— Да, — ответила она. — Понятно.

— Насколько вам известно, принимал он какие-либо лекарство? Может быть, когда боль становилась слишком сильной?

— Мой муж ненавидел всяческие лекарства.

— Значит, просьба мисс Рут О'Каллаган принять лекарство, которое ее очень интересовало, его не тронула бы?

— Нет. Он счел бы это весьма глупым предложением.

— Простите, что я все цепляюсь за одно и то же, но, на ваш взгляд, есть ли хоть отдаленная возможность, что он все-таки принял что-то? Мне кажется, мисс Рут О'Каллаган даже оставила какое-то лекарство прямо здесь. Оно называется «Фульвитавольтс». Кажется, так она говорила.

— Да. Она оставила тут коробочку.

— Она лежала где-нибудь, где сэр Дерек мог ее увидеть?

— Боюсь, что не помню. Может быть, слуги… — ее голос затих. — Если это столь важно… — сказала она рассеянно.

— Весьма.

— Боюсь, я так и не поняла почему. Совершенно очевидно, что моего мужа убили в клинике.

— Это всего лишь одна из гипотез, — ответил Аллейн. — «Фульвитавольтс» имеет большое значение, поскольку в нем содержится некоторое количество гиосцина. Вы понимаете, что нам необходимо точно учесть любое количество принятого гиосцина — даже самое ничтожное.

— Да, — ответила леди О'Каллаган. Несколько секунд она безмятежно смотрела поверх его головы, потом добавила: — Боюсь, что не могу помочь вам. Я надеюсь, что моя золовка, которая и так потрясена всем случившимся, не будет подвергнута дополнительным переживаниям и намекам, что она в какой-то мере ответственна за случившееся.

— Надеюсь, что нет, — любезно откликнулся Аллейн. — Скорее всего, как вы сказали, он даже не притронулся к «Фульвитавольтсу». А когда мисс О'Каллаган его принесла?

— По-моему, вечером накануне операции.

— Это было в тот вечер, когда приходил сэр Джон Филлипс?

— Это было в пятницу.

— Да. Значит, это было именно тогда?

— Мне кажется, да.

— Вы не могли бы точно сказать мне, что тогда произошло?

— Относительно сэра Джона Филлипса?

— Нет, относительно мисс О'Каллаган.

Леди О'Каллаган вынула сигарету из шкатулки возле кресла. Аллейн вскочил и подал ей огня. Его очень удивило, что она курит. Это делало ее поразительно похожей на живого человека.

— Вы помните тот вечер?

— Моя золовка часто приходила к нам после обеда. Временами муж находил эти визиты очень утомительными. Он любил, чтобы вечером было тихо и спокойно. Мне кажется, в тот вечер он предложил сказать ей, что его нет дома. Однако она все равно прошла в кабинет, где были мы.

— Значит, вы оба с ней виделись?

— Да.

— И что произошло дальше?

— Она умоляла моего мужа попробовать это лекарство. Он осадил ее. Я сказала ей, что муж ожидает сэра Джона Филлипса и нам надо оставить их одних. Я помню, что мы с ней встретили в вестибюле сэра Джона. Его поведение показалось мне крайне странным, об этом я вам уже говорила.

— Значит, вы вышли, оставив лекарство в кабинете?

— По-моему, да…

— Оно вам снова попадалось на глаза?

— Мне кажется, нет.

— Могу ли я поговорить с вашим дворецким — его зовут Нэш, верно?

— Если вы считаете, что это поможет… — Она позвонила.

Нэш вошел и выжидательно остановился.

— Мистер Аллейн хочет поговорить с вами, Нэш, — сказала леди О'Каллаган.

Нэш почтительно уставился на инспектора.

— Я хочу, чтобы вы вспомнили вечер пятницы накануне операции сэра Дерека, — начал Аллейн. — Вы помните этот вечер?

— Да, сэр.

— Кто-нибудь приходил в дом?

— Да, сэр. Мисс О'Каллаган и сэр Джон Филлипс.

— Совершенно верно. Вы не помните, вы не заметили аптекарскую коробочку где-нибудь в кабинете?

— Да, сэр. Мисс О'Каллаган, кажется, принесла ее с собой.

— Так и есть. И что с ней сталось?

— Я убрал ее в аптечку в ванной сэра Дерека на следующее утро, сэр.

— Понятно. Она была открыта?

— Да-да, сэр.

— Вы могли бы ее найти, Нэш, как вы думаете?

— Я пойду проверю, сэр.

— Вы не возражаете, леди О'Каллаган? — извиняющимся тоном спросил Аллейн.

— Разумеется, не возражаю.

Нэш торжественно поклонился и покинул комнату. Пока его не было, в гостиной царило весьма неуютное молчание. Аллейн с очень отстраненным и вежливым видом даже не пытался его нарушить. Нэш вернулся через несколько минут, неся знакомую картонную коробочку на серебряном подносе. Аллейн взял коробочку и поблагодарил Нэша. Тот удалился.

— Ну вот и она, — весело сказал инспектор. — О да, Нэш был совершенно прав. Коробочку открывали и — ну-ка, посмотрим! — один порошок приняли. Это не так-то много. — Он положил коробочку в карман и повернулся к леди О'Каллаган. — Я знаю, вам кажется нелепым, что я беспокоюсь по такому ничтожному поводу, но часть нашей работы состоит в том, чтобы ухватить каждую ниточку, даже самую незначительную. Как я полагаю, это была последняя попытка со стороны мисс О'Каллаган заинтересовать сэра Дерека какими бы то ни было лекарствами?

Аллейн снова несколько секунд подождал.

— Да, — наконец пробормотала леди О'Каллаган. — По-моему, да.

— Она не упоминала вам о каких-либо еще лекарствах после того, как вашего мужа забрали в клинику?

