Священник продолжал с аппетитом поглощать свой ужин, но Мэри даже не притронулась к еде.

— А чем бродяга вызвал у вас такую сильную неприязнь? — спросил Френсис Дейви.

— Однажды он напал на меня.

— Я так и думал. Это на него похоже. Вы, конечно, дали ему отпор?

— Да, кажется, я даже его поранила.

— Что ж, у вас не было выбора. Когда это произошло?

— В ночь перед Рождеством.

— После того как я оставил вас у Файн-Лэнз?.. Я начинаю понимать. Вы тогда не вернулись в гостиницу? Вы столкнулись с хозяином и его дружками на дороге?

— Да.

— И они взяли вас с собой на побережье?

— Пожалуйста, мистер Дейви… Мне бы не хотелось говорить о той ночи — ни сейчас, ни в будущем.

— Вы и не будете больше говорить об этом, Мэри Йеллан. Я корю себя за то, что отпустил вас тогда одну. Трудно даже представить, что вам довелось пережить. Вы проявили замечательное мужество, я восхищаюсь вами — хоть это и странно слышать от приходского священника.

Она посмотрела на него и отвела взгляд.

— Когда я думаю о бродяге, — сказал священник, накладывая себе мармелад, — то нахожу странным, что убийца не заглянул в запертую комнату. Возможно, он торопился, но минута-другая ничего не решала, и он мог бы все успеть.

— Вы хотите сказать, убить и его тоже?

— Именно. Этот бродяга — не украшение нашего мира, пока он жив. А когда умрет, то хотя бы послужит пищей для червей. Если бы убийца знал, что бродяга нападал на вас, у него был бы двойной повод, чтобы убить его.

Мэри отрезала кусок пирога и надкусила его. Этим она пыталась скрыть свое замешательство. Руки ее дрожали.

— Какое отношение к этому имею я? — спросила она.

— Вы о себе слишком скромного мнения, — возразил он.

Они продолжали есть в молчании. Мэри не поднимала глаз от тарелки. Инстинкт подсказывал ей, что он играет с ней как кошка с мышкой. Наконец она не выдержала.

— Значит, мистер Бассет и остальные что-то знают?

— Да, конечно, кое-что нам известно. Мы узнали от бродяги о том, что было на побережье в рождественскую ночь. Мы услышали о повозках, приезжавших в «Джамайку-Инн» по ночам, он назвал своих сообщников… Тех, которые ему известны. Он договорился до того, что предположил, будто хозяин «Джамайки-Инн» только считался главарем, а на самом деле получал приказы от кого-то. Это, конечно, усложняет дело. Все очень обеспокоены. А вы что об этом думаете?

— Конечно, такое возможно…

— Если это так, то, может быть, таинственный главарь и убийца — одно лицо. Вы согласны?

— Да, я тоже так думаю.

— Это значительно сужает поле поисков. Теперь мы можем не принимать в расчет остальной сброд и искать героя поумнее и позначительнее. Вы никогда не встречали кого-нибудь подобного в «Джамайке-Инн»?

— Нет, никогда.

— Он должен был приезжать и уезжать тайком, скорее всего ночью. Вы не слышали стука копыт, но есть возможность прийти и пешком, не так ли?

— Да, такая возможность есть.

— Значит, этот человек знает окрестные болота. Кто-то из джентльменов предположил, что он живет неподалеку. Так что кольцо вокруг убийцы сжимается, и скоро он будет схвачен. Мы все уверены в этом. Почему вы так мало едите?

— Я не хочу…

— Ханна решит, что ее пирог не понравился. Я не говорил еще, что сегодня видел вашего знакомого?

— У меня нет здесь знакомых, кроме вас.

— Благодарю вас, Мэри. Это прекрасный комплимент, и я способен его оценить. Но вы не совсем откровенны. У вас есть знакомый, Вы мне сами об этом говорили. Разве не брат вашего дяди возил вас на ярмарку в Ланстон?

Мэри вцепилась в край стула.

— Я с тех пор его и не видела. Я думала, что он уехал.

— Нет, он здесь с самого Рождества. Он узнал, что вы у меня, и попросил передать вам, что ему очень жаль. Так и сказал. Мне кажется, он имел в виду вашу тетю.

— Это все, что он передал?

— Я думаю, он хотел сказать что-то еще, но нам помешал мистер Бассет.

— Мистер Бассет? Он был там, когда вы разговаривали?

— Ну конечно. Это было перед тем, как я уехал из Норт-Хилла, дискуссия там затянулась.

— И Джем Мерлин тоже участвовал в этой дискуссии?

— Он имел на это право как брат покойного. Хотя, по-моему, он не сильно опечален утратой.

— Мистер Бассет и остальные допрашивали его?

— Они говорили целый день. Его ответы были очень уклончивы. Он куда умнее своего брата. Вы говорили, что он занят каким-то малопочтенным ремеслом. Кажется, ворует лошадей?

Мэри кивнула. Ее пальцы блуждали по скатерти.

— Что с ним сделают, мистер Дейви? — спросила она.

— Сделают? — искренне удивился он. — Почему с ним должны что-то сделать? Мне кажется, он помирился с мистером Бассетом, и ему нечего бояться. Едва ли ему будут вспоминать старые грехи после того, что он для них сделал. Разве я не говорил, что Джем Мерлин донес на своего брата?

Она уставилась на него не понимая.

— Джем донес на своего брата?

Священник отодвинул тарелку.

