1. Построенный на народные средства, сумму которых должны будут высчитать авторитетные инженеры, он принесёт государству неисчислимые блага.

2. Туннель стимулирует нашу торговлю с Континентом, поскольку не придётся разбивать на части общий поток товарооборота.

3. Он будет способствовать привлечению в Англию многих тысяч гостей из Европы, которых прежде останавливала необходимость пересечь пролив.

4. В случае, если нам придётся отправить на Континент войска, туннель станет безопасным коммуникационным каналом.

5. С его помощью страна сможет в военное время получать провизию и выдержит осаду даже в случае поражения на море. Все поставки из стран Средиземноморья идут к нам через Марсель.

6. В военное время через него будет пущена часть экспорта, что освободит военных от необходимости конвоировать торговые суда.

Эти шесть причин представляются мне весьма вескими. На другой чаше весов — страх перед возможным вторжением извне, другими словами — со стороны Франции. Вряд ли стоит воспринимать такую опасность всерьёз — хотя, конечно, необходимо будет принять меры предосторожности. Что же до возможной агрессии любого другого государства, то последнему придётся сначала захватить и удерживать оба входа в туннель, что, я уверен, находится за пределами возможного.

Искренне Ваш

Артур Конан-Дойль

Клуб «Атенеум», 10 марта

Об Олимпийском комитете

«Спортинг лайф»

25 марта 1913 г.


Сэр! Поскольку Вы соблаговолили упомянуть моё имя в статье, касающейся вынесенного в заголовок вопроса, позвольте мне на неё вкратце ответить. Прежде хочу уточнить: не будучи уполномочен говорить от имени всего Комитета, я высказываю здесь лишь собственную точку зрения.

Мне, как участнику этой организации, вроде бы не пристало расхваливать принцип, по которому она создана. Но я согласен с описанием, которое Вы дали, процитировав одно из моих предыдущих писем: оно в основном правильно характеризует всё нами сделанное. Мы рады осознавать, что председателем нашего Комитета является представитель популярного вида спорта. В составе его также есть бизнесмены, так или иначе связанные со спортом, и сами спортсмены. Следует иметь в виду, что Комитету предстоит проделать большой объём трудной и кропотливой работы. Пригласив в него, скажем, таких людей, как лорд Алверстон, лорд Лонсдэйл или сэр Томас Липтон (называю первые пришедшие на ум имена), мы бы всего лишь пошли на поводу у собственного тщеславия. Все эти уважаемые мужи, и без того обременённые важными заботами, почти наверняка не смогли бы соответствовать требованиям, предъявляемым к члену Олимпийского комитета. Разумеется, любой предлагаемой кандидатуре можно при желании найти альтернативу, но если бы мы решили дожидаться, пока небеса преподнесут такой состав, который удовлетворил бы абсолютно всех, то наверняка не смогли бы заняться совместной работой в общенациональных масштабах. Особое внимание я хотел бы обратить на тот факт, что очень скоро нам предстоит обратиться к общественности за финансовой поддержкой, без которой сделать будет ничего невозможно. Так что любая поспешная, не вызванная необходимостью критика Комитета может ухудшить наши шансы на получение денег и, следовательно, ослабить британские позиции на Берлинских Играх. Что же касается вопроса об американском Тренере, то поскольку он Комитетом не обсуждался, критика на этот счёт неуместна. Отдельные члены Комитета, разумеется, навели соответствующие справки, чтобы быть в курсе дела и подготовиться к принятию необходимых решений. Но, дав волю предрассудкам ещё до начала обсуждения проблемы (не говоря уже о принятии конкретных решений), мы и без того трудную задачу сделаем практически невыполнимой.

Искренне Ваш

Артур Конан-Дойль

Уиндлшем, Кроуборо, Сассекс

22 марта 1913 года

О лорде Уолсли

«Таймс»

3 апреля 1913 г.


Милостивый государь!

У меня сохранилось несколько ярких воспоминаний как о беседах с лордом Уолсли, так и в целом о его личности; думаю, они могут заинтересовать автора его будущей биографии. Этот человек обладал не только мужеством и энергией (качествами, необходимыми для любого истинного воина), но также широтой взглядов и остротой мысли, которые легко обеспечили бы ему успех в любом деле. В его характере было что-то от странствующего рыцаря; он обожал рискованные предприятия, а когда речь заходила о войне и сопряжённых с нею опасностях, приходил в такое возбуждение, что начинал дрожать от внутреннего напряжения. В нём совершенно не было ничего мелочного, низкого, и я не раз слышал, как он восторгался военачальниками, не принадлежавшими его кругу, их триумфам радуясь, как своим собственным.

