— Но я всего лишь хотел получить как можно более четкую картину событий, — извиняющимся тоном сказал Гамильтон Бюргер, обращаясь к судье.

— То, что сделанные здесь заявления непосредственно касаются подзащитной, не совсем так, однако я поддерживаю возражение господина Мейсона, — резко ответил тот, — защита в данном случае абсолютно права. При сложившихся обстоятельствах должен строго соблюдаться установленный порядок получения улик и свидетельских показаний.

— К тому же, ваша честь, это безответственно — заявлять, будто я стремлюсь использовать дело против Арлен Дюваль с корыстной целью доказать факт лжесвидетельства Перри Мейсона. — Голос Гамильтона Бюргера задрожал от негодования. — Это вымысел!

— Нет, не вымысел, — парировал Мейсон. — Вы упомянули, что ожидаете получения доказательств? Отлично. Так знайте же, что я тоже хочу кое-что доказать. То, в частности, что сказанное мною — реальный факт.

— Уж не называете ли вы реальным фактом ваше желание представить все дело как предлог, которого я ищу, чтобы привлечь вас за лжесвидетельство? Абсурд! Нонсенс!

— Именно это я и собираюсь доказать, господин прокурор. Иначе бы зачем вам нужно было лично встречаться с подзащитной и говорить ей, что вы сможете представить убийство как непредумышленное, если она подтвердит некоторые факты, используя которые вам будет легко обвинить меня в лжесвидетельстве?

— Единственное, чего я хотел добиться от нее, это правды, — огрызнулся Гамильтон Бюргер.

— Неужели? Но зачем предлагать взятку? Зачем предлагать ей свести убийство к непредумышленному?

— Потому что… нет, вам не доказать. Я не делал ей такого предложения…

— Вы это категорически отрицаете? — спросил Мейсон.

Судья протестующе постучал молотком.

— Внимание! Я не останавливал начавшуюся здесь дискуссию между сторонами, так как, ввиду серьезности выдвигаемых против Перри Мейсона обвинений, я позволил ему ответить окружному прокурору и изложить свое видение дела. Это было сделано, и, я думаю, об этом пока достаточно. Впредь же я попрошу стороны воздерживаться от личных выпадов. — Судья Коуди посмотрел сначала на одного, затем на другого законника. — И я говорю это очень серьезно. Никаких личных выпадов, ясно? Стороны адресуют свои замечания суду, и мы проведем слушание в точном соответствии с порядком получения доказательств. Хочу напомнить вам, господин окружной прокурор, что одно возражение зашиты я уже поддержал. Продолжайте опрос свидетеля, он ждет.

— Благодарю, ваша честь. — Гамильтон Бюргер задал Марвину Кинни следующий вопрос: — Куда вы направились, получив документ для Джордана Л. Балларда?

— Я поехал на угол Десятой улицы и Флоссман-стрит. Баллард там держал заправочную, которая работает всю ночь. Я полагал, что смогу его там застать.

— Он был там?

— Уехал незадолго до меня.

— Протестую, ваша честь, — сказал Мейсон, — слова свидетеля не отвечают на заданный вопрос, а являются его умозаключением, основанным на слухах.

— Протест поддерживается.

— Но, ваша честь, — заговорил Гамильтон Бюргер, — это же обычное дело, свидетель приехал туда сразу же после того, как уехал Баллард, и заявлять так — его право.

— Откуда кто-либо может знать, что это было сразу же после того, как уехал Баллард? — спросил Мейсон у Бюргера.

Судья Коуди тоже посмотрел на него.

— Я полагаю, вопрос защитника достаточно характеризует ваш вопрос как неуместный. Он мог это знать, я имею в виду свидетеля, только с чьих-то слов. Протест поддержан. Мы проведем это слушание в точном и строгом соответствии с порядком получения доказательств. Продолжайте!

— Хорошо. — Гамильтон Бюргер опять обратился к свидетелю Кинни: — Куда вы поехали от ночной заправочной на углу Десятой и Флоссман?

— Я поехал по домашнему адресу Джордана Л. Балларда.

— В какое время вы покинули угол Десятой и Флоссман?

— Примерно в десять пятнадцать.

— В какое время вы были у Балларда дома?

— Точно сказать не могу. По пути я заправлялся и съел гамбургер, а у Балларда был где-то около десяти сорока.

— А теперь я попрошу вас рассказать, что произошло, когда вы приехали к Балларду домой. Что вы увидели, что вы делали, что обнаружили?

— Я поставил машину и поднялся по ступенькам на крыльцо. В доме горел свет. Я начал звонить и в этот момент заметил, что дверь приоткрыта. Я позвал: «Мистер Баллард!» — но никто не ответил. Тогда я позвал еще раз. Так как по-прежнему никто не отвечал, я снова нажал звонок и слышал, как он звонит. Тогда я крик-* нул: «Есть кто-нибудь в доме?» — ответа опять не получил и решил войти. Я прошел на кухню и там обнаружил мистера Балларда лежащим на полу.

