— Оставьте меня, — сказала она. — Прошу вас.

— Исключено, — непреклонно ответил Андреа. — Мария никогда не простила бы меня.

— Мария?

— Не вы. — Андреа взвалил девушку на спину, заставив обхватить его руками за шею. — Моя жена. В гневе она ужасна. — Он ухватился за ступеньку и полез вверх.


Генерал Циммерманн, желая получше рассмотреть, как разворачиваются последние приготовления к наступленню, приказал отвести штабную машину непосредственно на мост. Машина остановилась точно на середине, прижавшись к правой стороне.

В нескольких футах с шумом, ревом и грохотом шла нескончаемая колонна танков, самоходных орудий и грузовиков с ударными отрядами. Съезжая с моста, танки, орудия и грузовики разъезжались вправо и влево с тем, чтобы на время укрыться за крутой насыпью, тянувшейся вдоль берега, сосредотачиваясь перед началом общего наступления.

Время от времени Циммерманн подносил к глазам бинокль, всматриваясь в небо на западе. Ему то и дело казалось, что он слышит далекий гул приближающихся воздушных армад, но всякий раз генерал ошибался. Снова и снова он мысленно называл себя глупцом, у которого разыгралась фантазия, что было совершенно непозволительно для генерала вермахта, но ощущение тревоги не проходило, и он продолжал наблюдать за небом. Ему ни разу не пришло в голову — с какой стати? — что он смотрит совсем не в ту сторону.

В полумиле отсюда генерал Вукалович отвел от глаз бинокль и повернулся к полковнику Янци.

— Ну все, началось. — Голос Вукаловича звучал устало и невыразимо печально. — Они перешли. Или почти все перешли. Через пять минут начинаем контратаку.

— Начинаем контратаку, — без всякого выражения повторил Янци. — Через 15 минут мы потеряем 1000 солдат.

— Мы просили невозможного, — отозвался Вукалович. — И мы расплачиваемся за собственные ошибки.


Мэллори вернулся к Миллеру, держа в руке конец  длинного шнура.

— Готово? — спросил он Миллера.

— Готово. — Миллер тоже держал в руке шнур. Осталось привести в действие гидростатический химический взрыватель и уйти.

— У нас в запасе три минуты. Знаешь, что с нами будет, если через три минуты мы не уберемся отсюда?

— Об этом — не надо, — взмолился Миллер. Вдруг он насторожился и быстро взглянул на Мэллори. Мэллори тоже услышал звук торопливых шагов наверху. Он кивнул Миллеру, и они погрузились под воду.

Капитан охраны был расположен к полноте, а также имел очень четкие представления о том, как надлежит вести себя офицеру вермахта, и потому обычно воздерживался от бега. Он шел быстрым нервным шагом по верху стены и вдруг увидел часового, который, как он расценил, в чересчур небрежной, неуставной позе развалился на парапете. Однако капитан тут же сообразил, что обычно облокачиваются на руки, а рук часового он как раз и не увидел. Вспомнив о пропавших Маурере и Шмидте, он бегом рванулся к солдату.

Часовой, казалось, не слышал приближения офицера. Капитан грубо схватил его за плечо и, потрясенный, отпрянул. Мертвое тело съехало с парапета и свалилось к ногам офицера. Во лбу зияло огромное отверстие. Лишившись на какое-то время способности двигаться, капитан в течение долгих секунд разглядывал мертвеца, потом, усилием воли стряхнув оцепенение, выхватил пистолет и фонарь, снял пистолет с предохранителя, включил фонарь и, перегнувшись через парапет, торопливо посветил вниз.

Внизу он ничего не увидел. Вернее, никого, ни единого признака присутствия неприятеля, совершившего это убийство. И все же кое-что он разглядел — дополнительное свидетельство того (как будто он нуждался еще в каких-либо свидетельствах), что здесь побывал враг: предмет, похожий на торпеду — нет, два предмета, прикрепленных к стене дамбы. Капитан вытаращил глаза, но вдруг вздрогнул, словно от удара — до него дошло истинное назначение этих предметов. Он выпрямился и побежал назад, крича во все горло:

— Рацию! Рацию!

Мэллори и Миллер всплыли на поверхность. Крики или, вернее, вопли бежавшего капитана отчетливо разносились в тишине над водохранилищем. Мэллори выругался.

— К черту, к черту и еще раз к черту! — от досады и огорчения его голос звучал зло. — Циммермнн получит предупреждение, и у него будет в запасе 7 или 8 минут. Достаточно, чтобы отвести танки на возвышенность. — Что же теперь?

— Теперь мы дергаем за шнур и убираемся отсюда к черту!


Подбегая к радиорубке, возле которой сидели Петар и Рейнольдс, капитан еще издали закричал:

— Генерал Циммерманн! Свяжитесь с ним. Пусть выводит танки на высокое место. Эти чертовы англичане заминировали дамбу!

Петар снял темные очки и потер глаза.

— Ну ладно. — Голос Петара прозвучал как вздох. — Хорошего — понемногу.

Рейнольдс в изумлении оглянулся на Петара. Машинально принял из рук Петара очки, которые тот протянул, машинально проследил за его рукой и, словно в гипнотическом сне, увидел, как Петар большим пальцем надавил на потайную кнопку в гитаре. Задняя  стенка инструмента откинулась и внутри обнаружился до блеска смазанный автомат.

Указательный палец Петара лег на спусковой крючок, автомат первой пулей расколол верх гитары, запрыгав в руках Петара. Темные глаза сузились. Стрелял он  несуетливо, аккуратно выбирая следующую мишень.

