— Вы видели того человека сначала в окне, а потом когда он уходил, верно?

— Да, сэр. И когда он уходил, я разглядел его лучше.

— Видели, как он вышел, сел в машину и уехал?

— Да, сэр.

— Кто был этот человек?

— Сейчас я могу утверждать, что это был Перри Мейсон.

— Называя это имя, вы имеете в виду свидетеля, сидящего от вас слева?

— Да.

— Положите руку ему на плечо.

Фрейзер приблизился к Мейсону и выполнил, что от него требовалось.

— Это все, — заявил Гамильтон Бюргер.

Окружной прокурор встал, повернулся к присяжным,

затем взглянул на Мейсона и произнес:

— Мы вас больше не задерживаем, мистер Мейсон. Вы свободны.

— Благодарю вас, — сказал Мейсон, — но если вы хотите быть абсолютно и окончательно точным в глазах Большого совета присяжных, то вам бы не мешало отметить и тот факт, что у обоих этих свидетелей я спрашивал, могут ли они опознать виденного ими человека. Манди, мне помнится, ответил, что вряд ли, а Фрейзер сказал, что может опознать, если снова увидит. Но в тот самый момент Фрейзер смотрел прямо на меня.

— Нет нужды начинать оспаривать это дело, — возразил Гамильтон Бюргер. — Члены Большого совета в состоянии сами сделать выводы, особенно относительно того, почему вам так не терпелось увидеть свидетелей, и в то время, как от вас они этого ждали бы в самую последнюю очередь, поставить им ловушку и заставить заявить, что однозначно положительного опознания они. дать не могут.

— Прошу не касаться мотивировки моих поступков, господин окружной прокурор. Сконцентрируйтесь на своих! Я всего лишь хочу отметить некоторые очевидные моменты. Да, сейчас я не имею права подвергать свидетелей перекрестному допросу, но если Большой совет решит предпринять какое-либо действие, то такое право у меня появится, и не забывайте — перекрестный допрос состоится тогда в присутствии общественности.

— Не пытайтесь оспаривать дело, — огрызнулся Бюргер. — Я уже сказал: мы вас больше не задерживаем.

— Благодарю вас, господин окружной прокурор. — С этими словами Мейсон покинул зал заседаний Боль-того совета, за дверями которого ег. о моментально окружили репортеры.

— Что там происходит? — Этот вопрос прозвучал одновременно из нескольких уст. — Это правда, что вы замешаны в убийстве Балларда?

— Насколько мне известно, — спокойно ответил Мейсон, — свидетель не вправе обсуждать с кем-либо показания, данные перед Большим советом.

— Вас вызывали в качестве свидетеля?

— Да.

— Тогда почему вы оставались в зале, пока вызывали еще двоих свидетелей? Их вызывали, чтобы опознать вас?

— Об этом спросите окружного прокурора или кого-нибудь из присяжных. “Я от комментариев воздерживаюсь! — Мейсон любезно улыбнулся.

— Но, предположим, вас опознали.

— Предположим.

— Пытается ли Бюргер склонить членов Большого совета обвинить вас в чем-либо?

— Боюсь, что я не в состоянии читать мысли господина окружного прокурора. Извините, джентльмены, но я должен идти!

— Нет, нет, мы вас так не отпустим! Вы были вчера ночью в доме у Балларда?

— Да, был.

— В то время, когда его убили?

— Нет. Когда я от него ушел, он был жив-живехонек.

— Во сколько это было?

— Я не посмотрел на часы.

— Это правда, что вы — последний человек, видевший Джордана Балларда живым?

— Убийца видел его живым.

— Это правда, что вас пытаются обвинить в лжесвидетельстве? Что они собираются предъявить вам?

— Если мы обратимся к закону, то увидим, что предсказанием будущего занимаются люди, кому это соответствующим образом дозволено государством. Я этим не занимаюсь.

— Что произошло в зале заседаний? — Репортеры так и наседали.

— Никаких комментариев! — Мейсон усиленно пробирался к выходу. — Почему бы вам не спросить об этом

Гамильтона Бюргера? Он будет весьма рад предоставить вам эту информацию.

По выходе из Дворца правосудия Перри Мейсон взял такси и поехал обратно в офис.

Делла Стрит уже заждалась его.

— Что случилось, шеф?

— Гамильтон Бюргер готовится обвинить меня в лжесвидетельстве.

— Вы отказались отвечать на его вопросы?

— К счастью, Гамильтон Бюргер формулировал вопросы таким образом, что у меня не возникло необходимости отказываться отвечать ему. Он хотел знать, опускал ли я эту штору в доме у Балларда с тем, чтобы подать сигнал Арлен Дюваль. Я ответил отрицательно. Затем он вынудил меня отрицать также и то, что, опуская и поднимая штору, я вообще подавал кому-либо какой-то сигнал. Я воспользовался этой возможностью и сказал — нет. Я боялся, что если он будет много говорить, то в конце концов задаст и правильный вопрос, а именно: подходил ли я или нет к окну этого дома и опускал ли я или поднимал штору? Он вышел из себя. А когда наш друг Гамильтон Бюргер сердится, то мыслит не очень четко.

