Он положил в рот еще три сосиски, откашлялся, протер глаза, наклонился вперед, обдавая меня запахом перца, и сказал:

– Хорошо, мистер Уоллес, я скажу. Ни для кого, кроме вас, не стал бы этого делать, но…

– Кто такой Джо Валински? – повторил я с металлом в голосе.

– Он собирает налоги для мафии на всем восточном побережье. Каждое первое число месяца он приезжает на своей яхте и остается здесь на неделю. За это время туда привозят отчисления за разного рода бизнес: за шантаж, казино, рэкет. Вот этим он и занимается. Нет опаснее человека. Он коварен и безжалостен, как кинжал. Недооценивать его нельзя. Все здесь знают о его делах, но никто не раскрывает рта. Копам тоже все известно, но и они молчат. Ночью первого числа каждого месяца около трех часов на яхту приезжают люди Валински и привозят ему деньги, а портовые копы смотрят в это время в другую сторону. Никто не приблизится к яхте, если у него нет дела к Валински. Никто!

– А как называется яхта, Эл?

– «Гермес». За рыбацкими траулерами сразу направо.

– А Хенк Смедли тоже собирает деньги для Валински?

Барни вновь засунул в рот три сосиски. Он пережевал их и утвердительно кивнул.

Такого озабоченного лица я еще у него не видел. Решив дать ему успокоиться и не давить на него больше, я поднялся и протянул ему руку. Он ответил сдержанным, но сердечным рукопожатием.

– Я сочувствую вам, мистер Уоллес. Пожалуйста, не делайте опрометчивых шагов.

Кивнув ему на прощание, я подошел к Сэму:

– Я хотел бы заплатить.

– Мистер Уоллес, я тоже сочувствую вам, как и мистер Барни. Никакой платы. Желаю вам удачи.

Я вышел в темную душную ночь и побрел вдоль пристани. Туристы уже вернулись в свои отели. Небольшими группами стояли задержавшиеся рыбаки, разговаривая о своих делах. Тут же находились два портовых копа, бесцельно разглядывавшие траулеры. Я внимательно посмотрел на них. Эти два служителя закона прекрасно были осведомлены о рэкете Валински, и я был уверен, что им платили, чтобы они держали рот на замке. Тупые и грубые на вид, эти два ожиревших чурбана жевали резинку, помахивая дубинками.

Держась в тени, я продолжал идти, пока не дошел до яхты «Гермес». Водоизмещение в сто тонн, с удобной большой каютой, она производила впечатление своим изяществом и роскошью.

Я притаился в тени пальмы. На палубе смутно вырисовывался силуэт сидящего мужчины. Мерцающий огонек его сигареты иногда вспыхивал вдруг ярче, прорезая темноту. Других источников света не было ни на борту, ни в каюте. Я догадался, что это Лу Джерандо нес службу.

Мне нужно было о многом подумать. Повернувшись, я побрел обратно к тому месту, где оставил машину.

Я прошел мимо «Черной шкатулки». За грязными тонкими занавесками в окнах горел свет. Слышна была танцевальная музыка.

Я провел долгую бессонную ночь, думая о Сюзи, о том, как чудесно нам бывало вместе и как мы мечтали о своем будущем. В 4.00, когда мысли стали совершенно нестерпимыми, я проглотил две таблетки снотворного и скоро погрузился в тяжелый сон.


В кабинет Гленды Кэрри я вошел в 11.30.

– Поздновато, Дирк. Полковник уже спрашивал о тебе. – Она внимательно посмотрела на меня. – Что-нибудь случилось? Ты сам на себя не похож.

– Сейчас можно зайти к полковнику? – резко спросил я.

Она опять посмотрела на меня и махнула рукой в сторону кабинета:

– Зайди, он свободен.

Парнэлл сидел за письменным столом. Это был мужчина огромного роста лет шестидесяти. Мясистое загорелое лицо, маленькие проницательные голубые глаза, плотно сжатый рот – все это выдавало в нем солдата-ветерана, и не дай вам Бог забыть об этом.

– Доброе утро, Дирк, – сказал он, внимательно оглядев меня, когда я вошел в большой кабинет с окнами, выходящими на гавань. – Присаживайся.

Я сел на стул перед его столом.

– Я просмотрел досье Торнсенов. Оно довольно интересное, и ты проделал отличную работу. Что ж, миссис Торнсен отказалась от дальнейшего расследования, но это уже ее дело. Для тебя и Андерсона есть подходящее новое задание.

– Не для меня, полковник, – спокойно возразил я. – Я ухожу.

Он поднял свои большие руки и уронил их на стол.

– Как раз этого я и боялся, Дирк. Я надеялся отвлечь тебя другим делом. Я знаю о Сюзи и чертовски сожалею. Я понимаю ход твоих мыслей. Если бы я оказался на твоем месте и такое случилось с дорогим для меня человеком, я бы добрался до этих подонков.

– Вот этим я и собираюсь заняться, – сказал я.

– Ну и правильно. Бери отпуск на четыре недели и занимайся. Деньги будешь получать как обычно. Тебя заменит пока Андерсон. Ну как?

Я покачал головой:

– Спасибо, полковник. Я очень ценю ваше расположение, но ухожу окончательно. Собираюсь начать такую войну с ними, о которой вам лучше не знать. Это может привести меня в тюрьму или в городской морг, поэтому для вас и для агентства лучше быть от этого в стороне. – Я встал, еще раз посмотрел на пухлое досье Торнсенов и продолжил: – Последняя просьба, полковник. – Я поднял досье. – Оно мне понадобится.

