Старший инспектор Аллейн оказался в дурацком положении человека, поднесшего спичку к бомбе, в которой нет заряда. Доктор Робертс весьма энергично выбил у него почву из-под ног. Аллейн в душе посмеялся над самим собой. А Робертс гневно продолжал:

— И они называют себя коммунистами. У них нет никакого интереса к благополучию коммуны, общества — совершенно никакого. Вчера ночью я посетил один из их митингов, и это было отвратительно. Все, что они делали, — это радовались без всякой разумной или конструктивной причины смерти покойного министра внутренних дел.

Он резко замолчал, взглянул на Аллейна и сказал со своей обычной нервозностью, которую инспектор замечал и раньше:

— Ну, конечно, я забыл. Это же касается вас. Томс только что позвонил мне, чтобы попросить приехать сегодня днем в клинику.

— Вам звонил именно Томс?

— Да. Это сэр Джон, наверное, его просил. Не знаю почему, — сказал доктор Робертс беспомощно и удивленно, — но иногда мне кажется, что манеры Томса действуют на нервы.

— Вот как? — пробормотал Аллейн с улыбкой. — Он довольно игрив.

— Игрив! Вот именно. Но сегодня его игривость показалась мне дурным вкусом.

— А что он сказал?

— Что-то вроде того, что если я хочу сбежать, то он с удовольствием одолжит мне рыжие усы и фальшивый нос. Мне показалось, что это шутка в дурном вкусе.

— Безусловно, — отозвался Аллейн, поспешно закашлявшись в платок.

— Разумеется, мистер Томс, — продолжал доктор Робертс, — знает, что его положение безупречно, поскольку он не мог делать никаких уколов так, чтобы его никто не видел, и не сам он готовил ту инъекцию, которую затем сделал. Я был склонен указать ему, что я нахожусь в аналогичной ситуации, но тем не менее не чувствую себя вправе позволять себе подобное шутовство.

— По-моему, мистер Томс был в предоперационной все время, пока вы не ушли в операционную?

— Понятия не имею, — сухо ответил Робертс. — Я сам пришел в предоперационную с сэром Джоном, сказал все, что нужно, и отправился к пациенту на пост анестезиолога.

— Очень хорошо… Во время следственного эксперимента мы наглядно увидим, как вы перемещались.

— Полагаю, да, — согласился Робертс. У него был встревоженный вид. — Для нас всех это будет очень неприятное переживание. Несомненно, за исключением мистера Томса.

Он сделал паузу и нервно спросил:

— Возможно, это вопрос, который мне не стоило бы задавать, инспектор, но я все время думаю: есть ли у полиции какая-то определенная теория относительно этого преступления?

Аллейн уже привык к этому вопросу.

— У нас есть несколько теорий, доктор Робертс. Все они более или менее соответствуют фактам. В этом вся загвоздка.

— Вы расследовали возможность самоубийства? — с надеждой спросил Робертс.

— Я ее обдумывал.

— Вспомните о его наследственности.

— Я помню о ней. После того как в Палате Общин с ним случился приступ, его физическое состояние сделало самоубийство невозможным, и вряд ли он мог принять гиосцин, пока произносил свою речь.

— Опять же вспомните о его наследственности. Он мог какое-то время носить с собой таблетки гиосцина и под воздействием эмоционального напряжения в такой ситуации мог испытать внезапный непреодолимый импульс. При изучении психологии самоубийц наталкиваешься на множество подобных случаев. Не подносил ли он руку ко рту, когда выступал? Я вижу, что вы смотрите на меня скептически, инспектор Аллейн. Может быть, вам даже кажется подозрительным, что я так настаиваю на самоубийстве. У меня… у меня есть причина надеяться, что вы придете к выводу о самоубийстве О'Каллагана, но эта надежда обусловлена не чувством вины.

Странное вдохновение зажглось в глазах доктора. Аллейн пристально наблюдал за ним.

— Доктор Робертс, — произнес он наконец, — почему вы не скажете мне, что у вас на уме?

— Нет, — категорически сказал Робертс. — Нет… если только… не случится самое худшее.

