Наступило молчание.

- Нет, - сказал Беннетт, отвечая на не заданный вопрос. - Он не умер и не при смерти. Он принял малую дозу. Его откачали; но все мы чувствовали себя не в своей тарелке, вспоминая об эксперименте: мы не знали, что нам следует предпринять? Никто из нас не хотел обращаться в полицию, кроме Эмери, причем он волновался не за себя. Он что-то бубнил про прекрасную рекламу, и что об этом происшествии, случившемся утром, должны завтра трубить все газеты. Только Рейнджеру удалось заткнуть его. Он оказался самым здравомыслящим из нас; он сказал, что если сообщить в полицию и она начнет расследование, то им не удастся вернуться в Штаты с Тейт в отведенные им студией три недели. Они оба на это сильно рассчитывают.

- А что Тейт?

- Никакой реакции. Хотя, - хмыкнул Беннетт, вспомнив слабую улыбку на маленьких полных губах и полуприкрытые темные глаза, - она, казалось, даже обрадовалась. Она почти довела до слез видавшего виды сентиментального добряка старину Эмери, порхая вокруг него. Кстати, Бохан, казалось, был обеспокоен больше остальных. Затем тем же утром состоялся еще один военный совет с большим числом коктейлей. Была сделана попытка представить все случившееся в несерьезном свете, но все понимали, что кто-то, возможно, имел самые серьезные намерения... - Он сделал многозначительный жест.

- Хм, возможно. Сейчас, подождите немного. Вы сделали анализ конфет?

- Бохан сделал. Две из них, из верхнего слоя, включая ту, что досталась Эмери, оказались отравлены. Каждая из них содержала дозу стрихнина, чуть меньшую смертельной. Одна из них оказалась немного поврежденной, - это мы заметили уже потом, - словно бы отравитель не знал, как ему получше исполнить свою работу. Кроме того, они были расположены далеко друг от друга, так что нужно было быть невероятно невезучим человеком, чтобы съесть обе. Другими словами, сэр, скорее всего, предположение Уилларда о некоем предупреждении было верным...

Вращающееся кресло Г.М. заскрипело. Одной рукой он прикрыл глаза, и его очки загадочно поблескивали в тени. Некоторое время он молчал.

- Грррм. Возможно. И что же было решено на военном совете?

- Сегодня в Лондон собирался прибыть Морис Бохан, чтобы отвезти Марсию Тейт в Уайт Прайор, а заодно перечитать сценарий. Уиллард должен проводить их на поезд. Джон поздно вечером уезжает на своей машине; у него деловая встреча в городе, и он вернется очень поздно. Они хотели бы, чтобы я отправился с ними, но я не могу этого сделать, сегодня один из обязательных приемов.

- И вы отправитесь сегодня вечером?

- Да, если прием не затянется слишком надолго. Я постараюсь заранее упаковать свои вещи, чтобы быть готовым. Такая ситуация складывается на данный момент, сэр. - На мгновение Беннетта охватили противоречивые чувства: с одной стороны, ему не хотелось выглядеть смешным, а с другой - беспокойство от того, что за происходящими событиями могла скрываться реальная угроза. - Я отнял у вас много времени. Болтал без умолку. И, может быть, зря.

- А может быть и нет, - произнес Г.М. Он тяжело подался вперед. - А теперь выслушайте, что я вам скажу.

Часы на Биг Бэне пробили шесть тридцать.


ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Смерть в Зеркале

В шесть тридцать на следующее утро, Беннетт изучал маленькую, невероятно запутанную карту при свете ламп на приборной панели, и дрожал от холода. На тринадцатимильном пути, начавшемся в лабиринтах Лондона, он окончательно сбился с дороги и умудрился выбрать невероятное количество неверных путей. Двумя часами ранее, еще под влиянием выпитого накануне шампанского, идея прокатиться в Уайт Прайор и прибыть туда морозным декабрьским утром казалась ему прекрасной. Раут был ни при чем. Тем не менее, на вечере он присоединился к группе молодых англичан, которые обладали беспокойным характером. Их маленькая компания разошлось только после того, как были опущены маркизы и погасли огни питейных домов. Вскоре после этого он отправился в глубинку Суррея с вычурной Шепперд Маркет, но только первый час путешествия оказался приятным.

Сейчас он чувствовал легкое головокружение, сонливость, вялость, слегка мерз, - нереальное ощущение, которое усугублялось светом фар, уходившим в бесконечность белого фантастического мира.

Вскоре должен был наступить рассвет. Восток серел, звезды бледнели. Он почувствовал, как веки его наливаются тяжестью от холода и вылез из машины, чтобы немного походить и согреться. Впереди него протянулась узенькая дорога, скрытая тонким слоем нетронутого снега, между голыми сейчас кустами боярышника. Справа, в черное еще небо, устремлялся призрачной громадой лес. Слева - бескрайние в сумеречном свете, заснеженные поля, возникающие и исчезающие в таинственной бездне. Игрушечные крыши, игрушечные дымоходы, тут и там выглядывали в их складках; но дыма не было видно нигде. Сам не зная почему, он ощутил беспокойство. Звук двигателя, когда он снова сел в машину и тронулся с места, прозвучал неестественно громко в этом мертвом мире.

Беспокоиться было нечего. Скорее даже наоборот. Он попытался вспомнить, что Г.М. говорил ему накануне, и обнаружил, что мозг его пока еще не способен к четкой работе. В его записной книжке значились два телефонных номера. Один - частный телефон Г.М. на Уайтхолл. Другой, с добавочным 42, на всем известную Виктория 7000: чтобы иметь возможность в любой момент связаться с главным инспектором Хэмфри Мастерсом, недавно получившего повышение и ставшего начальником Департамента уголовного розыска за его (и Г.М.)расследование убийства в Плейс Корте. Сейчас эти номера были бесполезны. Пока еще ничего не случилось.

