Агата Кристи - Убийство в Месопотамии

«Что-то необыкновенное, – подумала я, – если два таких непохожих человека, как мисс Райлли и майор Пенниман, обратили на это внимание».

Тут как раз с шумом вошел мистер Коулман. С шумом – было очень подходящее выражение. Если бы он тут же высунул язык и завилял вдруг появившимся хвостом, вы бы даже не удивились.

– Хэлло, ло, ло, – крикнул он. – Самый лучший в мире покупатель – это я! Вы показали сестре все красоты города?

– Они не произвели на нее впечатления, – сухо сказала мисс Райлли.

– Это не ее вина, – горячо возразил он. – Такое захиревшее местечко, и на все про все одна лошадь!

– Никакого уважения к древности. Не могу понять, Билл, как ты попал в археологи?

– Не упрекайте меня за это. Все упреки моему опекуну. Он – ученая птица, член совета колледжа – пасется среди книг в комнатных тапочках, вот какой он человек. Такой подарок, как я, для него своего рода потрясение.

– Я считаю, страшно глупо из-под палки заниматься делом, которое тебе безразлично, – колко сказала девушка.

– Не из-под палки, Шийла, вовсе не из-под палки, старушка. Старик спросил меня, собираюсь ли я заняться делом, я сказал, что нет, вот он и схлопотал для меня здесь сезонную работу.

– Неужели ты в самом деле не имеешь представления о том, чем бы тебе хотелось заняться?

– Конечно, имею. По-моему, идеально было бы совсем не работать, иметь кучу денег, а время посвящать мотогонкам.

– Это же чушь какая-то, – сказала мисс Райлли, голос ее прозвучал довольно сердито.

– О, я понимаю, что об этом не может быть и речи, – бодро произнес мистер Коулман. – Поэтому, если мне все же приходится чем-то заниматься, меня мало волнует чем, лишь бы только не просиживать целыми днями за столом офиса. Я охотно согласился посмотреть мир. Была не была, сказал я и отправился в путь.

– Представляю, какая от тебя польза!

– Вот тут вы не правы. Я могу стоять на раскопках и с кем угодно кричать: «Иллялах!»[6]. Сказать по правде, я неплохо рисую. В школе я упражнялся в подделке почерков. Я могу классно подделывать документы и подписи, и мне еще не поздно этим заняться. Если мой «Роллс-Ройс» обрызгает вас грязью, когда вы будете ожидать автобус, знайте, что я преступил закон.

– Вы не думаете, что нам пора отправляться, вместо того чтобы без конца разглагольствовать? – холодно сказала мисс Райлли.

– До чего ж мы не гостеприимны, а, сестра?

– Я уверена, сестра Ледеран хочет поскорее устроиться на месте.

– Вы всегда во всем уверены, – с усмешкой отпарировал Коулман.

«Пожалуй, верно, – подумала я. – Самоуверенная дерзкая девица».

– Может быть, нам лучше отправиться, мистер Коулман, – сухо сказала я.

– Вы правы, сестра.

Я попрощалась за руку с мисс Райлли, поблагодарила ее, и мы двинулись в путь.

– Чертовски красивая девушка Шийла, – сказал мистер Коулман. – Но вечно отчитывает нашего брата.

Мы выехали из города и вскоре оказались на своего рода проселочной дороге среди зеленых хлебов. Она была очень тряская, вся в ухабах.

После получаса езды мистер Коулман указал на большой холм впереди, на берегу реки, и сказал:

– Телль-Яримьях…

Было видно, как там, словно муравьи, копошатся черные фигурки.

Пока я смотрела, они вдруг все побежали вниз по склону холма.

– Фидес[7], – сказал мистер Коулман. – Время прекращать работу. Мы заканчиваем за час до захода солнца.

Здание экспедиции находилось немного в стороне от реки.

Водитель заехал за угол, проскользнул под узкой аркой, и вот мы на месте.

Дом был выстроен так, что образовывал внутренний двор. Вначале существовала только его южная часть и небольшая пристройка с востока. Экспедиция достроила здание с двух других сторон. Поскольку план дома в дальнейшем представит интерес, я привожу здесь его грубый набросок. Вход во все комнаты был со двора, туда же выходили и окна. Исключение составляло первоначальное, южное здание, где были окна также и с видом наружу. Эти окна, однако, были закрыты с внешней стороны решеткой. Лестница в юго-западном углу вела на плоскую крышу с парапетом, проходящим по всей длине южной стороны здания, которая была выше остальных трех.

Мистер Коулман провел меня вкруговую вдоль восточной стороны двора на большую открытую веранду, занимающую центр южного здания. Он распахнул дверь, и мы вошли в комнату, где несколько человек сидели вокруг чайного стола.

– Тру-ру-ру, тру-ру-ру, – протрубил мистер Коулман, – вот и Сара Гэмп![8]

Дама, которая сидела во главе стола, поднялась и вышла поздороваться со мной.

Это было мое первое знакомство с Луизой Лейднер.

Я должна признаться, что моей первой реакцией на встречу с миссис Лейднер было удивление. Создается определенный образ человека, когда много слышишь о нем. В моем воображении миссис Лейднер была темноволосой, всегда чем-то недовольной женщиной. Раздражительной, готовой сорваться. К тому же я ожидала, что она, говоря откровенно, несколько вульгарна.

