Джон Диксон Карр - Убийство в музее восковых фигур

– А почему бы и нет?

Молодой человек неопределенно развел руками.

– Не знаю, – ответил он, – Я полагаю, это не повредит ей. Но вокруг нее всегда было так много людей… когда она была жива. Это так мрачно… Вы не возражаете, если я останусь возле нее?

Он нерешительно взглянул на Бенколина. Тот с любопытством посмотрел на капитана.

– Видите ли, – объяснил Шамон, – глядя на нее, я всегда вспоминал Одетту. О, боже! Я ничего не могу с собой поделать…

– Пойдемте с нами, – сказал Бенколин. – Вам надо выпить.

Мы вернулись в грот, затем прошли в вестибюль и оказались в квартире Огюстена. Мадемуазель Огюстен, взглянув на нас, должно, быть, по нашим лицам поняла, что что-то случилось. Кроме того, подозрительным казалось и появление сумочки. Бенколин молча направился к телефону, а дрожащий Огюстен принес бутылку бренди. Его дочь смотрела, как он и Шамон выпили по большой порции, и губы ее дрогнули.

Я чувствовал себя беспокойно. Тикали часы, скрипело кресло. Мадемуазель Огюстен не задавала вопросов. Она механически продолжала работать. Выпив вместе с Шамоном бренди, я заметил, что он тоже не сводит с нее глаз. Несколько раз ее отец пытался что-то сказать, но мы сохраняли молчание.

Вернулся Бенколин.

– Мадемуазель, – начал он, – я хочу спросить…

– Мари! – голос ее отца дрогнул. – Я не могу сообщить тебе… Это убийство… Это…

– Успокойтесь, пожалуйста, – сказал Бенколин. – Я хочу спросить вас, мадемуазель, когда сегодня ночью вы включили в музее свет?

Казалось, до нее не дошел смысл его вопроса. Она тяжело отложила вязание, потом заговорила.

– Вскоре после ухода папы.

– Какой свет вы включили?

– Я включила свет в центре главного грота и на лестнице в подвале.

– Почему вы это сделали?

Девушка безмятежно взглянула на Бенколина.

– Это вполне естественное действие: мне показалось, что в музее кто-то ходит.

– Я вижу, у вас крепкие нервы.

– Нет. – Ни улыбки, ни даже попытки улыбнуться.

– Вы ходили узнать, в чем дело?

– Да… – Поскольку детектив не сводил с нее глаз, она подняла голову и продолжала: – Я заглянула в главный грот, где, как мне показалось, был шум, но там никого не было. Я ошиблась.

– По лестнице вы не спускались?

– Нет.

– Как долго вы держали свет включенным?

– Я не уверена, минут пять, может быть, больше. Но объясните мне, – теперь она говорила очень резко, – что означают все эти разговоры об убийстве?

– Убита некая мадемуазель Клодин Мартель, – медленно произнес Бенколин. – Ее тело обнаружено в руках Сатира, который стоит у поворота лестницы…

Старый Огюстен схватил Бенколина за рукав. Его лысая голова с двумя прядями за ушами напоминала го-, лову собаки.

– Пожалуйста, мсье! Пожалуйста! Она ничего не знает об этом…

– Старый дурак! – рявкнула девушка. – Я сама могу постоять за себя.

Старик с гордостью посмотрел на дочь и повернулся к Бенколину.

– Ну, мадемуазель? Вам знакомо имя Клодин Мартель?

– Мсье, неужели вы думаете, что я так же хорошо знаю фамилии, как и лица всех, кто посещает наш музей?

Бенколин склонился вперед.

– Что заставляет вас думать, мадемуазель, что Клодин Мартель могла быть вашей посетительницей?

– Вы же сами сказали, что она здесь!

– Она была убита в задней части дома, в коридоре, который ведет на улицу, – сказал Бенколин. – Возможно, она ни разу в жизни не была в музее.

– Ага! Ну что ж, – девушка пожала плечами и взялась за вязание, – музей можно покинуть и таким путем, Бенколин достал сигарету. Он явно пропустил мимо ушей это замечание, только нахмурился. Мари Огюстен продолжала вязать. Теперь на ее лице появилась легкая улыбка, как будто она выиграла бой.

– Мадемуазель, – задумчиво произнес детектив, – я хочу попросить вас спуститься вниз и посмотреть на труп… Но прежде мне хотелось бы вернуться к разговору, который мы вели немного раньше.

– Да?

– К разговору о мадемуазель Одетте Дюшен, тело которой мы выловили из Сены.

Снова отложено вязание.

– О, боже! – воскликнула девушка. – Неужели это никогда не кончится? Я рассказала вам все, что знала.

– Капитан Шамон, если я все точно запомнил, просил вас описать внешность мадемуазель Дюшен. Я не знаю, память ли вас подвела, или по какой-то иной причине, но ваше описание не соответствует действительности.

– Я уже говорила! Должно быть, я ошиблась. Видимо, я думала о другой…

Бенколин раскурил сигару.

– Верно, верно, мадемуазель! Вы думали о другой. Я уверен, что вы видели не мадемуазель Дюшен. Просто для вас этот вопрос явился неожиданным. Поэтому вы рискнули и быстро описали другую женщину, которая вам тоже чем-то запомнилась… Меня удивляет…

– Ну?

– …меня удивляет, – задумчиво продолжал Бенколин, – почему вы сразу вспомнили о ней. Странно, что вы тотчас дали нам точное описание мадемуазель Клодин Мартель.

