Впрочем, пока незнакомец продирался сквозь кустарник, мне удалось хорошенько его разглядеть: вне всяких сомнений, это был Святоша Джо – горе-трезвенник, в прошлом разносчик церковной литературы, а ныне раздуватель мехов! Негодяй скрылся в глубине рощицы, где, несомненно, успел заранее установить западню. Ни сообщников, ни огнестрельного оружия у Мерфи быть не могло, поэтому я решил, что одолею его голыми руками. Пока пришелец возился с капканом, я выскользнул из дому и засел в укрытии, отрезав ему обратный путь к палисаду. В тот самый момент, когда Джо повернулся, чтобы убраться с добычей восвояси, я подскочил к нему и ухватил его за шиворот.

– Отпусти, чёртов сторож! – зарычал он. – А не то заявлю, что сам тебя тут застукал! Докажи потом, что не ты поймал птичку! А ну, прочь! Вот тебе, получай!

Яростным усилием Джо вырвался из моих объятий и начал сыпать ударами направо и налево. Мы сцепились, и он стал драться яростно, как дикий зверь, проявив при этом силу, которая немало меня изумила. С минуту мне пришлось защищаться, но потом, после обмена оплеухами, я хорошенько прицелился и одним ударом опрокинул противника на землю. Бессильно распластавшись, он принялся кряхтеть о том, что со Святошей Джо, дескать, покончено навсегда.

– Поднимайся! – крикнул я, заподозрив притворство.

Мерфи покачал головой. Конечно же, он узнал меня и укоризненно заныл теперь о том, что во всём теле у него не осталось-де целенькой косточки, а всё из-за несчастной птички, которую прикончил он ради того лишь, чтобы избавить от лишних страданий. С детства, оказывается, этот добряк не мог спокойно взирать на то, как страдают несчастные твари.

Я поднял фонарь. Его лицо показалось мне неестественно бледным. Видя, что без посторонней помощи Мерфи идти то ли не может, то ли не хочет, я поднял его и затащил в летний домик, решив, что очень скоро пойму, действительно ли не рассчитал силу ударов, или (что куда более вероятно) негодяй получил лишь лёгкую взбучку, разумеется более чем заслуженную. Я усадил его на стул и зажёг свечи. Мерфи был бледен и сотрясался всем телом – от страха, боли или нервного потрясения – этого я понять не мог.

– Мастер Мильфорд, – заявил он торжественно, – я умираю.

– Умираешь? Вздор! Насколько позволяют мне судить мои скромные познания в медицине, ты отделался несколькими ссадинами. С какой стати ты набросился на меня, будто дикая кошка? Меньше всего я ожидал, что ты начнёшь драться.

– А во мне ведь дьявол сидит. Попробуйте только его разозлить! – ответил Мерфи, состроив нелепейшую в его положении горделивую мину. – Многие на себе это уже испробовали. – С этими словами он вяло стукнул по столу кулаком. – А потом ревматизм меня доконал. Всё эта церковь – ух и сыро же там!

Но пока он говорил, обнаружилась истинная причина как неожиданной его энергичности, так и столь же резкого приступа слабости: я вынул из кармана у Мерфи наполовину опустошённую фляжку и помахал добычей у него перед носом:

– Ревматизм, говоришь? Вот, оказывается, чем ты решил подбодрить себя, негодяй, прежде чем решился влезть ко мне на участок! Ну конечно, ты и в субботу был пьян – когда утверждал, что позабыл запах вина и в рот не берёшь больше ни капли!

– Исключительно в лечебных целях, – проговорил он мрачно и вместе с тем очень лукаво. – Только по рецепту врача. Вот вы в медицине кое-что смыслите – сами сейчас признались. Избили человека до полусмерти – прописывайте ему теперь что-нибудь для выздоровления.

– Ну нет, – ответил я, ни на секунду не сомневаясь в том, что лекарства своего он принял уже достаточно. – Выпей воды, если уж так обессилел.

Я отошёл к полке, чтобы взять оттуда кувшин, но не успел повернуться к негодяю спиной, как он вскочил – откуда взялись только проворство и сила! – схватил фляжку, неосторожно оставленную мной на столе, и осушил её с такой жадностью, будто там действительно находилась вода, после чего откинулся на спинку стула, изобразив на физиономии неописуемое блаженство.

– Ах, негодяй, да как же тебе не совестно! – вскричал я в ярости от собственного бессилия. – Живёшь на вспомоществование прихода, притворяясь трезвенником, а сам глушишь бренди, да такими дозами, какие способны прикончить и гиппопотама. Мало того что вор – ты ещё и пьяница!

Он продолжал глазеть на меня, радостно и тупо. Наверное, сам Господь Бог не в силах был прошибить сейчас эту стену тупого самодовольства.

Тем временем алкоголь подействовал на Джо возбуждающе, и язык у него развязался. Впрочем, насколько я помню, он всегда очень непрочно держался у него за зубами.

– Вор вору – рознь, – начал он. – Один верхом скачет, другому и за ограду – ни-ни. Вот Мик, к примеру, наш юный дьявол…

– Ах, этот бродяга! – воскликнул я, не в силах сдержаться, ибо одного только этого имени было теперь достаточно, чтобы привести меня в бешенство. – Да вы с ним – два сапога пара.

– Неужто вы его повстречали? – (Моя горячность возбудила его любопытство.) – Где, хозяин? Бьюсь об заклад, купается в роскоши, пока честные труженики вроде Джо Мерфи голодают, перебиваясь жалкими крохами. Пусть только сунется сюда – мигом всё переменится – уж я о том позабочусь! – добавил он неожиданно.