— Ну что ж, — ответил Аллейн. — Как вы понимаете, я не могу заставить вас высказать мне ваши предположения, однако утаивать информацию в деле об убийстве, где приговором может быть смертная казнь, — поступок серьезный.

— Но это может оказаться совсем не убийством, — поспешно вскричал Робертс.

— Даже если предположить, что ваша теория о самоубийстве имеет под собой какие-то основания, мне кажется, что такой человек, как сэр Дерек, не стал бы кончать жизнь таким образом, чтобы бросить тень подозрения на других людей.

— Нет, конечно, — согласился Робертс. — Это, несомненно, весомый аргумент, но все же… унаследованная мания самоубийства иногда проявляется внезапно и странно. Я знал случаи…

Он подошел к книжной полке и вытащил несколько томов, откуда принялся зачитывать отрывки — быстро, сухо и наставительно, словно Аллейн являл собой студенческую аудиторию. Слуга принес чай и с добродушной снисходительностью сам его налил. Чашку Робертса он водрузил на столик прямо у него перед носом, подождал, пока доктор закроет очередную книгу, решительно отобрал ее и обратил внимание доктора на то, что чай подан. Потом поставил столик между Аллейном и доктором и вышел из комнаты.

— Спасибо, — сказал рассеянно Робертс, когда слуга уже ушел.

Робертс, все еще продолжая сеять свою ученость, совершенно забыл выпить чай и не предложил его Аллейну, но время от времени протягивал руку за очередным куском поджаренного хлеба с маслом. Время летело быстро. Аллейн взглянул на часы.

— Боже мой! — воскликнул он. — Уже половина пятого. Боюсь, нам надо собираться.

Робертс издал досадливое восклицание.

— Я вызову такси, — сказал Аллейн.

— Нет-нет. Я отвезу вас туда, инспектор. Погодите минутку.

Он бросился в холл и дал отрывистые поспешные указания лакею, который молча натянул на Робертса пальто и подал ему шляпу. Робертс снова метнулся в гостиную и схватил стетоскоп.

— Как насчет вашего анестезиологического аппарата? — подсказал Аллейн.

— А? — переспросил Робертс, искоса взглянув на него.

— Ваш анестезиологический аппарат.

— Он вам нужен?

— Возьмите его, если это не очень затруднительно. Разве сэр Джон вас не предупредил?

— Я сейчас захвачу его, — сказал Робертс. Он снова кинулся в прихожую.

— Могу я помочь вам, сэр? — спросил лакей.

— Нет-нет. Выведите машину.

Вскоре Робертс появился, катя перед собой аппарат с огромными баллонами.

— Такое вам самому по ступенькам не снести, — сказал Аллейн. — Позвольте помочь вам.

— Спасибо, спасибо, — сказал Робертс. Он наклонился и проверил гайки, крепившие раму аппарата к стойке. — Ни в коем случае нельзя, чтобы эти гайки ослабли и выпали, — сказал он. — Возьмитесь за верх, хорошо? И потихонечку спускайте.

С превеликим трудом они втащили эту штуковину в машину Робертса и поехали на Брук-стрит. Всю дорогу маленький доктор говорил почти без передышки.

Однако поблизости от клиники он притих, занервничал и все время пытался поймать взгляд Аллейна, после чего быстро отводил глаза. Когда это повторилось три или четыре раза, Робертс смущенно рассмеялся.

— Мне… мне очень уж не хочется участвовать в этом эксперименте, — сказал он. — Мы в нашей профессии более или менее привыкаем к смерти, но в этой истории есть нечто… — он дважды нервно сморгнул, — нечто глубоко беспокоящее. Наверное, это элемент неизвестности.

— Но ведь у вас есть теория, доктор Робертс?

— У меня? Нет, я просто надеялся, что это может оказаться самоубийство. У меня… у меня нет никакой особенной теории.

— Ну и ладно. Если не хотите мне говорить, не говорите, — ответил Аллейн.

Робертс с тревогой посмотрел на него, но ничего не сказал.

В клинике они обнаружили Фокса, который безмятежно созерцал мраморную даму в приемной. С ним был инспектор Бойз, высокий, крупный краснолицый человек с сочным голосом и ручищами, похожими на окорока. Инспектор благодушно, но пристально надзирал за деятельностью коммунистических обществ, за пропагандистами, близкими к заговорам, за просоветскими книготорговцами. Он привык говорить о людях такой категории как о проказливых, надоедливых, но безобидных детях.