Она совершенно не была похожа на то, что я себе представляла. Начнем с того, что у нее были очень светлые волосы. Она была не шведка, как ее муж, но вполне могла сойти за нее по внешнему виду. Блондинка скандинавского типа, каких не часто встретишь. Миссис Лейднер была не молода. Я бы сказала, между тридцатью и сорока. Лицо – худощавое, среди белокурых волос можно было заметить седину. Глаза ее, несмотря на это, были восхитительны. Да, это были редкие глаза, их действительно можно было назвать фиолетовыми. Они были очень большими, под ними – легкие тени. Она была худенькой, хрупкой, и я бы сказала, что выглядела она очень утомленной и была в то же время очень живой, хотя это и звучит нелепо, но это именно то впечатление, которое у меня возникло. Я почувствовала к тому же, что она леди во всех отношениях. А это кое-что значит, даже в наши времена. Она протянула руку и улыбнулась. У нее был низкий, мягкий голос, американская медлительность речи.

– Очень рада, что вы приехали, сестра. Не выпьете ли чаю? Или вы хотите сначала взглянуть на свою комнату?

Я сказала, что попью чаю, и она познакомила меня с людьми за столом.

– Это мисс Джонсон, вот мистер Рейтер. Миссис Меркадо, мистер Эммотт. Отец Лавиньи. Мой муж скоро будет. Присаживайтесь сюда, между отцом Лавиньи и мисс Джонсон.

Я поступила, как мне было предложено, и мисс Джонсон принялась болтать со мной, расспрашивая о поездке и тому подобное.

Она мне понравилась. Напомнила старшую сестру, с которой я работала, когда проходила испытательный срок: мы все обожали ее и ради нее работали изо всех сил.

Насколько я могу судить, ей было лет пятьдесят, несколько мужеподобная внешность, коротко подстриженные волосы с проседью. У нее оказался неожиданно приятный низкий голос. Лицо – некрасивое, в щербинках, с до смешного курносым носом, который она имела привычку раздраженно потирать, если что-то беспокоило ее или сбивало с толку. Она носила твидовый пиджак, сшитый прямо как на мужчину, и такую же юбку. Уже через минуту она сказала мне, что родилась в Йоркшире.

Отца Лавиньи я нашла несколько встревоженным. Это был высокий мужчина с большой черной бородой и в пенсне. Я слышала, как миссис Келси говорила, что здесь есть французский монах, и теперь заметила, что отец Лавиньи был в рясе из какого-то белого шерстяного материала. Это меня порядком удивило, ибо я всегда считала, что, когда уходят в монастырь, оттуда уже не выходят…

Миссис Лейднер разговаривала с ним в основном по-французски, но со мной он говорил на приличном английском. Я заметила, что его проницательный быстрый взгляд переходит с одного лица на другое.

Напротив меня сидели еще трое. Мистер Рейтер был дородный, достаточно молодой мужчина в очках. У него были довольно длинные вьющиеся волосы и очень круглые голубые глаза. Я подумала, что он, наверное, был очаровательным младенцем, но теперь… Теперь он даже немного напоминал свинью. Другой молодой человек с гладкими волосами был коротко подстрижен. У него было вытянутое, несколько смешное лицо и очень хорошие зубы, и когда он улыбался, выглядел очень привлекательно. Говорил он мало, часто просто кивал, когда с ним разговаривали, или отвечал односложно. Как и мистер Рейтер, он был американец. И, наконец, миссис Меркадо, которую я не могла как следует рассмотреть, потому что, как ни взгляну в ее сторону, вижу ее жадный, направленный на меня взгляд, что несколько смущало, если не сказать большего. Можно было подумать, что медицинская сестра – это какой-то невиданный зверь, так она меня разглядывала. Какая невоспитанность!

Она была молода, лет двадцати пяти, смуглая, изящная, если вы понимаете, что я имею в виду. До некоторой степени привлекательная, но с довольно сильным влиянием того, что моя мама называла «примесью негритянской крови». На ней был очень яркий пуловер, и ногти покрашены в тот же цвет.

Чай был очень хорош – крепко заварен, – не то что жиденькое китайское пойло, которое всегда пила миссис Келси и которое было для меня настоящей пыткой.

На столе были тосты и джем, тарелка карамели и нарезанный кекс. Мистер Эммотт любезно мне все это передавал. Тихий, тихий, но замечал, когда моя тарелка становилась пустой.

Вскоре с шумом появился мистер Коулман и занял место по другую сторону мисс Джонсон. Казалось, на его нервы ничто не действовало. Он говорил без умолку.

Миссис Лейднер зевнула и бросила усталый взгляд в его направлении, но это не дало никакого эффекта. Впрочем, так же как и то, что миссис Меркадо, к которой он чаще всего обращался со своими речами, была больше занята разглядыванием меня и отделывалась от него небрежными репликами.

Как раз когда мы заканчивали чаепитие, с раскопок пришли доктор Лейднер и мистер Меркадо.

Доктор Лейднер любезно поздоровался со мной. Я видела, как его озабоченный взгляд быстро обратился на лицо жены, и он, кажется, был успокоен тем, что прочитал на нем. Затем он сел на другом конце стола, а мистер Меркадо уселся на свободное место рядом с миссис Лейднер. Это был высокий, худой, невеселый мужчина, намного старше своей жены, с болезненным цветом лица и жидкой, бесформенной бородой. Я была рада, когда он появился, потому что жена его перестала пялить на меня глаза и переключила внимание на него, следя за ним с тревогой, которую я посчитала необычной. Он же рассеянно помешивал чай и молчал. Кусочек кекса лежал нетронутым на его тарелке.