– Да вы же всегда рядом были, водой не разольёшь, – заметил я, поражённый злыми нотками в его голосе. Но Джо и ухом не повёл:

– Этак и с граблями недолго сдружиться. Тут, главное, не зевай: того и гляди по лбу хватят. Скажите мне, где он, хозяин: уж я-то денежки из него выжму. Ловко старого друга пристроил: побираться заставил приходской милостыней! А ведь одно моё слово – и полиция тут как тут: мигом упекут его за грабёж.

– Что ж, и поделом бы. – Любой намёк на то, что Мику могут грозить какие-то неприятности, доставлял мне теперь удовольствие. Кроме того, я решил вытянуть из Джо как можно больше и, заметив, что мысли его с каждой секундой становятся всё туманнее, сделал вид, будто целиком разделяю его чувства.

– Конечно, я и сам хорош: поверил ему на слово. Ну и всё проворонил, конечно. Ждал, что поделится, – как же! А Сэмпсон ведь знал, Сэмпсон всё знал, – добавил он едва слышно.

– Знал, что Мик его обокрал? – Вопрос мой прозвучал слишком резко.

Джо насторожился.

– Этого я не говорил, – покачал он головой с тошнотворной ухмылкой.

– Но ведь старик действительно знал! – Я, кажется, начал уже входить в свою роль. – Он ведь Мику ни гроша не оставил – это ли не доказательство?

Аргумент этот, преподнесённый мною как нечто само собой разумеющееся, произвёл на Джо впечатление.

– И верно. Ни гроша не оставил – знал, значит! Как ты мне, так и я тебе. Племянник дядюшку грабанул – дядюшка отвечает тем же, ха-ха! Ничего лучшего Сэмпсон и придумать не мог – а то бы уж, конечно, придумал. Доказательств-то ни у кого не было. Кроме меня, конечно. Жалею теперь, что смолчал. Если дядя родной с ним так, то я-то чем хуже? Отвечайте мне – чем?

– Да уж, вы с ним – что пара бешеных псов! – воскликнул я, на секунду забывшись, но Джо не обратил на это никакого внимания. Смысл его сбивчивого монолога сводился, судя по всему, к тому, что они с Миком стащили у старого Сэмпсона шкатулку с деньгами. Всё это выглядело достаточно правдоподобно, и чувство справедливости во мне взбунтовалось: подумать только, парочка отпетых мерзавцев разгуливает на свободе, а бедный Джем отсидел срок – за то лишь, что в роковую минуту не совладал с праведным гневом! – Если бы Господь Бог человеку при жизни воздавал по заслугам, я знаю, где бы вы со своим дружком Миком сейчас пребывали!

Джо покачал головой.

– Собака на воле лучше, чем лев в клетке. Пословица есть такая, – пробормотал он с пьяной ухмылкой.

– Итак, ты ограбил дядюшку Мика и вы поделили добычу? – продолжил я уже спокойнее.

Но Джо, вновь заподозрив неладное, приподнялся со стула и заговорил таким тоном, что стало ясно: ничего мне из него больше не вытянуть.

– Понял, к чему вы клоните. Но старого воробья на мякине не проведёшь, чтоб мне треснуть на этом самом месте! Ухожу домой.

– Ну и проваливай, – ответил я, подавив в себе желание поторопить негодяя прощальным пинком. – И заруби себе на носу: ещё раз поймаю с куропаткой, усажу куда следует и очень надолго – это так же верно, как и то, что меня зовут Мильфорд. Пресвятая богородица, что на этот раз с тобой приключилось?

Джо, кажется, не расслышал моих последних слов: внезапная бледность покрыла его лицо и расширенные зрачки неподвижно вперились в пустоту. Тело его затряслось, он съёжился от ужаса.

– Боже праведный, что это? – проговорил он непривычно растерянным тоном и робко протянул перед собой руку.

Сначала я решил, что у Джо началась белая горячка, но, оглянувшись, всё понял. Газета соскользнула с холста, и луч света, падавший на стену под несколько странным углом, высветил во мраке одинокую, странно одетую фигуру, лицо которой было почти полностью скрыто шапочкой, натянутой на него. Казалось, в воздухе перед нами завис мертвец, восставший из могилы. Зрелище это произвело на Джо ужасный эффект. Члены его и язык словно одеревенели. Только я собрался заговорить, как он вдруг зашатался, задёргался, будто парализованный, и упал на колени.

– Это он, Король-Тигр, – он умер в тюрьме! Точно таким же я видел его и прежде: он являлся ко мне по ночам. Мёртв – и явился, чтобы меня утащить за собой в преисподнюю! Не приближайся! – Джо дико рассёк пустоту кулаком. – Поищи себе лучше Мика. Я против тебя не сказал ни слова, готов присягнуть на верёвке! Пощади же и ты мою душу…

Он прикрыл ладонью глаза, вновь украдкой взглянул на рисунок и отчаянно взвыл:

– Да не качайся ты так, будто… И сними шапку, покажи нам своё лицо! – Джо издал вопль, от которого кровь застыла у меня в жилах, и отшатнулся, не в силах оторвать глаз от картины.

– Знаю, ты – голова мертвеца. Но слушай, найди себе лучше Мика: вот кто лжесвидетель и негодяй! А я-то что? Человек не вправе сам себе выносить приговор. Таков британский закон, да ведь оно и во всём мире так. Клянусь, Джем, я никогда ничего против тебя не имел. Но какой идиот станет сам себя оговаривать, если дело тюрьмой пахнет? Это же самоубийство. То есть смертный грех!