Лицо Элинор побелело:

— Дело не в этом… — Она вдруг умолкла. Потом решилась: — Это из-за Мэри Джеррард, да?

Вид у Родди был растерянный и несчастный.

— Похожё, что так, но как ты догадалась?

Внезапно все его спокойствие исчезло.

— Ох, Элинор, я сам не знаю, что со мной. Наверное, я просто схожу с ума. Это случилось, когда я увидел ее тогда, в тот первый день, в лесу… Все кругом словно перевернулось… Ты не можешь понять этого.

— Почему же? Прекрасно могу. Продолжай…

— Поверь, я не хотел влюбляться в нее, я был так счастлив с тобой! Дорогая, какой же я мерзавец, что говорю об этом так…

— Ерунда, расскажи мне все.

— Ты необыкновенная, Элинор. Мне легче теперь, когда я все рассказал тебе. Ты мне очень дорога, поверь! То, другое, просто наваждение. Оно все изменило, все мои мысли и взгляды, и вот ты видишь…

Элинор спросила слегка дрожащим голосом:

— А ей ты что-нибудь говорил?

— Да, сегодня утром. Я, дурак, совсем потерял голову. Конечно, она мигом отшила меня — из-за тети Лауры и из-за тебя.

Девушка сняла с пальца обручальное кольцо с бриллиантом.

— Думаю, тебе лучше взять это назад.

Принимая кольцо и не глядя на нее, тот пробормотал потерянно:

— Если бы ты знала, каким негодяем я себя чувствую.

Голос Элинор снова звучал совершенно спокойно:

— Ты думаешь, она выйдет за тебя замуж?

Родди покачал головой.

— Во всяком случае, не сейчас… Она еще не любит меня, но, быть может, позже…

— Возможно, ты и прав. Дай ей время опомниться, не встречайся с ней пока, а потом, что же, попытайся еще раз.

В голосе Родди прозвучало искреннее волнение:

— Элинор, милая! Какой ты замечательный друг! — Он порывисто поднял к губам ее руку и поцеловал. — Знаешь, Элинор, я люблю тебя ничуть не меньше, чем прежде. Иногда Мэри кажется мне просто сновидением. Временами я жалею, что увидел ее… Нам было так хорошо вместе, родная. Не будь ее…

Девушка повторила задумчиво, словно про себя:

— Не будь ее…

ГЛАВА ПЯТАЯ

I

— Дивные были похороны, — с чувством вынесла окончательный приговор Хопкинс.

О’Брайен горячо поддержала ее:

— Еще бы! И какие чудные цветы. Особенно арфа из белых лилий и крест из чайных роз. Изумительно.

Хопкинс вздохнула и положила себе еще кусок кекса. Приятельницы сидели в кафе, с наслаждением обсуждали подробности только что окончившейся церемонии. Сестра Хопкинс продолжала:

— Мисс Карлайл очень добра. Она сделала мне хороший подарок, хотя вовсе не была обязана… Правда, при таком-то наследстве…

— Странно, что старуха не оставила завещания, — начала другая.

Хопкинс перебила ее:

— Это было грешно с ее стороны. Людей надо просто заставлять писать завещания… Без этого не оберешься неприятностей.

— Интересно — продолжала свою мысль О’Брайен, — кому достались бы деньги, если бы завещание все-таки было?

— Знаю одно, — уверенно объявила Хопкинс, — что-нибудь досталось бы Мэри. Мэри Джеррард.

О’Брайен, давая волю своему неуемному ирландскому воображению, с восторгом подхватила эту идею:

— Вы правы, сестра Хопкинс! Я даже думаю, что, напиши миссис Уэлман завещание, она удивила бы всех. Кто знает, она, может, оставила бы Мэри Джеррард все, до последнего гроша.

— Вряд ли. — Хопкинс явно не верила в подобную возможность. — Все-таки я считаю, приличнее оставлять свое добро тем, кто есть плоть от плоти и кровь от крови твоей.

— Разные бывают плоть и кровь, — туманно изрекла ирландка и вдруг заговорила о другом: — Кстати, нашли вы тогда дома тот морфин, помните?

Другая медсестра нахмурилась и неохотно ответила:

— Нет. Никак не могу сообразить, куда он девался. Наверное, я положила трубочку с ним на край каминной полки, когда запирала шкаф, а она возьми и скатись в корзинку для бумаг.

— Понятно, — сказала О’Брайен, — ведь вы не оставляли чемоданчик нигде, кроме холла в Хантербери, так что…

— Вот именно, — ухватилась за ее слова Хопкинс. — Ничего другого и не могло быть, верно?

II

Элинор, казавшаяся особенно юной и подтянутой в черном траурном платье, сидела в библиотеке за массивным письменным столом, покойной тетки. Она только что закончила разговор с прислугой и с экономкой миссис Бишоп. Теперь в комнату нерешительно вошла Мэри Джеррард.

— Вы хотели видеть меня, мисс Элинор? — спросила она.

Элинор подняла взгляд от разложенных на столе бумаг.

— Да, Мэри. Пройдите сюда и сядьте.

Мэри села в указанное Элинор кресло. Яркий свет, падавший из окна, подчёркивал ослепительную белизну ее кожи и золотое мерцание волос. Элинор, слегка загородив лицо рукой от света, исподтишка наблюдала за девушкой. Она думала: «Неужели можно так ненавидеть кого-то, как я ненавижу ее, и не показывать этого?»