Бенколин выиграл. Вы могли бы это заметить по слабому движению его губ, по сдержанному дыханию, по выражению глаз.

Потом мадемуазель Огюстен засмеялась.

– Ну, мсье, я не понимаю вас! Описание, которое я дала, вы можете применить к любой…

– Вы допускаете, в таком случае, что никогда не видели мадемуазель Дюшен?

– Я ничего не допускаю. Как я уже сказала, мое описание подходит к тысяче женщин…

– И только одна из них умерла здесь…

– …и тот факт, что мадемуазель Мартель случайно оказалась похожей, не что иное, как совпадение.

– Вот как! – усмехнулся Бенколин. – А откуда вы знаете, как выглядит мадемуазель Мартель? Ведь вы ее еще не видели!

Девушка покраснела, на ее лице появилось раздраженное выражение. Не потому, что Бенколин обвинял ее, а потому что загнал ее в угол. Любой, кто соображал чуть больше ее, – приводил Мари в бешенство. Она откинула назад волосы.

– Не считаете ли вы, – холодно произнесла Мари, – что мне нравятся ваши полицейские фокусы? Хватит!

Бенколин покачал головой, и это движение еще больше разозлило ее.

– Нет, мадемуазель! У меня, есть еще вопросы! Я не могу вас так легко отпустить.

– Как полицейский, вы имеете на это право.

– Совершенно верно. Я думаю, мы можем допустить, что оба убийства – убийство Одетты Дюшен и убийство Клодин Мартель – связаны между собой. Очень тесно связаны. Но пока мне хотелось бы перейти к третьей даме, наиболее загадочной из всех. Ола, кажется, часто здесь появляется. Я имею в виду женщину, чье лицо никто не видел, но она носит пальто с меховым воротником и коричневую шляпку. Сегодня ваш отец поделился с нами интересной историей…

– О, матерь божья! – крикнула Мари Огюстен. – И вы слушаете эту старческую болтовню? Так, папа! Что ты им сказал?

Старик вздрогнул.

– Мари, я твой отец! Я рассказал им то, что считаю правдой.

Впервые лицо девушки выразило нежность. Она встала, подошла к отцу и обняла его за плечи.

– Послушай, папа, – пробормотала она, глядя ему в глаза. – Ты устал. Иди и полежи. Отдохни. Эти господа больше не нуждаются в разговоре с тобой. Я могу сообщить им все, что они захотят узнать.

Она бросила на нас взгляд, и Бенколин кивнул.

– Ну, если вы не возражаете, – нерешительно сказал старик. – Это большой удар. Не знаю, был ли я когда-нибудь так же расстроен… – Он сделал неопределенный жест. – Сорок два года, сорок два года, – продолжал он, вставая, – сорок два года, у нас было имя. А теперь оно потеряно для меня. Да…

Он печально улыбнулся. Потом повернулся и направился к выходу. Мари Огюстен глубоко вздохнула.

– А теперь, господа?

– Вы уже готовы утверждать, что эта женщина – миф?

– Естественно. Это фантазия моего отца.

– Согласен. Но есть одна маленькая деталь, о которой я хотел бы упомянуть. Ваш отец с гордостью произнес свою фамилию. Он гордый человек. Его работа приносит доход?

Девушка забеспокоилась, чувствуя ловушку.

– Не вижу связи, – медленно ответила она.

– И однако она есть. Он говорил о своей бедности. Вы испытываете финансовые затруднения?

– Да.

Бенколин вытащил изо рта сигару.

– Ему известно, что различные банки Парижа имеют ваши вклады на сумму примерно в миллион франков?

Мари Огюстен молчала. Бледность покрыла ее щеки.

– Так что теперь скажете мне? – спокойно спросил Бенколин.

– Ничего, – хрипло произнесла она. – Ничего, кроме того, что вы умный человек. О, мой бог! Вы очень умный человек. Я полагаю, вы скажете ему?

Бенколин пожал плечами:

– Необязательно. Ага! Кажется, прибыли мои люди.

С улицы донесся рев сирен машин Сюрте. Потом шум стих, и мы услышали громкие голоса. Бенколин торопливо пошел к двери. Я взглянул на изумленное лицо Шамона.

– Какого черта все это значит? – простонал он, – Я ничего не могу понять. Что мы делаем? Что… – Кажется, он сообразил, что разговаривает с Мари Огюстен, и смутился.

Я повернулся к ней.

– Мадемуазель? – сказал я, – приехала полиция, они докопаются до всего. Если вы хотите уйти, думаю, Бенколин не будет возражать.

Она серьезно посмотрела на меня. С удивлением я понял, что, несмотря на обстановку, она почти прекрасна. Если бы не ее суровая осанка, она была бы грациозной. И вдруг я увидел нечто вроде призрака за спиной девушки. По моему лицу она поняла это, и некоторое время между нами велся безмолвный разговор. Я еще не знал, что эта связь в недалеком будущем отведет от меня смертельную опасность. Мари кивнула, как бы отвечая на мой немой вопрос. «Вы очень искренний молодой человек». Это говорил призрак! Легкая улыбка тронула губы девушки. Я почувствовал неожиданное стеснение в груди, как будто призрак существовал на самом деле. Наш безмолвный разговор продолжался. «Я могла бы полюбить вас. Но уходить я не собираюсь. Мне интересно, что будет делать полиция».