— Что ж, пусть будет согласно викторианским традициям, тогда дайте мне «сделать вас порядочной женщиной».

— Послушайте, — вдруг сказала Джейн, — постараюсь быть честной с вами. Я хочу сказать, что попробую объяснить вещи необъяснимые и весьма унизительные. Я сказала ему, что хочу быть сама себе хозяйкой, испытать все, что возможно, и все такое прочее. Я обманула себя саму, да и его тоже. В глубине души я знала, что я просто дурочка, которая потеряла и голову, и сердце. Потом, когда все было кончено, я поняла, как мало это значило для него и как много для меня. Я знала, что мне следовало бы поддержать правила игры, пожать ему руку и остаться друзьями, и все такое. Так вот… я не смогла. Моя гордость хотела поступить именно так, но я сама — не смогла. Это все очень банально и грустно. Я, как говорится, люблю и ненавижу его в одно и то же время. Мне хотелось удержать его рядом с собой, я знала, что у меня нет никаких шансов, и мне хотелось сделать ему больно. Я так и сказала ему об этом в письме. Это кошмар, и он по-прежнему продолжается. Ну вот! Не нужно снова возвращаться к этой теме. Оставьте меня в покое, чтобы я, как могу, справилась с этим.

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Нет. Тише: кто-то идет.

Вернулись Томс и Робертс и принялись мыться. Потом Робертс отправился давать наркоз. Филлипс стоял и смотрел на своего ассистента.

— И какой конец был у пьесы? — вдруг спросил он.

— Что-что? А-а-а… Вы о том разговоре… Пьеса оставляет зрителя в неведении. Вам предлагается самому угадать, умер ли пациент под наркозом или хирург его прикончил. Собственно говоря, при таких обстоятельствах никто не мог бы с уверенностью сказать, что именно произошло. А что, вы хотите попробовать этот метод на нашем министре внутренних дел? Я думал, вы с ним в приятельских отношениях.

Маска на лице Филлипса сморщилась, словно он улыбался под ней.

— Учитывая все обстоятельства, — проговорил он, — мне кажется, это искушение.

Он услышал за спиной какой-то шорох и, обернувшись, увидел, что сиделка Бэнкс неотрывно смотрит на него от дверей операционной. За ее спиной появилась сестра Мэриголд и, сказав ледяным тоном: «Позвольте, сиделка…», прошла в дверь.

— Сестра, — отрывисто сказал Филлипс, — я, как всегда, сделал укол гиосцина. Если обнаружим перитонит, в чем я не сомневаюсь, нужно будет сделать вливание сыворотки.

— Разумеется, я помню про гиосцин, сэр Джон. Я поставила аптечный раствор на столик, но видела, что вы приготовили свой.

— Да, аптечный раствор нам не понадобится. Я всегда пользуюсь собственными препаратами, чтобы быть уверенным в правильной дозировке. Мы все готовы?

Он направился в операционную.

— По-моему, — сказала сестра Мэриголд, — для простых смертных и аптечный раствор хорош.

— Предосторожность никогда не помешает, сестра, — добродушно уверил ее Томс. — Гиосцин — щекотливая штука, знаете ли.

В предоперационную просочилась тошнотворная вонь эфира.

— Должна сказать, что не совсем понимаю, почему сэр Джон так любит давать гиосцин.

— Это экономит наркоз, к тому же после операции притупляется боль. Я и сам им пользуюсь, — важно добавил Томс.

— Какова обычная доза, сэр? — вдруг спросила сиделка Бэнкс.

— От одной до двух сотых грана, сиделка.

— Так мало!

— Да, конечно. Минимальную смертельную дозу я вам сказать не могу — она индивидуальна. Но четверть грана прикончит кого угодно.

— Четверть грана! — задумчиво сказала сиделка Бэнкс. — Подумать только!

Глава 4

Послеоперационная

Четверг, одиннадцатое. Вечер


Сэр Джон ожидал пациента в операционной.

Старшая сестра, Джейн и сиделка Бэнкс вошли вместе с Томсом. Они встали возле стола, группа закутанных и невыразительных роботов. Все молчали. Послышался скрип колесиков. Появилась каталка, за которой шагали доктор Робертс и сестра-анестезистка. Доктор Робертс придерживал маску на лице своего пациента. На каталке лежало тело министра внутренних дел. Пока они перекладывали его на стол, министр вдруг невнятно и очень быстро забормотал: «Не сегодня, не сегодня, не сегодня, черт побери!»

Анестезистка ушла.

Вонь эфира окутала стол. Доктор Робертс подкатил свой наркозный аппарат, состоящий из цилиндров со сжатыми газами в металлической раме и очень похожий на гигантский судок для масла и уксуса. Поперек груди пациента поставили низенькую ширму, чтобы отсечь от анестезиолога все постороннее. Томс с любопытством поглядел на пациента.

— А приметный мужик, ничего не скажешь, — весело заметил он. — Любопытная форма головы. Робертс, что вы о нем скажете? Вы на этом вроде как собаку съели, а? Я тут пару дней назад прочел вашу книжку. В его генеалогическом древе есть пара безумных веточек, правда? Его папаша вроде как был не в себе?

Робертс был глубоко шокирован.

