Когда церемония закончилась, началось заседание Круглого стола. За этим высокопарным названием, как обнаружила Джорджия, не скрывалось ничего, кроме сидения за круглым столом и высказывания недовольства в адрес правительства, прислуги, «критической тяжести размеров налога», социалистической партии, дурного поведения пеших туристов, спекуляций в области строительства и торговли, снижения качества современного искусства, пустых церквей, ставок на результаты футбольных матчей, химического пива и ограничения рождаемости. Все это было скучно и смешно, но в то же время становилось ясно, какую кашу заваривал «Английский флаг» для прикрытия деятельности настоящих заговорщиков.

Однако на следующее утро Элис Мейфилд взяла ее с собой на верховую прогулку до завтрака, и высоко на холмах, глядя на воскресный покой полей и деревень, Джорджия наконец была посвящена в тайну, которая так долго от нее ускользала. Они остановили лошадей, чтобы полюбоваться пейзажем, и Элис вдруг спросила, что она думает о собрании «Английского флага».

– Вы хотите от меня вежливости или честности? – уточнила Джорджия.

– Ненавижу, когда люди отвечают из вежливости.

– Что ж, хорошо. Я решила, что это было смехотворное надувательство. Не сама идея – я не присоединилась бы к «Флагу», если бы так считала. Но все эти разговоры, разговоры, разговоры… Абсолютно вздорные и ничтожные. Почему они не сделают что-нибудь вместо того, чтобы постоянно скулить. «Аристократы», жалующиеся на свои глупые мелкие обиды. Им духу не хватает? Ваши братья как будто не такие, но и они лишь болтали вместе с остальными, как пара заговорщиков из кафе. Какое жалкое зрелище мы собой представляли, жалуясь на то, как демократия губит империю, повторяя друг другу, какие мы замечательные – рожденные править, и все прочее, а затем продолжая просиживать штаны! Упаси меня Бог от такой самодовольной, ленивой самоуспокоенности.

Как Джорджия и надеялась, презрительное замечание в адрес братьев задело Элис Мейфилд за живое.

– Мы не настолько бесполезны, как вы думаете, – возразила она. – Не все из нас. Не Роберт и Деннис. Или я. Мы помогаем делать дело.

– Правда? Пишите письма в «Таймс»?

У Элис даже ноздри побелели, но она сдержалась.

– Что бы вы сказали, если бы я сообщила, что менее чем через год мы сметем демократов в Британии и утвердим истинного лидера, настоящее руководство?

– Я бы ответила, что вы грезите. Мечта, однако, приятная.

– Вы бы присоединились? Наш внутренний совет считает, что вам бы цены не было.

– Разумеется, я присоединилась бы, если бы считала, что у вас есть хоть какой-то шанс на успех. Я в безнадежных экспедициях не участвую. Кстати, кто этот лидер?

– Мне не позволили бы сказать вам, даже если бы я и знала. Его имя известно лишь полудюжине людей в движении.

– Это покупка кота в мешке, не так ли? Откуда вы знаете, способен ли он вообще на что-нибудь?

– Он спланировал все это движение. Организация просто поразительна, такое мог придумать только выдающийся человек.

«Может ли это быть правдой?» – спросила себя Джорджия. Движение, за которым стоит анонимный гений? А если Элис отвлекает ее внимание; в конце концов, маловероятно, чтобы чужаку сразу доверили столь важную информацию. И все же она готова была поклясться, что девушка говорит правду или, по крайней мере, считает правдой, будто личность будущего диктатора известна только руководителям движения. А если это правда, то она соотносится с тем, что говорил ей о конспирации сэр Джон. Это минимизирует самую большую опасность, которой подвержены подобные заговоры, – опасность пострадать от осведомителя. Однако это же делает заговор более уязвимым: если кто-нибудь узнает, кто этот предатель, то одним камнем убьет и гения, и главу организации.

Джорджия постаралась внешне сохранить скептическое отношение, но постепенно позволила себе попасть под обаяние энтузиазма Элис Мейфилд. Из ее рассказа скоро стало ясно, что движение, как и подозревал сэр Джон, разделено на множество, в его терминологии, водонепроницаемых отсеков, чтобы утечки наносили минимальный ущерб. Британия была поделена на шесть районов, каждый со своим собственным организатором. Каждый район, в свою очередь, состоял из большого числа автономных групп – подрайонов, члены которых не знали ни об именах, ни о количестве участников и особых задачах других групп. В задачу Элис Мейфилд, насколько поняла Джорджия, входило поддержание связи между беркширской группой и членами «внутреннего совета» в Лондоне. По этой-то причине она, без сомнения, и находилась в клубе сеньора Альвареса.

– Вы говорите, что внутренний совет считает, будто от меня может быть какая-то польза. Они попросили вас поговорить со мной или это была ваша идея? На мой взгляд, они должны относиться ко мне с подозрением, ведь я все же, так сказать, замужем за полицией.

