— В ресторане, — быстро прервала она. — До выступления. Зонты скорее всего были доступны всем оркестрантам.

— …а также доступ в кабинет этого дома.

— Почему?

— Чтобы получить шильце, которое туда отнесли.

Она резко втянула воздух.

— Это может быть совершенно другое шильце.

— Тогда почему именно это исчезло из кабинета? Ваша дочь вынесла его из гостиной, когда ушла для разговора в кабинете с Риверой. Вы это помните?

Он мог бы поклясться, что помнит, хотя бы по тому, что она сохранила полное спокойствие. Леди Пастерн не сумела сдержаться и не вздрогнуть от изумления или расстройства, вызванных этим заявлением, что непременно произошло бы, не будь она к нему готова.

— Ничего подобного не припоминаю.

— Тем не менее это имело место, — не отступал Аллейн, — и, судя по всему, стальное острие было извлечено в кабинете, поскольку именно там мы нашли рукоятку из слоновой кости.

Секунду она сидела неподвижно, потом вздернула подбородок и посмотрела прямо на него.

— С величайшей неохотой напоминаю вам о присутствии вчера вечером в этом доме мистера Морено. Я полагаю, после обеда он находился в кабинете с моим мужем. У него была возможность не раз туда вернуться.

— Согласно расписанию лорда Пастерна, с верностью которого вы все согласились, у него было время приблизительно с без четверти десять до половины одиннадцатого, когда, за исключением Риверы и мистера Эдварда Мэнкса, остальные готовились к выходу наверху. Насколько мне помнится, мистер Мэнкс сказал, что в этот период находился в гостиной. Кстати, незадолго до того он ударил Риверу в ухо.

— О! — вырвалось у леди Пастерн негромкое восклицание. Ей понадобилось несколько мгновений, чтобы усвоить эту информацию, и Аллейну подумалось, что она очень ею довольна. Вслух же она произнесла только: — Милый Эдвард так импульсивен.

— Полагаю, он был вне себя, поскольку Ривера имел наглость поцеловать мисс Уэйн.

Аллейн многое бы отдал, чтобы увидеть мысли леди Пастерн в рамочке над ее головой — подобно подписям на рисунках Трой — или услышать их через спектральные наушники. Значит, тут целых четыре составляющих? Желание, чтобы Мэнкс заботился только о Фелиситэ? Удовлетворение, что Мэнкс поколотил Риверу? Обида, что причиной была не Фелиситэ, а Карлайл? И страх… Страх перед тем, что Мэнкс замешан много серьезнее… Или какой-то еще более глубокий страх?

— К сожалению, — сказала она вслух, — он был совершенно невозможной личностью. Уверена, это пустячное происшествие. Милый Эдвард.

— Вы когда-нибудь читали журнал под названием «Гармония»? — внезапно спросил Аллейн и был ошарашен ее реакцией. Ее глаза расширились. Она посмотрела на него так, словно он произнес нечто крайне неприличное.

— Никогда! — почти выкрикнула она. — Определенно нет. Никогда.

— В доме есть один номер. Я думал, возможно…

— Пусть слуги его унесут. Полагаю, они как раз такое читают.

— Номер я видел в кабинете. Там имеется колонка ответов на письма в редакцию, которую ведет некто, называющий себя НФД.

— Я его не видела. Подобные журналы меня не интересуют.

— Тогда, наверное, нет смысла спрашивать, не подозревали ли вы, что НФД — это Эдвард Мэнкс?

Для леди Пастерн немыслимо было вскочить на ноги: один только корсет воспрепятствовал бы подобному упражнению. Но со внушительной энергией и сравнительной быстротой она приобрела стоячее положение, и старший инспектор с изумлением увидел, как ее грудь вздымается, а лицо и шея приобрели цвет вульгарного кирпича.

— Impossible![48] — задыхаясь, выкрикнула она. — Никогда! Я никогда в это не поверю. Невыносимое предположение!

— Я не вполне понимаю… — начал Аллейн, но она его перекричала:

— Возмутительно! Он решительно не способен… — Она обрушила на него град французских эпитетов. — Я не могу обсуждать подобные фантазии. Невероятно! Чудовищно! Клевета! Клевета худшего пошиба! Никогда!

— Но почему вы так говорите? Исходя из литературного стиля?

Рот леди Пастерн открылся и закрылся снова. Она уставилась на него в полной ярости.

— Можно выразиться и так, — выдавила она наконец. — Можно выразиться и так. Определенно. Исходя из стиля.