– Ты считаешь, что в нем есть разгадка этого случая с кислотой?

– Уверен, что есть. Здесь не все факты. Вам лучше не знать всего об этом. Спасибо, полковник. Мне было очень приятно работать у вас. И мне жаль, что все так кончается.

Он тоже поднялся и протянул мне руку.

– Если выберешься целым из этой заварушки, Дирк, я всегда с радостью возьму тебя на работу.

Пожимая ему руку, я сказал:

– Не думаю, что выберусь из этой каши живым. Я собираюсь бить их в самые больные места.

– Только не делай глупостей, Дирк.

– Я собираюсь бить их по больному месту, и рано или поздно они ответят ударом на удар. Примите мою отставку, и я скажу Биллу, чтобы он занялся тем делом, которое вы хотели мне дать.

Оставив его в расстроенных чувствах, я вернулся к себе и застал Билла за письменным столом. Я сел на свое место напротив него. Мы посмотрели друг на друга, и я сказал:

– Ну, Билл, моя работа переходит к тебе. Полковник вызовет тебя. А я ухожу.

– Значит, уходим вдвоем, – ответил Билл спокойно.

Я уставился на него:

– Что ты хочешь этим сказать?

– Раз ты уходишь, ухожу и я. Все очень просто.

– Зачем тебе уходить, идиот? Слушай, Билл, не усложняй все. Ты остаешься, а я ухожу.

– Когда такая чудесная девушка, как Сюзи, так трагически погибает, и это девушка моего лучшего друга, – сказал Билл тихо, – я должен быть с ним. Может быть, Дирк, тебе это и не нужно, но ты от меня не отделаешься. Уходим вместе и вместе принимаемся за этих ублюдков.

– Нет!

Он поднял руку:

– Я понимаю. Ты хочешь сказать, что мы оба можем оказаться в морге или на дне океана. Но прежде мы разворотим все их гнездо. Ты пиши свое заявление об уходе, а потом покажешь мне, как это делать, и я напишу свое. Затем пойдем к тебе и выработаем план действий.

– Нет, Билл. Я ценю это, но…

– Ради Бога! – закричал Билл. – Ты слышал, что я сказал! Или мы будем заниматься этими подонками вместе, или я займусь ими сам, без тебя.

Я посмотрел на его пылающее лицо, и комок встал у меня в горле. С ним мы могли бы сделать куда больше. Я знал, что в одиночку у меня было гораздо меньше шансов выжить.

– Спасибо, – просто сказал я. – Тогда мы вместе.

Придвинув пишущую машинку, я напечатал заявление об уходе. Затем вытащил лист и передал его Биллу, который напечатал свое заявление.

– Я пойду к полковнику, – проговорил он.

– Захвати с собой оба заявления.

Билл вышел из-за стола и положил мне на плечо руку:

– Вдвоем, Дирк, мы их доконаем.

– Ты не знаешь, на что идешь, Билл. Может, сначала лучше поговорим, а потом пойдешь к полковнику?

– Мне наплевать, на что мы идем. Я сейчас вернусь. – И, усмехнувшись, он вышел из комнаты.

Пока Билл был у полковника, я начал приводить в порядок свой письменный стол: собрал нужные для меня документы и бумаги, включая досье Торнсенов, и добавил к ним наполовину выпитую бутылку виски. Когда Билл вошел, он широко улыбался.

– Никаких проблем. Полковник немного пошумел, но потом согласился со мной. Если все закончится благополучно для нас, наша работа остается за нами.

– Будешь разбирать свой стол?

– Да там нечего разбирать. Я голоден, пошли поедим.

– Ты всегда голоден. Садись, надо поговорить.

– Дирк, когда человек голоден, как я, ему ничего не идет на ум. Будем есть и разговаривать, ладно?

Я пожал плечами:

– Хорошо. Пойдем попрощаемся с Глендой, а затем – к Лючиано.

Хотя уже было 19.30, Гленда все еще была у себя.

– Мы пришли попрощаться, Гленда, – сказал я, остановившись в дверях.

– Входите, ребята. – Она поднялась. – Хочу вам сказать, как я потрясена и расстроена всем этим. На вашем месте я поступила бы точно так же. – Она протянула нам через стол два конверта. – Здесь ваша месячная зарплата. И не спорьте. Так хочет полковник.

– Да, он человек, – сказал я, принимая конверты. – Может быть, мы еще встретимся.

– Конечно, Дирк! И еще одно. Если тебе понадобится какая-нибудь информация и если мы сможем помочь тебе так, неофициально, звони мне. Хорошо?

– Спасибо, Гленда.

Мы пожали друг другу руки и ушли. Сев в машину, мы поехали к Лючиано. Как только он нас заметил, сразу же вышел к нам из-за стойки бара.

– Ваш специальный столик, мистер Уоллес, для особо важных персон, – сказал он, пожимая нам руки.

Он повел нас к столику, стоящему в стороне от других. В это время в ресторане было еще мало народу. Когда мы сели, Лючиано печально взглянул на меня:

– Мистер Уоллес, я все слышал. Примите мои искренние соболезнования. – В глазах его стояли слезы.

Я наклонился и похлопал его по руке.

– Спасибо, – поблагодарил я. – Вы верный друг.

– Что вам приготовить вкусного, мистер Уоллес? Окажите мне удовольствие, все будет за счет ресторана. Я хочу выразить вам свою глубокую симпатию. Не отказывайтесь, мистер Уоллес.