– Слава Богу! – воскликнула она. – Там, на тротуаре, лежит человек. Я… я думаю, он сильно покалечен. Не знаю, что делать. Я… у меня собака!

Не останавливаясь, Питер пошел на противоположную сторону площади к человеку, которого Тимми назвал «грудой лохмотьев». Вокруг не было никого, кроме причитавшей женщины с собакой, да и та уже отошла от него. Сержант Конвэй пока не отреагировал на телефонный звонок.

Когда Питер увидел чернокожего, лежавшего на тротуаре, хриплый возглас вырвался из его груди. Не нужно было быть врачом скорой помощи, чтобы определить, что этому человеку уже ничем нельзя было помочь. Глаза его выскочили из орбит, а черное лицо зверски изрезано, видимо разбитой бутылкой, о которой говорил Тимми. Одна рука вывернута за спину и явно сломана. Сквозь красную пену на Питера оскалился опухший, разорванный в клочья рот с выбитыми зубами.

Женщина с собакой все же решилась и подошла поближе, глядя на стройного темноволосого человека с палкой из тернового дерева. Прямой рот его был плотно сжат, а холодные голубые глаза потемнели, полные сострадания.

– Я… я могла бы вызвать доктора из своей квартиры…

– Спасибо, но уже не надо, – сказал Питер. Он отвернулся, и слабая дрожь пробежала по его телу. – Бедняга. Я знаю, кто он…



Красный проблесковый маячок мигал на крыше полицейской патрульной машины, остановившейся рядом с Питером у бордюра тротуара. Из нее вышли двое полицейских; один из них – с револьвером в руке. Он узнал Питера, хорошо известного в этом районе. Было время, когда люди из полицейского участка круглосуточно охраняли самого журналиста и его квартиру от друзей человека, который с помощью Питера проводил остаток жизни в тюрьме.

– Добрый вечер, мистер Стайлс. Сержант Конвэй сказал, что вы звонили.

– Здравствуйте, Повальски.

Второй полицейский оглядел тело.

– Нам понадобится санитарная машина, – сказал он и, подойдя к патрульной машине, стал громко вызывать кого-то по рации. Скрипучий голос, раздавшийся в ответ, неожиданно прозвучал слишком громко.

– Вы видели, как это произошло? – спросил Питера Повальски.

Журналист покачал головой:

– Тимми, сын Майка Фэллона, видел. Вы ведь знаете Фэллона, он работает смотрителем полудюжины небольших домов в этом районе. Так вот, Тимми перелез через забор в мой сад, за ним гнался один из тех, кто сделал это.

– Мальчик шел так поздно ночью?

– Он ходил в центр – там у них было что-то вроде встречи всеобщего благоволения и братской любви.

– Опознать не сможет?

– Нет, но мне известно имя убитого. Это Ричард Симс, один из известных чернокожих интеллектуалов. По-моему, он автор пьесы «Голос черной трубы», которая сейчас идет на Бродвее.

– В центре, в районе Юнион-сквера, было что-то вроде массового митинга, – сказал Повальски. – Мы были наготове на тот случай, если бы ситуация начала выходить из-под контроля. Да, жаркое лето. Этот парень, наверное, был там.

– Его убили четверо белых.

– А сколько чернокожих теперь пойдут убивать белых из-за этих четверых, сколько всего порушат, да и полицейским достанется! – с горечью сказал Повальски.

– Я вам больше не нужен? – спросил Питер.

– Следователь захочет поговорить с мальчиком.

– А нельзя ли не втягивать его в это? Человек, который гнался за ним, не разглядел в темноте Тимми. Если вы привлечете мальчика, то можете указать на него убийцам. Им не нужен свидетель преступления.

– Я доложу об этом капитану. Думаю, у него больше полномочий, чтобы решать такие вопросы.

Питер направился на угол площади, к клубу «Плейерс», где он довольно часто проводил свободное время. Это был элегантный старый дом. Всем известный Эдвин Бут организовал здесь клуб актеров, художников и журналистов. Сейчас свет горел только в одном окне с матовыми стеклами над дверью. Питер нажал звонок для ночных вызовов. Через некоторое время появился Том, ночной сторож.

– Простите, что заставил вас ждать, мистер Стайлс. Я был на четвертом этаже.

– Это вы извините за беспокойство. Мне нужно заглянуть в вашу телефонную книгу. Там, на углу, убили человека.

– Теперь уже нигде не чувствуешь себя в безопасности, – заметил Том.

Питер спустился по крутой лестнице в слабо освещенный зал, где располагался ресторан, в котором мясо и рыбу жарили на глазах у публики, прошел мимо стола для игры в пул к кабинкам с телефонами, включил свет над телефонной книгой и некоторое время изучал номера в районе Манхэттена, а затем вернулся обратно по лестнице в фойе.

– Где лучше ловить такси ночью, Том?

– Около кафетерия в районе Двадцать пятой улицы, – сказал сторож. – Водители останавливаются там выпить чашечку кофе.

– Спасибо.

Питер направился к двери.

– Будьте осторожны, мистер Стайлс. Я думаю, что этот человек, которого убили, торговал наркотиками и, наверное, хотел поднять цену на дозу.

– Сомневаюсь. Ну, пока, увидимся, Том.

Питеру повезло: ему удалось поймать такси, когда он проходил по Гремерси-парку. Он назвал водителю адрес на западе в районе семидесятых улиц. В машине было радио, по которому прослушивались переговоры полицейских. Питер взглянул на лицензионное удостоверение водителя, находившееся напротив него: оно было на имя Патрика Клэнси.