— Это так, — сухо сказал он, — но вряд ли можно ожидать, чтобы свидетельство наследственного безумия было четко выражено в лицевой структуре, мистер Томс.

Сестра прикрыла живот больного стерильными полотенцами. Когда голова оказалась за ширмой, пациент перестал быть человеком и превратился всего лишь в операционное поле, расположенное на столе.

Сэр Джон взял скальпель и сделал первый надрез.

— Перитонит как миленький, — сказал чуть позже Томс. — При-вет! — добавил он чуть погодя. — Прорыв аппендикса. Ну, он постарался.

— Вот вам и объяснение приступам боли, — буркнул Филлипс.

— Разумеется, сэр. Удивительно, что он еще был на ногах — вы только посмотрите…

— Экая гадость, — сказал Филлипс. — Черт вас возьми, сестра, вы оглохли?! Я же сказал: корнцанг.

Сестра Мэриголд слегка вскинулась и издала укоризненное покашливание. Воцарилось молчание. Пальцы сэра Джона работали нервно, пытливо, с осторожной уверенностью.

— Пульс слабеет, сэр Джон, — вдруг сказал Робертс.

— Да? Посмотрите-ка, Томс.

— Пульс неважный.

— В чем дело, Робертс? Что с пульсом?

— Довольно слабый. И вид больного мне не нравится. Камфару, сиделка.

Сиделка Бэнкс наполнила второй шприц и принесла его.

— Немедленно укол, сиделка.

Укол был сделан.

— Сыворотку, — буркнул Филлипс.

— Сыворотку, сиделка Харден, — прошептала сестра.

Джейн подошла к столику. Замешкалась.

— Ну, где же сыворотка? — нетерпеливо спросил Филлипс.

— Сиделка! — сердито окликнул Томс. — Что вы делаете!

— Простите… но мне…

— Большой шприц, — сказала сиделка Бэнкс.

— Хорошо, — очень слабо откликнулась Джейн Харден.

Она наклонилась над столом.

Филлипс заканчивал зашивать разрез.

— Сиделка, — повторил Томс, — принесете вы наконец сыворотку?! Что с вами такое?

На носу у него появилась большая дрожащая капля пота. Сестра Мэриголд смерила ее опытным взглядом и вытерла куском марли.

Джейн неуверенным шагом подошла к столу, неся поднос. Филлипс выпрямился и стоял, глядя на шов. Томс наложил повязку и сделал укол.

— Ну ладно, — сказал он, — дело сделано. Очень скверный случай. Он здорово запустил свой аппендицит.

— Да, наверное, — медленно ответил Филлипс. — Я встречался с ним вчера вечером и понятия не имел, что он болен. Совершенно никакого понятия.

— Как его состояние теперь, Робертс? — спросил Томс.

— Не слишком блестяще.

— Ну ладно… в постель его, — сказал Филлипс.

— И уберите поднос, — раздраженно бросил Томс, обращаясь к Джейн, которая по-прежнему стояла возле него.

Она повернула голову и посмотрела в глаза Филлипсу. Он отвел глаза и отошел. Джейн повернулась к столику. Шаги ее стали неровными. Она остановилась, покачнулась и рухнула на кафельный пол.

— Господи, что еще эта девица затеяла?! — завопил Томс.

Филлипс в несколько шагов пересек операционную и остановился, глядя на нее сверху вниз.

— Обморок, — сказал он сквозь маску.

Он посмотрел на свои запачканные кровью перчатки, стянул их и встал на колени возле Джейн. Сестра Мэриголд зацокала языком и закудахтала, как перепуганная курица, потом позвонила в колокольчик. Сестра Бэнкс глянула на нее, затем помогла Томсу прикрыть больного простыней и переложить его на каталку. Доктор Робертс даже не поднял глаз. Он наклонился над пациентом, сосредоточенно глядя на него. Пришли две сиделки.

— Сиделка Харден упала в обморок, — кратко сказала старшая сестра.

Джейн подняли и поставили на ноги. Она открыла глаза и оглядела всех бессмысленным взором. Ее вывели, почти вынесли из операционной.

Пациента увезли.

Филлипс вышел в предоперационную, а за ним следом — Томс.

— Ну, сэр, — весело заметил Томс, — по-моему, сегодня все наоборот. Вы, как правило, самый свирепый член операционной бригады, а сегодня — ни дать ни взять кроткий голубок. А я обругал бедную девушку до обморока. Мне очень жаль. По-моему, ей было не по себе все время операции.

— Возможно, — сказал Филлипс, открывая кран.

— Весьма сожалею. Она славная девушка и хорошая медсестра. И привлекательная к тому же. Интересно, она помолвлена?

— Нет.

— Нет?

— Нет.

Томс постоял с полотенцем в руке, с любопытством глядя на своего патрона. Сэр Джон невозмутимо и методично мылся.

— Неприятная штука оперировать собственных друзей, а? — осмелился заговорить Томс после недолгой паузы. — И притом такой выдающийся друг. Господи, кругом столько джентльменов с весьма большевистскими настроениями, которые не станут плакать и убиваться, если О'Каллаган помрет! Я вижу, вам это нелегко далось, сэр. Я никогда раньше не замечал, чтобы у вас хоть сколько-нибудь дрожали руки.