— Что еще вы там обнаружили?

— На сушилке над раковиной стояла пепельница, а в ней была сигарета.

— Было ли в этой сигарете что-нибудь необычное?

— Да, сэр.

— Что?

— От нее струйкой вверх шел дым.

— Давайте выясним как следует. Правильно ли я вас понял, будто вы хотите сказать суду, что сигарета еще горела?

— Да, сэр. Именно так я хотел, чтобы суд меня понял. Это мои показания под присягой. Сигарета все еще горела.

— Вы уверены?

— Да, сэр.

— Что еще можете сказать об этой сигарете?

— На ней нагорел пепел с половину или с три четверти дюйма.

— Еще что-нибудь?

— На ней была губная помада.

— Спасибо. Что еще вы там увидели?

— Я увидел на сушилке три стакана. А еще ледницу со льдом. Я также увидел там несколько ложек, бутылку шотландского виски, бутылку бурбона и бутылку «Сэвэн-Ап».

— Хорошо. Вернемся к телу на полу. Что вы заметили?

— Тело лежало лицом вниз, и из-под груди вытекла лужица крови. В спине, немного влево от центра, торчал нож.

— Тело лежало лицом вниз?

— Да, сэр.

— Чье это было тело?

— Джордана Л. Балларда.

— Что вы сделали?

— Пошел к телефону и вызвал полицию.

— Перекрестный допрос. — Гамильтон Бюргер кивнул Мейсону.

Мейсон спросил свидетеля:

— Та сигарета, когда вы ее увидели, все еще горела?

— Да, сэр.

— Вы при жизни знали Джордана Л. Балларда?

— Нет, сэр.

— Тогда. почему вы утверждаете, что тело принадлежало Джордану Л. Балларду?

— Я узнал об этом потом.

— Когда и от кого?

— Но… мне сказали люди из полиции.

— Значит, лично вы не могли опознать убитого как Джордана Л. Балларда?

— Я знаю только то, что сказала полиция.

— Но это не мешает вам свидетельствовать о теле как о факте?

— Но это же естественно.

— То есть, иными словами, когда полиция говорит вам о чем-то, что это правда, вы принимаете это как реальный факт, не так ли?

— В общем, да, так оно и есть.

— А теперь, пожалуйста, скажите мне, говорила ли вам полиция что-либо о других фактах — о тех, о которых вы так уверенно показали суду?

— Нет, сэр.

— То есть это были вещи, которые^вы видели своими собственными глазами?

— Да, сэр.

— Сигарета в пепельнице на кухне все еще горела?

— Да, сэр.

— Сколько осталось от этой сигареты?

— Дюйма полтора.

— Что вы сделали? Вы ее не затушили?

— Ни в коем случае, сэр. Я ни к чему не прикасался, я оставил ее гореть.

— Она продолжала гореть?

— Она потухла вскоре после этого.

— Откуда вы знаете?

— Потому что, когда полиция приехала, я с ними вместе пошел на кухню, и сигарета больше не горела… она погасла.

— Как она лежала?

— У пепельницы была резная ручка с канавками, и сигарета лежала на ручке в одной из канавок. По краям пепельницы, естественно, шли специальные углубления — такие маленькие выемки, но сигарета лежала не в них, а на ручке. Наверное, поэтому пепел не упал. А пепла был целый столбик — с полдюйма, если не с три четверти.

— Пепел был нетронутый, не отпал?

— Нет, сэр. Даже форму сохранил.

— А не из-за пепла ли вы подумали, что сигарета еще горит?

— Нет, сэр. Она горела на самом деле.

— Вы видели, как от нее поднимался дым?

— Видел, сэр.

— Вы видели, как светился кончик сигареты?

— Да, сэр.

— И как же он светился?

— Тусклым красным светом. Как горит любая сигарета.

— Вы ходили в гостиную?

— Да, сэр.

— Почему вы туда пошли?

— Чтобы найти телефон и вызвать полицию.

— Не заметили ли вы в гостиной чего-нибудь необычного? Чего-нибудь, что показалось странным?

— Нет, сэр.

— Свет в гостиной горел?

— Да, сэр.

— Какой свет?

— Несколько торшеров.

— Сколько их было, не заметили?

— Точно не скажу. Два, может быть, три.

— А что за свет горел в кухне?

— Большая яркая лампочка на потолке. Прикрытая белым рефлектором.

— Лампа была большая?

— Да, сэр. Очень даже большая.

— И кухня была ярко освещена?

— Да, сэр.

— Но тогда получается, что вы не могли видеть свечение горящего кончика сигареты, не правда ли? Вы могли видеть только струйку дыма.

— Я… э-э… я подумал, понимаете ли…

— Так вы все-таки видели свечение или нет?

— Я… сейчас, когда я об этом задумался, об огромной яркой лампе на потолке и… и все-таки, мне кажется, я видел свечение.

— Раз вы видели поднимающийся струйкой дым, то подумали, что, наверное, и кончик горит, и в результате пришли к выводу, что видели и свечение, я прав?