– Господи, да я бы к вам не подошла, если бы мне не велели! Наше движение не поощряет самодеятельности. Вас уже тщательно проверили.

Только после завершения всей этой истории Джорджия узнала, насколько детальной была эта проверка. И самым нелепым было то, что выполнялась она по заданию сэра Джона Стрейнджуэйса. Через месяц после ее первого посещения клуба «Теймфорд» он отвел в сторонку одного из своих людей – инспектора уголовной полиции из политического отдела, которого имел все основания считать членом этой тайной организации, сказал ему конфиденциально, что в последнее время до него дошли странные сообщения о миссис Найджел Стрейнджуэйс, мол, она отказалась повидаться с ним или как-то объясниться, и попросил тактично разобраться в этих слухах. Инспектор немедленно доложил об этом своему местному организатору «А.Ф.» и получил приказ провести расследование, как и попросил сэр Джон, и передать любую полученную информацию «А.Ф.». Таким образом, сэр Джон достиг своей цели: отмежеваться от Джорджии и в то же время заинтересовать ею «А.Ф.». Ее квартиру обыскали. Были найдены письма от Найджела, подтверждающие их окончательный разрыв. И очень скоро профашистские симпатии, которые Джорджия прилежно демонстрировала, также стали известны «А.Ф.».

Ее первая беседа с Элис Мейфилд довершила остальное. Перед ними была известная, влиятельная женщина, очевидно, не у дел, недовольная своим нынешним существованием, разочаровавшаяся в демократическом правлении: Джорджия как раз представляла собой полезный для «А.Ф.» тип личности. Однако лидеры движения, хотя и обладали уверенностью людей, за которыми стоят неограниченные денежные средства, и находились под очарованием перспективы почти неограниченной власти, ничто не принимали на веру. Они все делали тщательно, и это должно было подтолкнуть Джорджию к самому краю бездны.

Глава 8. Гранки

В то лето надолго установилась сильная жара. Питер Бретуэйт преуспевал в быстрых подачах, зачетным пробежкам не было конца, как маслу в кувшине вдовы[6].

Элисон Гроув продолжала заниматься своими делами в Эскоте и Херлингеме, на балах, на приемах в саду и торжественных церемониях. В тысячах контор, на заводах, в трущобах изнемогали от жары рабочие, с нетерпением ожидая короткого августовского отпуска. И за всей этой обыкновенной жизнью невидимо, как сражаются в крови красные и белые кровяные тельца, шла война между агентами сэра Джона Стрейнджуэйса и заговорщиками. С обеих сторон это была война без правил и пощады. Даже участники, не считая высшего руководства, ничего не знали об этой битве, кроме своего сектора. Правда, в определенном смысле битва едва только началась: в настоящее время велось маневрирование по занятию лучшей позиции, перестрелка между сторожевыми постами. Однако изолированность Джорджии заставляла ее ощущать себя воином, который защищает свой участок фронта, протянувшегося по всей Британии, и который только по слухам знает, что его товарищи тоже сражаются.

Читая газеты, она тщательно вылавливала смутные намеки, свидетельствующие о наступлении «А.Ф.». В стране постепенно умело создавалась атмосфера неуверенности. Фондовую биржу лихорадило, курс ценных бумаг колебался без видимых причин, как встревоженные воздушные массы перед грозой. Реакционные газеты, не слишком себя компрометируя, начали переходить на новый, скептический тон в отношении парламентской формы правления. Некие известные личности – во время послеобеденных речей, в клубах, в школах при вручении аттестатов, при закладке фундаментов – выступали за более тесное сотрудничество с тоталитарными режимами. Семена сомнения и разногласий сеялись, подобно плевелам из притчи, пока Англия спала[7].

Были и другие события – таинственные исчезновения, необъяснимые самоубийства – потери в ходе тайной войны. Читая между строк, Джорджия удивлялась, с каким мастерством «А.Ф.» создавал атмосферу кризиса, стремился уничтожить веру англичан в демократические институты.

Сама она, как член одной из лондонских групп этой организации, получила задание вербовать сторонников движения среди своих знакомых – задача, требовавшая всех сил ее ума, поскольку в большинстве случаев вела к вежливому отчуждению или явной враждебности. Но, зная, что «А.Ф.» таким образом испытывает ее, Джорджия делала свое дело. Ей было велено оказывать полное повиновение любому, кто предъявит ей значок «А.Ф.» – такой же кружок, какой она нашла в медальоне; он имелся лишь у шести руководителей районов, членов внутреннего совета; но никто пока к ней не обратился, и Джорджия начала терять надежду на дальнейшее проникновение в движение.

Необходимость публично носить эту отвратительную маску, страшное напряжение, возникающее, когда работаешь на одну сторону и в то же время делаешь вид, будто преданно трудишься на другую, начали сказываться на нервах Джорджии. Поэтому она обрадовалась, получив приглашение снова посетить Мейфилдов, – как может обрадоваться измученный боец, которого переводят на более спокойный участок фронта. По крайней мере предполагалось, что там будет потише…