Ведя машину по непростой дороге, он вспоминал тяжелое непроницаемое лицо Г.М. и его рокочущий голос. Он сказал, что причин для беспокойства нет. Он даже коротко посмеялся, по непонятной причине, по поводу покушения на Марсию Тейт. Беннетт не понимал, почему, но предполагал, что Г.М. это известно...

Марсия Тейт наверное еще спит. Дурацкая идея, прибыв на место в этот час разбудить ее. Но он надеялся, что кто-то уже поднялся. Если бы он только мог выбросить эту чертову коробку из головы; но даже ленточка на манишке вчера вечером напоминала ему о лентах на коробке с конфетами и полная улыбающаяся прелестница на картинке... В сероватом сумраке перед ним показалась белая вывеска, проезда нет. Он развернул машину, в облаке падающего снега, и поехал назад. Нужная ему дорога показалась слева. Узкая аллея, мрачная, сжатая с обеих сторон близко подступающими деревьями. Мотор сердито заворчал, когда он включил низшую передачу.

Уже совсем рассвело, когда он, наконец, заметил здание Уайт Прайор. Находившийся на некотором расстоянии в стороне от дороги, огороженный занесенной снегом каменной стеной с двумя металлическими воротами. Ближайшие ворота были открыты. Вечнозеленые остроконечные ели чернели посреди лужаек, оставляя дом в тени. Он видел тяжелые фронтоны и скопление узких дымоходов на фоне сероватых низких облаков; длинное и приземистое, выстроенное в виде перевернутой буквы Т, и флигелями, вытянувшимися по направлению к дороге; когда-то выкрашенные белой краской, сейчас они выглядели серыми. Пустые стрельчатые окна. Никакого движения внутри.

Беннетт вылез из машины, прошел на негнущихся затекших ногах к воротам и распахнул их пошире. Звук двигателя потревожил птиц. От ворот гравиевая дорожка петляла вверх к другим, крытым, въездным воротам с левой стороны. Разросшиеся дубы и клены по обе стороны дорожки тесно переплелись кронами, поэтому снега, проникшего в образованный ими тоннель, было немного. Именно тогда, - как он вспоминал позднее, - какое-то смутное беспокойство охватило его. Он миновал деревья и остановился под крышей въездных ворот. Рядом с ним, с прикрытым ковриком капотом, был припаркован седан "Воксхолл", который, как он знал, принадлежал Джону Бохану.

Затем он услышал собачий вой.

Раздавшийся в полнейшей тишине, этот неожиданный звук почти испугал его. Он был глубоким и низким, перейдя затем в дрожащий и высокий. И эта дрожь ужасно напоминала человеческий вопль. Беннетт начал спускаться, оглядываясь по сторонам. С правой стороны он увидел большую дверь кирпичного дома, и лестницу, ведущую на балкон. Дальше впереди дорожка, - покрытая снегом подобно лужайке, - растраивалась. Одно ответвление скрывалось позади дома, другое - шло по склону и скрывалось в аллее вечнозеленых насаждений, а третье уходило в сторону низких строений, по всей видимости, конюшен. Именно оттуда...

Снова донесся тоскливый собачий вой.

- Лежать! - раздался далекий голос. - Лежать! Тихо! Хорошая собака! Лежать!

Потом раздался какой-то звук, и Беннетт подумал, что это опять собака. Но это был голос человека. Это был слабый крик, с интонациями, каких он никогда прежде не слышал, донесшийся откуда-то со стороны конюшен.

Будучи еще полусонным, он ощутил почти физическую боль. Но нашел в себе силы добежать до конца въезда и выглянуть наружу. Теперь он мог видеть конюшни. На мощеном дворе перед ними он увидел фигуру мужчины, по всей видимости, конюха, одетого в коричневые гетры и вельветовый костюм, державшего под уздцы двух испуганных оседланных лошадей, и старавшегося успокоить их, когда они начинали бить копытами по булыжнику. Голос конюха, голос того же самого человека, который говорил с собакой, перекрыл лошадиное фырканье и причмокивание:

- Сэр! Сэр! Где вы? Что-то случилось?

Другой голос что-то слабо отвечал, что-то похожее на: "Я здесь!" Проследив взглядом направление, откуда он раздался, Беннетт припомнил кое-что из описания усадьбы. Он увидел узкую аллею вечнозеленых насаждений, спускающуюся вниз и переходящую в большую рощу круглой формы, вокруг павильона, называвшегося Зеркалом Королевы. Ему показалось, что он узнал голос Джона Бохана. Тогда он побежал.

Его ботинки уже промокли и все равно промерзли бы, а слой снега был не более полудюйма глубиной. Вниз по склону, к вечнозеленым насаждениям, шла одна-единственная цепочка следов. Она была совершенно свежая, кто-то прошел здесь совсем недавно. Он проследовал вдоль нее, затем тридцать с небольшим футов по аллее, и вышел к роще. Было невозможно четко что-либо разглядеть, за исключением грязно-белого цвета павильона, стоявшего посреди снежной лужайки размером в половину акра. Квадратный парапет, размером приблизительно в шестьдесят футов, с павильоном в центре. Широкая каменная лестница вела к входной двери низкого мраморного дома. Цепочка следов заканчивалась у входной двери. Следов, ведущих в обратном направлении, не было.