— То есть он так и не спросил вас, что вы там делали, кроме того, что кому-то сигналили?

— Вот именно. — Мейсон усмехнулся.

— Замечательно! И что же мы теперь будем делать?

— Позвоним Дрейку и спросим, нашел ли он того рассыльного.

— Он его не нашел. Хотя обзвонил все службы, где есть курьеры.

— В таком случае остается последняя возможность — связаться с теми, кто шьет театральные костюмы. Одежда могла быть взята напрокат.

— Он уже над этим работает. А вот и он — легок на помине.

Раздался условный стук в дверь, которым пользовался только Пол Дрейк. Делла Стрит открыла.

— Ты не хочешь дать мне пинка под зад? — с ходу спросил Дрейк у Мейсона.

— С чего бы это?

— А с того, что я оказался набитым дураком и меня следует наказать не позднее следующей недели. И как я только сразу не раскусил этого рассыльного!..

— Давай ближе к делу, Пол. Рассказывай!

— Прежде всего я должен был заметить, что это была не обычная курьерская служба, что это был театральный костюм.

— Как бы ты это определил?

— Подделку видно сразу — там, во-первых, не было значка с номером, вместо него на фуражке красовалась медная бляха с каким-то именем, и моя секретарша приняла ее за название службы. Но это не самое худшее…

— А что же самое худшее?

— Этим рассыльным мог быть Говард Прим — парень, замешанный в угоне трейлера.

— Ты уверен?

— В том-то и дело, что нет, черт меня подери! Я не уверен и не могу дать тебе что-то, что бы ты мог потом использовать.

— Не кипятись, Пол! Давай по порядку.

— Вчера ночью, Перри, у меня работало много людей. Нужно было сделать массу вещей, и ночная секретарша на коммутаторе буквально разрывалась на части. Поэтому, когда откуда-то появился курьер и сказал, что у него конверт для Пола Дрейка, который я должен передать тебе, как только ты появишься, она не обратила на это внимания. Взглянула только на адрес, а курьера словно ветром сдуло. Даже расписку не попросил. Звонки шли один за другим, коммутатор аж накалился, я все время с кем-то разговаривал…

— Не стоит об этом. Я прекрасно знаю — ты работал, математических результатов в такой работе не бывает.

— Да, Перри. Мы следили за Примом, или Сэкки-том, — не имеет значения, но кончилось тем, что мои люди остались в дураках. Он ушел. Вернее, вошел в какое-то учреждение, а обратно выходящим они его так и не увидели.

— А при чем здесь костюм?

— Костюм как раз все расставляет по местам, и не один, а целых два костюма. Их взяли напрокат перед самым закрытием: один — курьерский, а второй — одеяние священника, и агентство по предоставлению костюмов располагалось в том здании, куда в последний раз зашел Сэккит. Теперь-то ты понимаешь, что случилось? Мой парень к зданию близко не подходил: боялся спугнуть, и, когда оттуда вышел священник с пакетом под мышкой, ццчего не заподозрил. Сэккит, он же Прим, заскочил, наверное, в туалет, переоделся, а костюм рассыльного захватил с собой. Лица его мой человек видеть не мог, да он и не ожидал такого поворота событий.

— Значит, ты полагаешь, что письмо доставил сам Сэккит?

— Возможно, хотя описание внешности не совпадает. Сэккит, по нашим сведениям, крепкий и коренастый, а этот курьер — тоненький и стройный… Дьявол! Пусть у меня все зубы выпадут, но это как пить дать могла быть переодетая девица. Я в тот момент не мог оторваться, а секретарша даже не удосужилась взглянуть на него, как следует. Судя по ее описанию, это запросто могла быть девица.

— Ты не знаешь, куда направился Сэккит после того, как взял напрокат костюмы?

— То-то и оно, что нет, Перри! Это меня и бесит! Но после драки кулаками не машут, что было, то было.

— А когда твои ребята снова напали на след?

— Только около шести утра. Он вернулся на Митнер-авеню, 3921, где снимает жилье под именем Сэккита. Вел себя как ни в чем не бывало, поставил джип и, ни разу не оглянувшись, вошел в дом. Он, похоже, не ожидал, что у дома его тоже поджидают мои люди.

— Отлично, — сказал Мейсон, — будем исходить из того, что имеем. А на данный момент у нас, Пол, есть то, что твой Манди опознал меня перед Большим советом присяжных как человека, которого он видел у Балларда в окне.

— Будь он неладен, этот Манди!

Мейсон кивнул.

— Но мне он сказал по-другому.

— А письменное донесение? — спросил Мейсон. — Рапорт он написал?

— Нет. Он… Впрочем, когда я сейчас об этом подумал, то мне кажется, кто-то ему хорошо подсказал этого не делать! В подобных случаях просто полагается подать письменный рапорт.

— А сказал он тебе, что его вызывают на Большой совет?