Помню, как я сидел рядом с ним за столом на небольшом званом ужине. Шёл 1898 год; то было время манёвров на Солсберийской равнине, и в Англию только что поступили известия о битве при Омдурмане. Поскольку успехом своим Китченер, в сущности, был обязан делу, которое начал, не сумев завершить (не по своей вине), лорд Уолсли, некоторая сдержанность в выражении чувств была бы с его стороны простительна и по-человечески понятна. Но мне никогда не забыть, как он с искренним мальчишеским жаром вскочил на ноги и выпил первый бокал вина (за которым вряд ли последовал ещё один — он ведь во всём отличался чрезвычайной воздержанностью), провозгласив тост в честь человека, одержавшего победу в важнейшем сражении, открывшем перед нами путь к Хартуму.

Вспоминаю и некоторые его высказывания, которые также могут представлять интерес. Когда я спросил лорда Уолсли, почувствовал ли он страх, впервые в жизни оказавшись под обстрелом, то услышал в ответ: «Человеческий разум устроен так, что в каждый определённый момент времени занимает себя лишь одной задачей. Когда молодой офицер озабочен сохранностью вверенных ему жизней и вопросом о том, как наилучшим образом распорядиться своими людьми, думать при этом о себе он просто не может». Когда разговор зашёл о том, какое будущее ждёт в нашей стране религию, он заметил: «Этот вопрос определённо и навсегда был решён 300 лет назад. История не знает такого случая, когда нация решилась бы на пересмотр выбора предков». Из крымской кампании он вынес высочайшее уважение к русскому солдату, имея в виду не только боевые, но и человеческие его качества. Лорд Уолсли утверждал, что человечность — характерная черта русской армии и что русские подчас симпатизируют противнику более, нежели союзникам.

Обладая острым чувством юмора, он в каждой истории умел выявить её самую суть. Никогда не забуду рассказ лорда Уолсли о том, как он взял с собой в Египет офицера, снискавшего себе своими чудачествами скандальную славу, потребовав с того клятвенное обещание сдерживать странную игривость своего нрава и не предпринимать ничего из ряда вон выходящего. Первым же утром в Исмаилии генерала разбудил шум за стенами штаба. Выглянув, он увидел, что упомянутый офицер пытается въехать к нему в дверь на запряжённой паре — верблюде и ишаке.

Искренне Ваш

Артур Конан-Дойль

Клуб «Атенеум», 1 апреля

Туннель под проливом (1)

«Дэйли экспресс»

19 апреля 1913 г.


Сэр! Вы соблаговолили изложить мои взгляды относительно строительства туннеля под проливом. Те из Ваших читателей, кто захотят в более полном объёме ознакомиться с ними в февральском номере «Фортнайтли ревью», узнают, в частности, что затраты на строительство такого туннеля, как уже подсчитано, не превысят пяти миллионов фунтов и что закончен он будет через три года. Туннель не просто гарантирует нам спасение от голода в военное время (поскольку соединит страну с рынками средиземноморских стран, торгующих через Марсель), но принесёт нации огромные блага, так как позволит активизировать европейскую транспортную систему и привлечь к английским берегам тысячи туристов, которых пугает перспектива морских путешествий. Что касается опасений по поводу возможного вторжения неприятеля через такой туннель, то эта идея представляется мне надуманной. Впрочем, слабонервных можно будет легко успокоить принятием мер по возможному уничтожению сооружения в случае, если такая необходимость возникнет. При этом мне представляется чрезвычайно важным, чтобы строительство велось под непосредственным контролем общественности.

Артур Конан-Дойль

Уиндлшем, Кроуборо, Сассекс

О португальских политзаключённых (1)

«Таймс»

13 мая 1913 г.


Милостивый государь!

Португалия с незапамятных времён была нашей союзницей; в годы войны и в мирное время две наши страны всегда демонстрировали взаимное дружелюбие. Невозможно поверить, однако, что нынешние португальские власти действительно представляют народ; с тем же успехом Робеспьера с якобинцами можно было бы счесть выразителями французских народных чаяний. Перед нами лишь жестокость, несправедливость и бесчестие: всё, что противоречит истинному характеру португальца. Протестуя против существующего положения дел, мы не оскорбляем старого друга, а всего лишь просим его вновь явить нам своё прежнее лицо. Невозможно без боли и гнева читать печальную историю о тысячах политических заключённых, которые содержатся в варварских условиях, иногда по два года ожидая следствия.

Достаточно сказать, что человека там не кормят до тех пор, пока не подвергнут допросу! Сегодняшние условия в лиссабонских тюрьмах сравнимы лишь с бесчинствами в Неаполе при короле Бомбе. В сырых, зловонных, кишащих крысами камерах содержатся люди либо вообще невиновные, либо провинившиеся тем только, что сохранили верность режиму, при котором выросли. Заключённых секут, иногда до смерти, и никто не в силах возвысить голос протеста. Если мы действительно имеем хоть какое-то влияние в мире, трудно найти ему более достойное применение. Голословные порицания до сих пор не имели никакого эффекта.