— Так мне сказал мистер Бассет. Он столкнулся с вашим приятелем в Ланстоне в Сочельник и отвез его в Норт-Хилл для допроса. «У меня есть право засадить тебя в тюрьму, где ты не увидишь лет двенадцать ни одной лошади, — сказал он. — Но ты можешь заслужить свободу, если дашь показания против брата». Ваш приятель отказался. Тогда сквайр сунул ему под нос объявление. «Смотри, Джем, — сказал он, — как это тебе нравится? В ночь перед Рождеством было самое страшное кораблекрушение с прошлого года, когда «Леди Глостер» налетела на рифы у Пэдстоу. Может, теперь ты передумаешь?» Дальше я не все понял, нам постоянно мешали, но я догадываюсь, что ваш приятель ночью сбежал. А вчера утром возвратился, подошел к сквайру, когда тот выходил из церкви, и сказал: «Хорошо, мистер Бассет, вы получите то, что хотели». Вот почему я сказал, что он умнее своего брата.

Мэри смотрела перед собой, пораженная услышанным.

— Мистер Дейв, — произнесла она, — похоже, я самая большая дура из всех, что когда-либо появлялся в Корнуолле!

— Я верю вам, Мэри Йеллан, — улыбнулся священник. В голосе его звучала укоризна.

— Что бы ни случилось дальше, — продолжала она, — я могу смотреть в будущее спокойно!

— Я рад за вас, — сказал он.

Она поправила волосы и улыбнулась — впервые за все время их знакомства.

— А что еще сказал Джем Мерлин? — спросила она.

Священник посмотрел на часы и вздохнул.

— Время бежит слишком быстро! Я думаю, мы уже достаточно поговорили о Джеме Мерлине.

— Он был все еще в Норт-Хилле, когда вы уехали?

— Да. Кстати, именно из-за его последних слов я и поспешил сюда. Он сказал, что сегодня вечером собирается навестить кузнеца в Уорлеггене.

— Мистер Дейви, вы говорите загадками. Какое это имеет отношение к вам?

— Он покажет кузнецу гвоздь от лошадиной подковы, который нашел в зарослях вереска неподалеку от «Джамайки-Инн». Гвоздь совсем новый, а Джем Мерлин знает всех кузнецов в округе. «Смотрите, — сказал он сквайру, — я нашел его сегодня утром за гостиницей. Вам я здесь больше не нужен. С вашего разрешения, я поеду в Уорлегген и швырну в лицо Тому Джори его плохую работу».

— Ну и что дальше? — не понимала Мэри.

— Вчера было воскресенье, верно? А по воскресеньям ни один кузнец не работает — если только не согласится из большого уважения к заказчику. Только один всадник проезжал вчера мимо кузни Тома Джори, и было это, кажется, около семи часов вечера. После этого всадник продолжил свой путь в сторону «Джамайки-Инн».

— Откуда вам это известно? — прошептала Мэри.

— Этот всадник был настоятелем из Алтарнана.

17

В комнате воцарилась тишина. Откуда-то потянуло холодом. Каждый ждал, когда заговорит другой. Мэри услышала, как Френсис Дейви сглотнул. Бесцветные, застывшие глаза глядели на нее через стол, но они уже не были бесстрастными — они ярко сверкали на белой маске лица.

Пауза тянулась бесконечно. Наконец Мэри вымученно улыбнулась:

— Вы сегодня такой загадочный, мистер Дейви.

Он ответил не сразу. Мэри услышала, как он снова сглотнул, потом наклонился в кресле и резко сменил тему.

— Вы утратили доверие ко мне сегодня еще до того, как я вошел, — сказал он резко, — вы полезли в мой стол и наткнулись на рисунок. Вы были напуганы. Нет, я не из тех, кто подглядывает в замочную скважину. Я просто заметил, что бумагу переворачивали. Вы спросили себя: «Что это за человек — алтарнанский священник?» А когда услышали мои шаги, то бросились в это кресло, чтобы я не мог видеть вашего лица. Не прячьтесь, Мэри Йеллан. Мы теперь можем быть откровенны друг с другом.

— Я очень сожалею, что открывала ваш стол, — пробормотала Мэри, — я до сих пор не знаю, как это получилось. Что же касается рисунка, — я не разбираюсь в таких вещах и даже не могу сказать, хорош он или плох.

— Не в том дело, хорош он или плох, а в том, что он испугал вас. Вы снова сказали себе: «Этот человек — причуда природы, и его мир — не мой мир». Не так ли? Вы были правы, Мэри Йеллан. Я живу в прошлом. Тогда люди не были такими смирными, как сейчас. Я говорю не об исторических персонажах в камзолах и чулках — они никогда не были моими друзьями. Мое время — это начало бытия, когда реки и моря были одним целым, а древние боги жили в горах!

Он поднялся с кресла и встал у огня — темная долговязая фигура с белыми волосами и глазами, прозрачными, как стекло. Его голос звучал так же вкрадчиво, как и в день их первого знакомства.

— Будь вы юношей, вы поняли бы меня, — сказал он, — но вы женщина, живущая в девятнадцатом столетии, и потому мой язык кажется вам странным. Да, я причуда природы и причуда времени. Я не принадлежу к этому миру, я родился с ненавистью к своему времени и с ненавистью к человечеству. В девятнадцатом веке очень трудно обрести покой. Я думал найти его в христианской церкви, но меня воротит от ее догматики, и вся она построена на детских сказках. Впрочем, обо всем этом мы сможем поговорить позже, когда нас никто не будет преследовать. Впереди — целая вечность. По крайней мере, у нас нет багажа, и мы можем путешествовать налегке, как это делали в старину.