очень правильно, что пришли сюда и все рассказали, — поспешил подбодрить ее Креддок. — лично я думаю, что женщина, написавшая вам письмо, действительно благополучно вернулась во Францию, где находится и сейчас. С другой стороны, как вы и сами точно подметили, налицо более или менее точное совпадение по времени, ведь, согласно заключению полицейского хирурга, смерть женщины наступила три-четыре недели тому назад. Как бы то ни было, не беспокойтесь и предоставьте все нам. Кстати, — как бы вскользь добавил он, — вы сказали, что мистер Харольд посоветовал вам быть поосторожнее, а с отцом и остальными братьями вы тоже советовались?

— Разве я могла не сказать отцу. Он, конечно, страшно возмутился. — Эмма слабо улыбнулась. — Отец убежден, что все это лишь уловка, чтобы вытянуть у нас деньги. Деньги — всегда очень болезненная для него тема. Он считает — а может, просто делает вид, — что очень беден и должен беречь каждый пенни. У пожилых людей бывают подобные причуды. Разумеется, все это вздор: у него весьма большой доход с капитала, а он не тратит и четверти этих денег. Во всяком случае, так было до недавнего увеличения подоходного налога. И ко всему прочему у него солидные сбережения. — Она помолчала. — Другим двум братьям я тоже сообщила о письме. Альфреда это позабавило, хотя он тоже решил, что это обман. Седрик вообще не проявил никакого интереса — он у нас несколько эгоистичен. В конце концов мы все сошлись на том, что встретиться с Мартиной нужно, но нужно пригласить на встречу и нашего адвоката мистера Уимборна.

— А как отнесся мистер Уимборн к вашему общесемейному решению?

— Мы не успели поставить его в известность. Только хотели это с ним обсудить, как пришла телеграмма от Мартины.

— Больше вы ничего не предпринимали?

— Я еще раз написала по тому адресу, на этот раз с припиской на конверте: «переслать адресату», но никакого ответа не получила.

— Гм.., довольно странно. — Инспектор пристально посмотрел на нее. — А что вы сами думаете по этому поводу?

— Даже не знаю, что и думать.

— А как вы отреагировали тогда на письмо? Подумали, что оно действительно от Мартины, или, так же как ваши отец и братья, заподозрили обман? И что, кстати, сказал ваш зять?

— О, Брайен совершенно не сомневался, что это Мартина и что все ею написанное — правда.

— А вы?

— Я.., у меня полной уверенности не было.

— Ну а что вы почувствовали в первый момент, увидев имя вдовы вашего брата?

Выражение лица Эммы смягчилось.

— Я очень любила Эдмунда. Больше всех братьев. А письмо.., мне показалось, что оно написано именно так, как написала бы с отчаянья женщина, оказавшаяся в подобных обстоятельствах. Все события, описанные ею, мотивировка поступков.., все было вполне правдоподобно. Я подумала, что после окончания войны Мартина снова могла выйти замуж или сойтись с человеком, готовым приютить ее и ребенка. Возможно, этот человек умер или оставил ее, и ей ничего не оставалось, как обратиться к нам, тем более что Эдмунд сам велел это сделать. Да, судя по всему, писала сама Мартина. Но Харольд стал мне втолковывать, что женщина, написавшая письмо, могла знать Мартину и, соответственно, была осведомлена о ее личной жизни. Я вынуждена была признать, что и такой вариант возможен… Но все-таки… — Она замолкла.