— Привет, — сказал Аллейн. — Где звезды нашего представления?

— Сиделки готовят операционную, — доложил Фокс. — Сэр Джон Филлипс попросил меня дать ему знать, когда мы будем готовы. А прочие дамы наверху.

— Отлично. Мистер Томс тут?

— Это такой смешной джентльмен? — спросил Бойз.

— Он самый.

— Да, здесь.

— В таком случае мы все готовы. Доктор Робертс ушел в операционную. Пойдемте за ним. Фокс, скажите сэру Джону, что мы готовы, хорошо?

Фокс удалился, а Аллейн и инспектор поехали на лифте в операционную, где обнаружили, что прочие действующие лица их уже ждут. Мистер Томс на середине прервал какой-то анекдот, которым угощал собравшихся.

— Приветик-приветик! — воскликнул он. — Вот и сам Большой Начальник пожаловал. Теперь уже недолго осталось ждать.

— Добрый вечер, мистер Томс, — сказал Аллейн. — Добрый вечер, сестра. Надеюсь, я не заставил вас ждать.

— Вовсе нет, — ответила сестра Мэриголд.

Появился Фокс вместе с сэром Джоном Филлипсом. Аллейн обменялся с ним несколькими словами и оглядел собравшихся. Все тревожно и немного враждебно смотрели на него. Они словно сдвинули ряды, движимые общим импульсом самосохранения. Аллейн подумал, что они напоминают овец, которые сгрудились вместе, повернув голову в сторону их общего врага-защитника — овчарки.

«Гавкну-ка я на них пару раз для острастки», — решил инспектор и обратился к собравшимся.

— Я совершенно уверен, — начал он, — что вы все понимаете, зачем я попросил вас собраться здесь. Разумеется, это делается для того, чтобы вы помогли нам. В данном случае мы столкнулись со сложной проблемой и нам кажется, что воспроизведение операции в ходе следственного эксперимента может во многом помочь снять подозрение с невиновных людей. Как вы знаете, сэр Дерек О'Каллаган скончался от отравления гиосцином. У него было много политических врагов, и с самого начала это дело стало сложной и головоломной загадкой. Тот факт, что в ходе операции ему сделали вполне законный укол гиосцина, только прибавил сложностей. Я уверен, что вы все стремитесь как можно скорее прояснить этот аспект дела. Я прошу вас смотреть на следственный эксперимент как на возможность очистить себя от любого намека на подозрение. Следственный эксперимент имеет много преимуществ в качестве средства раскрытия преступлений. Главным аргументом против него служит тот факт, что иногда невиновный человек поддается соблазну свести на нет весь смысл эксперимента, изменив воспроизводимые обстоятельства: порой из-за естественного смущения, порой по иным мотивам. В свете трагедии невинные люди зачастую начинают считать, что полиция подозревает их. Я уверен, что вы не будете настолько неумны, чтобы совершать подобные действия. Я уверен, вы понимаете, что этот эксперимент — шанс очиститься от подозрений, а не ловушка. Позвольте мне просить вас воспроизвести свои действия во время операции как можно точнее. Если вы сделаете именно это, у вас не будет ни малейшего повода для беспокойства. — Инспектор посмотрел на часы. — Теперь вот что, — сказал он. — Вы должны представить себе, что время вернулось на семь дней назад. Сейчас без двадцати пяти четыре, четверг, четвертое февраля. Сэр Дерек О'Каллаган наверху в своей палате в ожидании операции. Сестра, когда вы получите сигнал, начните, пожалуйста, вместе с сиделками, которые должны вам помогать, приготовления в предоперационной и в операционной. Пожалуйста, повторите любые реплики, которые вы запомнили. Инспектор Фокс будет в предоперационной, а инспектор Бойз — в операционной. Будьте добры, отнеситесь к ним как к неодушевленным автоматам. — Аллейн позволил себе легкую улыбку и повернулся к Филлипсу и сиделке Грэхем, которая была личной сиделкой сэра Джона.