— Право, инспектор Аллейн, я не могу помнить всего. Моя золовка очень много говорит о патентованных средствах. Она пытается убедить всех вокруг их принимать. Мне кажется, мой дядя, мистер Джеймс Криссоэт, уже объяснил вам это. Он говорил мне, что совершенно ясно дал вам понять, что мы не хотим, чтобы этот вопрос углубляли дальше.

— Боюсь, так не получится.

— Но мистер Криссоэт дал вам вполне определенные указания.

— Прошу простить меня, — очень тихо сказал Аллейн, — если я покажусь вам излишне назойливым… — Он сделал паузу. Леди О'Каллаган смотрела на него с холодной неприязнью. Он помолчал и продолжал: — Простите, вы когда-нибудь видели пьесу Голсуорси «Правосудие»? Несомненно, она очень устарела, но в ней есть идея, которая, как мне кажется, гораздо лучше, чем я, объясняет ситуацию людей, которые волей или неволей соприкоснулись с законом. Голсуорси вложил в уста одного из своих персонажей — по-моему, адвоката — слова о том, что, стоит вам запустить в ход колеса Правосудия, как вы больше ничего не можете сделать, чтобы замедлить или остановить их вращение. Леди О'Каллаган, это абсолютная правда. Вы поступили совершенно справедливо, решив отдать это трагическое дело в руки полиции. Сделав это, вы включили такую сложную автоматическую машину, которую нельзя остановить, коль скоро она запущена. Как полицейский офицер, ведущий это дело, я всего лишь одно из колесиков этой машины. Я должен совершить положенные обороты. Пожалуйста, не сочтите за дерзость, если я скажу, что ни вы, ни любое другое лицо, даже имеющее непосредственное отношение к делу, не обладает достаточной властью, чтобы остановить эту машину Правосудия или повлиять как-либо на ее ход. — Он резко умолк. — Боюсь, что вы все-таки сочли это за дерзость… Я не должен был так говорить. Простите меня…

Он поклонился и повернулся, чтобы уйти.

— Да, — сказала леди О'Каллаган. — Я вполне понимаю. До свидания.

— Есть еще один вопрос, — продолжил Аллейн. — Я почти забыл про него. Вы можете кое-что сделать, чтобы помочь нам разобраться с больничной стороной проблемы.

Она выслушала его просьбу, не выказав ни волнения, ни удивления, и немедленно согласилась на его предложение.

— Большое вам спасибо, леди О'Каллаган. Вы понимаете, что мы хотели бы видеть с вами вместе и мисс О'Каллаган?

— Да, — произнесла она после длинной паузы.

— Мне самому ей сказать — или это сделаете вы?

— Может быть, так будет лучше. Я бы очень хотела уберечь ее от ненужных мук.

— Уверяю вас, — сухо ответил Аллейн, — эти муки могут уберечь ее от куда более скверных.

— Боюсь, что не вполне вас поняла. Как бы там ни было, я ее попрошу.

В вестибюле Аллейн столкнулся с самой мисс Рут О'Каллаган. Увидев его, она издала вопль, в котором смешались тревога и мольба о помощи, а затем вдруг умчалась в гостиную. Нэш, который, очевидно, только что ее впустил, явно сгорал от стыда.

— Мистер Джеймсон дома, Нэш? — спросил Аллейн.

— Мистер Джеймсон оставил нас, сэр.

— Вот как?

— Да, сэр. Его обязанности, можно сказать, завершились.

— Конечно, — ответил Аллейн, бессознательно копируя леди О'Каллаган. — Я вполне понимаю. До свиданья.

Глава 16

Следственный эксперимент

Четверг, восемнадцатое. Вторая половина дня


До следственного эксперимента оставался еще час. Аллейн выпил чаю и позвонил доктору Робертсу. Оказалось, что доктор дома, и старший инспектор снова отправился в домик на Вигмор-стрит. Ему хотелось, по возможности, застать Робертса врасплох неожиданным упоминанием о митинге в Ленин-холле. Маленький лакей впустил его и провел в уютную гостиную, где уже ждал Робертс.

— Надеюсь, я не очень вам надоел, — сказал Аллейн. — Но вы сами в прошлый раз просили заходить.

— Конечно, — сказал Робертс, пожимая ему руку. — Я счастлив вас видеть. Вы прочитали мою книгу?

Он смахнул с кресла стопку бумаг и придвинул его инспектору. Аллейн сел.

— Я ее пролистал — пока у меня нет времени по-настоящему за нее взяться, — но она меня страшно заинтересовала. Бог знает в каком часу ночи я прочел ту главу, где вы касаетесь вопроса о стерилизации. Вы гораздо лучше представили этот закон, чем любые его спонсоры, которых я слышал.

— Вы действительно так думаете? — кисло спросил Робертс. — Тогда вас удивит, если я скажу, что не продвинулся ни на дюйм, хотя и настаивал на принятии этого закона со всей силой и решительностью. Ни на дюйм! Я вынужден был прийти к выводу, что большинство людей, пытающихся осуществлять управление этой страной, сами нуждаются в освидетельствовании у психиатра. — Он издал высокий коротенький смешок и возмущенно уставился на Аллейна, который изобразил удивление и сочувствие. — Я делал все — буквально все, — продолжал Робертс. — Я присоединился к группе людей, которые выражали прогрессивные взгляды на этот вопрос. Они убедили меня, что ни перед чем не остановятся, чтобы пробить этот закон в Парламенте. Они выражали огромный энтузиазм. И что же? Разве они что-нибудь сделали? — Он сделал риторическую паузу, а затем с непередаваемым омерзением в голосе сказал: — Они просто-напросто попросили меня подождать, пока в Британии не взойдет Заря Пролетариата.