Солдат, охранявший пленных, согнулся пополам и умер, прошитый насквозь первой же очередью. Через две секунды та же участь постигла капрала-охранника, лихорадочно пытавшегося снять с плеча «шмайссер». Подбегавший капитан успел несколько раз выстрелить  из пистолета, но Петар не дал сбить себя с толку. Он не обратил внимания ни на капитана, ни на пулю, угодившую в правое плечо, а всадил остаток обоймы в передатчик, после чего повалился на бок, выронив из ослабевших рук разбитую гитару. Из плеча и раны на голове текла кровь.

Капитан сунул еще дымившийся пистолет в карман и принялся разглядывать потерявшего сознание Петара. Сейчас в глазах офицера уже не было злобы, а лишь некая грусть, безрадостное признание собственной победы. Он отвел взгляд и встретился глазами с Рейнольдсом. Наступил тот редкий миг, когда они поняли чувства друг друга, и оба покачали головами.


Когда над водами водохранилища затихли последние отзвуки выстрелов, Мэллори и Миллер, поднимавшиеся по веревке, достигли уровня верхнего края стены. Мэллори взглянул на Миллера, который молча передернул плечами, и они полезли вверх с удвоенной энергией.


Андреа также слышал выстрелы, но не понял, что они означали. В тот момент ему, собственно говоря, было не до того. Левое предплечье горело, на лице выступили капли пота. Он знал, что впереди — бо́льшая часть пути. Почувствовав, что руки девушки, обхватившие его за шею, ослабевают, он остановился и осторожно переместил ее. Придерживая Марию за талию, он медленно полез вверх, стиснув зубы. Перед глазами поплыли оранжевые круги, и он отстраненно подумал, что это, наверное, от потери крови. Как ни странно, левая руки перестала болеть, боль перешла в  правое плечо — принявшее на себя двойную тяжесть.

— Оставьте меня! — повторила Мария. — Ради Бога, оставьте. Вы еще можете спастись.

Андреа улыбнулся, вернее ему показалось, что он улыбается, и мягко сказал:

— Вы не понимаете, что говорите. Кроме того, Мария убьет меня.

— Оставьте! Оставьте меня! — Она стала вырываться, но Андреа лишь ухватил ее покрепче, и она вскрикнула. — Мне больно.

— Тогда не надо вырываться, — спокойно сказал Андреа и стал медленно карабкаться дальше, превозмогая усталость.


Мэллори и Миллер достигли продольной трещины, проходившей над дамбой, и быстро двинулись вдоль скалы, пока не оказались непосредственно над электрическими огнями, установленными на крыше караульной будки. Благодаря яркому свету, они прекрасно поняли, что произошло. Гроувз и Петар, оба без сознания, двое убитых немцев, искалеченный передатчик и, вдобавок, автомат, выглядывавший из разбитого корпуса гитары‚ — недвусмысленно поведали им о случившемся. Мэллори продвинулся вдоль трещины еще на 10 футов и глянул вниз: Андреа оставалось преодолеть одну треть подъема. Мария помогала ему как могла, цепляясь руками за ступеньки и подтягиваясь. Они поднимались страшно медленно. Нет, не успеют, подумал Мэллори, ни за что не успеют. Это случается со всеми, устало подумал он, настанет день, когда это случится с каждым из нас, но чтобы с Андреа, несокрушимым Андреа… нет, невозможно. И тем не менее, невозможное скоро станет реальностью.

Мэллори вернулся к Миллеру и быстро отцепил веревку — ту самую, с узлами, по которой они спускались к водохранилищу. Затем привязал ее к веревке, что шла вдоль трещииы, и стал опускать вниз, пока та мягко не коснулась крыши караульного помещения.

Он взял «люгер» и приготовился к спуску, как вдруг один за другим с интервалом в две секунды прогремели два взрыва. Детонация 3000 фунтов отменной взрывчатки обычно производит звуковой эффект колоссальной силы, но на этот раз, учитывая глубину заложения заряда, взрывы прозвучали на удивление глухо, они скорее ощущались, нежели слышались. Над стеной дамбы взметнулись два огромных водяных столба, но прошла, казалось, уже целая вечность, а ничего не менялось. И вдруг очень медленно, как бы нехотя, весь центральный участок дамбы шириной футов в 80 отделился и стал сплошной глыбой падать в ущелье.

Андреа застыл на ступеньке. Звука взрывов он не услышал, но по тому, как затрясло лестницу, понял что произошло и что за этим последует. Обеими руками обхватив Марию и прижав ее к лестнице, он сцепил руки и выглянул поверх головы девушки. По стене дамбы медленно пробежали две вертикальные трещины, затем ограниченный трещинами участок начал отваливаться, словно крышка секретера, крепящаяся у основания на петлях. Через секунду-другую стена скрылась из виду под натиском миллионов и миллионов галлонов темно-зеленой воды, хлынувшей в пробоину. Грохот рухнувшей в ущелье многотонной глыбы  разнесся на многие мили вокруг, но из-за рева воды Андреа ничего не слышал. Он успел лишь заметить, что стена дамбы исчезла, уступив место мощному зеленому потоку, на удивление гладкому и спокойному  в своем начале, а по мере падения все более бурному и стремительному, и что этот жуткий поток вот-вот накроет их. Андреа на секунду освободил руку, повернул лицо девушки и прижал его к своей груди, сообразив, что если Мария чудом останется в живых, то  лавина взбесившейся воды, несущая песок, камни и еще невесть что, сорвет с ее лица нежную кожу и навсегда обезобразит его шрамами. Он пригнул голову, приготовившись встретить разбушевавшуюся стихию, и крепче сцепил руки.