Вслух она произнесла своим негромким мелодичным голосом:

— Вы, конечно, знаете, Мэри, что моя тетя всегда интересовалась вами и думала о вашем будущем?

В ответе Мэри прозвучали волнение и благодарность:

— Миссис Уэлман была бесконечно добра ко мне.

Элинор продолжала деловым тоном:

— Хотя перед смертью тетя почти потеряла дар речи, я поняла, что она хотела позаботиться о вашей судьбе. Поэтому, выполняя ее волю, я, как только меня введут в права наследства, переведу на ваше имя две тысячи фунтов стерлингов, которыми вы можете распоряжаться как угодно.

Румянец на щеках Мэри стал гуще.

— Две тысячи! О, мисс Элинор, вы так добры, я даже не знаю, что сказать…

В голосе другой девушки прорвались металлические нотки.

— Мне вовсе не нужно, чтобы вы что-то говорили. Я бы хотела, впрочем, знать, есть ли у вас какие-нибудь планы.

Мэри ответила, не раздумывая:

— О, да. Я хочу выучиться на массажистку. И сестра Хопкинс советует.

— Ну, что же, очень разумно. Я попрошу мистера Седдона выдать вам какую-то сумму поскорее, если можно, сразу же.

— Вы очень, очень добры, — с благодарностью повторила Мэри.

— Я лишь выполняю волю тети Лауры, — коротко ответила Элинор. Она поколебалась, потом сказала: — Я думаю, это все.

Мэри поняла, что больше ее не желают здесь видеть. Она поднялась, тихо произнесла еще несколько слов признательности и вышла из комнаты.

Элинор сидела неподвижно, глядя прямо перед собой. По ее бесстрастному, словно застывшему лицу никто не мог бы догадаться, о чем она думает…

III

Наконец, будто очнувшись, девушка поднялась и пошла разыскивать Родди. Она нашла его в гостиной и, обращаясь к нему, сказала:

— Ну, с одним делом покончено! Пятьсот фунтов миссис Бишоп, сотню кухарке и по пятьдесят обеим горничным. Остается старик Джеррард в сторожке. Наверное, надо дать ему что-нибудь вроде пенсии…

Она сделала паузу и потом быстро продолжала:

— Я даю две тысячи Мэри Джеррард. Мне кажется, тетя сделала бы то же самое, как ты думаешь?

Родди ответил, отворачиваясь к окну и избегая ее взгляда:

— Ты совершенно права, Элинор. Ты всегда поступаешь так разумно.

Элинор на секунду затаила дыхание, а затем заговорила так стремительно, что слова наскакивали одно на другое:

— Еще одно, Родди. Я хочу, чтобы ты получил свою долю. Это будет только справедливо.

Родерик повернулся к ней, его длинное породистое лицо было бледно от гнева:

— Не нужны мне эти треклятые деньги! Они твои по закону, и кончим с этим! Я не возьму у тебя ни гроша и не нуждаюсь в твоих благодеяниях.

— Родди!

Молодой человек опомнился.

— Прости, дорогая, я сам не знаю, что несу… Такой у меня в голове кавардак.

Помолчав, он нерешительно спросил:

— Ты не знаешь, что собирается делать… Мэри Джеррард?

— По ее словам, хочет учиться на массажистку.

Наступило молчание. Затем Элинор, откинув назад голову, заговорила быстро и уверенно:

— Послушай моего совета, Родди. Я знаю, как тебе сейчас тяжело. Сделай вот что: отправляйся за границу, скажем, на три месяца. Тебе будет нетрудно это устроить. Сейчас ты думаешь, что любишь Мэри Джеррард. Может быть, это и так. Но пока не время говорить с ней об этом. Наша помолвка окончательно расторгнута. Следовательно, уезжай как свободный, ничем не связанный человек и за эти три месяца разберись в себе. Если ты поймешь, что действительно любишь Мэри, что ж, возвращайся, скажи ей, что ты уверен в своем чувстве, и тогда, возможно, она тебя иначе выслушает.

Родди подошел к ней и взял за обе руки.

— Ты чудо, Элинор! Какая у тебя ясная и трезвая головка — и никакой мелочности. Ты даже представить себе не можешь, как я тобой восхищаюсь. Я сделаю, как ты советуешь, уеду и постараюсь понять, действительно ли мне без нее не жить или я просто обманываю сам себя, как последний идиот. Ах, Элинор, ты всегда была в тысячу раз лучше и благороднее меня. Спасибо тебе за все!

Повинуясь внезапному порыву, он поцеловал ее в щеку и почти выбежал из гостиной. Хорошо, что он не обернулся и не видел ее лица.

IV

Спустя несколько дней Мэри рассказала сестре Хопкинс об открывшихся перед ней перспективах на будущее. Практичная особа горячо поздравила девушку, не позабыв воздать должное щедрости Элинор Карлайл.

— А мне все-таки кажется, — задумчиво проговорила Мэри, — что она меня недолюбливает.

— Надо думать! — рассмеялась медсестра. — Ну, не прикидывайтесь невинной овечкой, Мэри. Мистер Родерик влюбился в вас сразу и по уши. А вам он как, девочка моя?