– Каким образом к вам поступают звонки, адресованные полиции?

Клэнси посмотрел в зеркало заднего вида и сказал:

– Я работаю по совместительству.

– Вы коп?

– Пятнадцатый полицейский участок, – ответил Клэнси. – Я услышал, что какого-то парня убили на Ирвинг-Плейс. Я как раз находился неподалеку, но сделать ничего не мог. А что это вам пришло в голову ехать в эту ночлежку?

– Ночлежку?

– Тот адрес, что вы мне дали. Отель «Молино» – девушки по вызову, гомосексуалисты… Вы ведь Питер Стайлс, не так ли?

– Да.

– Я узнал вас по фотографии в «Ньюсвью». Видел, что прихрамывали, когда шли к моей машине.

– Спасибо. Так по тому адресу, что я вам дал, отель?

– А вы не знали?

– Я искал одного человека в телефонной книге, а там даны только названия улиц и номера домов.

– Если это нормальный парень, ему, наверное, не хотелось бы, чтобы кто-нибудь знал его адрес в «Молино», – сказал Клэнси.

Слово «ночлежка» очень подходило к отелю «Молино». Это было пришедшее в совершенный упадок сооружение с карнизом из стекла и металла, нависавшим над тротуаром. Буква «и» в облезлой золотой надписи отсутствовала. В грязном, плохо освещенном вестибюле сидел за столом престарелый портье в старомодной униформе с зеленым козырьком для защиты глаз от яркого света и читал комиксы.

– Мне нужен Ричард Симс.

– 402-й, – не поднимая глаз, произнес портье и показал рукой на лифт.

Лифтера не было. Добравшись в скрипящей кабине до четвертого этажа, Питер вышел в коридор и в нерешительности остановился у 402-го номера. Потом все же позвонил.

Через мгновение дверь на цепочке приоткрылась. Симпатичная белокожая светловолосая девушка устало посмотрела на Питера.

– Миссис Симс?

– Да.

– Нельзя ли мне с вами немного поговорить? Меня зовут Питер Стайлс.

– О Боже, что-то случилось с Ричардом! – сказала девушка.

– К сожалению, это так.

– Что-то плохое?

– Мне очень жаль, но случилось самое худшее.

Дверь перед ним резко захлопнулась, а затем широко распахнулась, уже без предохранительной цепочки. Девушка держалась за ручку двери, словно боялась упасть.

– Это произошло на митинге? – спросила она. – Я ведь просила его не ходить туда! Я умоляла его! Спрэг и другие были готовы убить его, и он это знал. Знал, что набросятся на него.

– Может быть, вам лучше присесть? – сказал Питер.

Два окна комнаты выходили в темную вентиляционную шахту прямо на неотштукатуренную кирпичную стену, но сама она от пола и до потолка была уставлена книгами. Посередине стоял большой рабочий стол с пишущей машинкой, аккуратно прикрытой пластиковым чехлом от пыли, а у стен – кушетка и два удобных мягких кресла. Питер понял, что кушетка раскрывалась и превращалась в кровать. Все здесь было чисто и аккуратно. Лампа освещала комнату мягким светом.

Белокурая миссис Симс нетвердой походкой, словно двигаясь в темноте, подошла к дивану и опустилась на него.

– Это произошло на митинге? – спросила она.

– Нет. – Питер старался не показать своего удивления: он не знал, что негр Ричард Симс был женат на белой. – Ваш муж шел по Ирвинг-Плейс примерно час назад. Один мой знакомый мальчик видел, как на него напали четверо бандитов, и прибежал ко мне за помощью, но, когда я нашел Ричарда, было уже слишком поздно.

– О Господи!

– Я пришел, чтобы подготовить вас. Через несколько минут явится полиция.

Девушка обернулась. Рот ее был искривлен горькой усмешкой.

– И что же вы хотите узнать от меня первым? О, я ведь знаю, кто вы, мистер Стайлс! Высокооплачиваемый журналист. – Она снова отвернулась. – Простите, вы ведь делаете свою работу. Ричард был сторонником движения ненасильственного протеста. Джонни Спрэг и его компания из организации «Власть – черным» ненавидели его. Он умел убеждать, умел подобрать нужные слова. Сегодня он пошел на митинг, потому что знал: обстановка могла стать взрывоопасной. О, я знаю вас и вашу компанию, мистер Стайлс. Вы в вашем журнале публиковали материалы о Ричарде: об одном из «немногих здравомыслящих людей» в движении чернокожих, как вы его называли. Боже мой, мистер Стайлс, вы когда-нибудь слышали, чтобы кто-то, кроме чернокожего, боролся за ненасилие? – Она покачала головой. – Ричард! Бедный Ричард!

– Его убили четверо белых, миссис Симс, а не Спрэг и его компания.

Она медленно повернулась, глядя на Питера широко раскрытыми глазами:

– Это я убила его, – прошептала она.

– Дорогая миссис Симс…

– Я убила его! – В ее голосе прозвучали истерические нотки. – Я не должна была выходить за него замуж. С этого и начались все неприятности. Его друзья ненавидели Ричарда из-за меня, а мои друзья не могли терпеть его. Я должна была повернуться и убежать, когда он попросил меня выйти за него замуж, но, Боже мой, я так его любила!