– «Она пальчик втиснула и конфетку свистнула, а потом говорит, какая я плохая». – Знакомый голос заставил ее застыть на месте. – Не желаете ли получше осветить сцену, Джорджия? У вас устанут глаза от чтения всех этих документов.

Чилтон Кэнтелоу включил общее освещение. Револьвер в его руке был направлен в грудь Джорджии.

– И не вздумайте звать на помощь, – предупредил он, – потому что в этом случае оружие выстрелит, и мне придется объяснять, что я решил, будто это грабитель, и по ошибке застрелил вас. Джорджия, дорогая, ты лгунья, маленькая стерва!

К Джорджии мгновенно вернулось самообладание. Нельзя сказать, что она была совершенно не готова к подобному повороту событий. Джорджия перевернула несколько страниц документа, извлеченного из глобуса, а затем взглянула на Чилтона.

– Значит, это вы, Чилтон, – произнесла она. – Я так и знала. Была уверена, что нашим лидером должны быть вы, но хотела доказать это себе. Почему же вы не сказали? Вы могли мне довериться. Мне уже надоела эта игра в таинственность. Очень многим из нас, если честно.

Чилтон внимательно смотрел на нее. Взъерошенные волосы, стройная фигура в темно-синем шелковом домашнем халате – он выглядел лет на двадцать пять.

– Хороший спектакль, – усмехнулся он, – но вы впустую разыграли его передо мной.

Джорджия округлила глаза. Ее голос жалобно задрожал:

– Чилтон, не надо. Вы же не думаете, что я…

– Я знаю, что вы шпион. Мы подозревали это с самого начала. Затем, признаюсь, вы на время усыпили наши подозрения. Но не до конца. Поэтому я и не отпускал вас от себя. Хотел держать вас под наблюдением.

Джорджия знала, что он лжет. Чилтон был не из тех, кто признается, даже когда она в его власти, что она настолько серьезно обманула его. Джорджии требовалось время, чтобы подумать, спланировать следующий шаг.

– Вы совершаете чудовищную ошибку. Я была беззаветно предана «А.Ф.». Из-за этого потеряла большинство друзей. Но я должна была удостовериться, что во главе движения стоит достойный человек. Я пыталась заставить вас сказать мне, но вы уходили от ответа. Два дня назад я увидела вас с этим глобусом в руках и поняла…

– Джорджия, вы теряете форму, занимаетесь болтовней.

Он мило, почти с сожалением улыбнулся ей. Чилтон успокоился и вернулся к той мягкой, шутливой манере, которая пугала Джорджию больше любых угроз.

– В этом глобусе имеется маленькое устройство, – продолжил он, – от него срабатывает звонок в моей комнате, когда кто-нибудь открывает глобус. Я не такой простак, как вы полагали, моя дорогая. Однако мне жаль, что между нами встала охранная сигнализация. Я начал проникаться к вам симпатией.

– Ну и что вы собираетесь предпринять в связи с этим? Передать меня полиции?

– Нашей беспомощной полиции? Нет. Боюсь, вы попали в более серьезную переделку, чем эта. От вас придется… избавиться.

– Ясно. Что вам это даст?

Чилтон пожал плечами:

– Разве это не очевидно?

Джорджия поняла, что должна сменить тактику.

– Совсем не очевидно, – возразила она. – Джон Стрейнджуэйс знает о вас все. Я узнала вас на вечеринке с шарадами – женщина в медальоне. Также нам известно местонахождение ваших шести оружейных складов. Поле для гольфа было ошибкой. Вам следует научиться обуздывать свою привычку хвастаться.

Чилтон скрестил ноги, взял револьвер в левую руку, а правой зажег сигарету.

– Так-то лучше, – сказал он. – Теперь, когда понятно, как обстоят дела, мы сумеем проявить больше изворотливости. Какой же вред от женщин! Это означает, что мне придется сменить месторасположение своих складов, прежде чем мы начнем действовать. Что ж, такие ситуации всегда можно уладить.

– Да, с деньгами всего легко добиться. Есть, правда, одна вещь, о которой вы, эгоисты, купающиеся в деньгах, забываете. А именно – в стране полно честных людей, которые не берут взяток и смотрят на ваши богатства с презрением.

– Вполне достаточно тех, кто взятки берет, дорогая моя. Кроме того, есть много способов подкупить человека без денег. Вы можете предложить власть, месть или мечту о достойной жизни. В настоящий момент моя мечта хорошо продается.

– Ваша мечта! Это мерзкий бред, не более. Нет даже никакой надежды, что теперь она осуществится. Наш народ вас раскусит. Даже если предположить, что вы вообще начнете свое восстание… будет убито множество невиновных людей и горячих приверженцев. Затем вы падете. Чилтон Кэнтелоу сбежит, без сомнения, как и до него другие напуганные, нечистоплотные финансисты. Я представляю, как вы гниете где-нибудь в Южной Америке, несостоявшийся диктатор, жиреющий, с грязью под ногтями, начинающий вонять – жалкое зрелище вы будете собой представлять для того, у кого найдется для вас жалость… Что вы так сжимаете револьвер? У вас даже костяшки пальцев побелели.

– Как же мне хочется отвести вас в подвал и избить до полусмерти! Возможно, я это и сделаю, но…

– Послушайте-ка этого нацистского последователя! Ничего более оригинального вы придумать не сумели? Вы просто избалованный, злобный мерзавец, снедаемый тщеславием. Прекрасный принц, начавший стареть и изнашиваться. Акробат, у которого заедают суставы.

Чилтона Кэнтелоу задели за живое не столько ее слова, сколько жгучее презрение в голосе Джорджии. Не один месяц он направлял на нее свое обаяние, ожидая ее ответа. Презрительное равнодушие, которое она теперь ему продемонстрировала, поразило его. Чилтон уставился на нее, по-детски надув губы. На мгновение ей показалось, будто он собирается заплакать. Затем он произнес:

– Да, вы весьма умны. Но недостаточно. Считаете, что восстание «А.Ф» потерпит поражение. Вы совершенно правы. Я и хочу, чтобы оно провалилось. Понимаете, – добавил он, – существует различие между умом и гениальностью. Ум приспосабливается к судьбе, гениальность приспосабливает судьбу к себе. У выдающегося человека есть сила его безнравственности – он стоит над моралью.

– По-моему, все это я уже слышала раньше.

– Тот план, который вы прижимаете к груди – можете прочитать его перед смертью, это не имеет значения, – мы назовем планом А. Но существует также и план Б, о котором вы и остальные второсортные ищейки ничего не знаете. Он гораздо проще. Я мог бы изложить его на листке из записной книжки, однако предпочитаю держать в голове. Вы когда-нибудь задавались вопросом, почему рядовым членам «А.Ф.» не сообщили имя их руководителя? Наверно, нет. Вам не хватает проницательности. У вас мелкий, второсортный умишко, как у вашего наемного наблюдателя в замочную скважину, вашего мужа.

– Удивительно, насколько вы невыразительны в роли гения, – усмехнулась Джорджия.

Чилтон вскочил и ударил ее по губам.

– Как я говорил, есть план Б. Мне бы хотелось, чтобы вы осознали, против чего боролись. В последний час вам следует знать, что вы никогда и близко не подошли бы к успеху.

Сначала Джорджия подумала, что он блефует, затем – что мания величия свела его с ума. Однако по мере того, как Чилтон говорил, раскрывая план Б, она поняла, что он не блефует и не лишился рассудка. Также Джорджия постигла настоящую тайну поля для гольфа. Это был символ не столько организации «А.Ф.», сколько его собственного намерения предать ее. Чилтон не предполагал, что кто-нибудь разгадает секрет той зеленой лужайки, однако этот секрет разоблачал – возможно, невольно – его двойное предательство.

План Б, как Чилтон и сказал, был довольно простым. Кэнтелоу полагал, что восстание начнется так, как указано на плане А. Оружие из тайных складов раздадут революционерам заранее, за неделю или две, а его агенты тем временем устроят панику на бирже и распространят слухи, будто новое народное правительство вот-вот собирается вовлечь нас в войну с державами «оси»[13], отбирая у маленького человека сбережения, национализируя промышленность. Затем, когда страна будет доведена до нужного состояния растерянности, нерешительности и истерии, вспыхнет восстание. Министров правящего кабинета похитят или убьют, Дом радиовещания и отделения Би-би-си в провинции захватят, в гражданской службе воцарится неразбериха, ежедневные газеты вынуждены будут закрыться или выходить, подчиняясь приказам «А.Ф.». Когда нервные центры правительства будут парализованы, парламенту предъявят ультиматум, подкрепленный пролетом бомбардировщиков над Вестминстером. Парламент должен будет передать власть совету «А.Ф.» или парламентариев уничтожат.

– В этот момент, – произнес Чилтон с этой своей заразительной улыбкой, которую Джорджия ненавидела теперь, как чуму, – когда «А.Ф.» будет ждать выдвижения своего диктатора, вмешаюсь я. Созову конференцию руководителей «А.Ф.», сообщу, что первоначальный успех не должен вводить их в заблуждение, будто вся страна принадлежит им, и предложу компромисс. Мои ключевые фигуры во Внутреннем совете, разумеется, знают о данном маневре и составляют большинство голосов. Они проголосуют за мое назначение на пост хранителя общественной безопасности. Англичанам нравится идея опеки, при которой им не приходится выражать сыновнюю почтительность. Меня объявят в Британии сначала посредником, затем первым хранителем Комитета общественной безопасности. Политики окончательно утратят контроль над ситуацией, страна будет находится в состоянии анархии, смятение общественности и моя личная популярность довершат остальное. Средний человек не догадается и не получит доказательств, что за изначальным восстанием стоял я. Рядовые члены «А.Ф.» могут думать, что хотят – у них тоже не будет доказательств, – поэтому-то я и соблюдаю осторожность, чтобы не открыть им личности их руководителя. Большинство примет меня или как настоящего лидера, или как наилучший из компромиссов. Кое-кто возмутится, но с такими быстро разберутся. Мне следует добавить, что мои партнеры ждут этих событий с огромным интересом. Если у нас возникнет больше трудностей с подавлением оппозиции на начальной стадии, чем я ожидаю, они пообещали помочь мне.