— Однако вы никогда журнал не читали?

— Очевидно, это вульгарное издание. Я видела обложку.

— Позвольте, — предложил Аллейн, — я вам расскажу, как возникла такая теория. Мне бы очень хотелось, чтобы вы поняли, что основывается она на фактах. Может быть, сядем?

Леди Пастерн резко села.

Он увидел — и был сбит с толку увиденным, — что она дрожит. Он рассказал про полученное Фелиситэ письмо и показал ей копию, которую напечатал сам. Он напомнил ей про белый цветок в петлице Мэнкса и про то, как переменилась сама Фелиситэ, его увидев. Он объяснил, что Фелиситэ считала, что НФД и Мэнкс одно и то же лицо, и сама в этом призналась. Он сказал, что они обнаружили черновики статей, которые после появлялись на странице НФД, и что эти черновики были отпечатаны на машинке в кабинете. Он напомнил, что Мэнкс три недели жил на Дьюкс-Гейт. Но протяжении всего рассказа она сидела с прямой спиной, поджав губы, и — необъяснимо — буравила взглядом верхний правый ящик письменного стола. Каким-то непостижимым образом он наносил ей один коварный удар за другим, но продолжал, пока не дошел до конца.

— Поэтому вам следует признать, что по меньшей мере такая возможность существует.

— Вы его спрашивали? — слабым голосом спросила она. — Что он говорит?

— Еще нет, но спрошу. Конечно, сам вопрос, является ли он НФД, может оказаться несущественным для нашего расследования.

— Несущественным! — воскликнула она, точно предполагать такое было чистейшим безумием. Ее взгляд снова остановился на столе. Она контролировала каждую мышцу своего лица, но на глазах у нее выступили и вдруг потекли по щекам слезы.

— Мне очень жаль, — сказал Аллейн, — что я вас расстроил.

— Это меня расстраивает, так как я нахожу, что это похоже на правду. Я в некоторой растерянности. Если нет ничего больше…

Он тут же встал.

— Ничего больше. До свидания, леди Пастерн.

Но она окликнула его, не успел он еще дойти до двери.

— Минутку.

— Да?

— Позвольте заверить вас, мистер Аллейн, — сказала она, прижимая к щеке платок, — что мое неразумное поведение не имеет решительно никакого значения. Тут затронуты личные дела. Рассказанное вами не имеет совершенно никакого отношения к вашему расследованию. По сути, оно вообще не имеет значения. — Она набрала в грудь побольше воздуху, но получился то ли вздох, то ли всхлип. — Что до личности того, кто совершил это возмутительное и противозаконное деяние, я имею в виду убийство, а не написание статей, то, уверена, это был человек одного разбора с убитым. Да, определенно, — добавила она почти твердо и с большим пылом. — Одного разбора. Будьте в этом уверены.

И, поняв, что его больше не задерживают, Аллейн ушел.

IV

Спустившись на площадку второго этажа, Аллейн с удивлением услышал звуки рояля, доносившиеся из бального зала. Играли довольно неловко, и по звучанию выходило так, будто быстрая джазовая мелодия приобрела вдруг похоронный настрой. На площадке дежурил сержант Джимсон. Аллейн дернул головой в сторону дверей в бальный зал, которые стояли приотворенные.

— Кто играет? — спросил он. — Лорд Пастерн? Кто, дьявол его побери, открыл ту комнату?

С видом смущенным и шокированным Джимсон доложил, что ему кажется, это лорд Пастерн. Вид у него был настолько странный, что Аллейн молча прошел мимо него и толкнул двойные двери.

Как выяснилось, за роялем с очками на носу сидел инспектор Фокс. Напряженно подавшись вперед, он сосредоточенно считывал рукописные ноты. Лицом к нему по другую сторону рояля стоял лорд Пастерн, который, когда Аллейн вошел, сердито, но ритмично ударял по крышке и кричал:

— Нет, нет, мой милый дуралей, совсем не так. Ней-я-йо. Бу-бу-бу. Еще раз. — Подняв глаза, он увидел Аллейна. — Эй! Вы играть умеете?

Фокс без тени смущения поднялся и снял очки.

— Вы-то тут откуда взялись? — вопросил Аллейн.

— Мне понадобилось доложить об одной мелочи, сэр, а поскольку вы в тот момент были заняты, я ждал тут. Его светлость искал кого-то, чтобы испробовать свою новую композицию, но, боюсь…

— Придется мне позвать кого-то из женщин, — нетерпеливо вмешался лорд Пастерн. — Где Фэ? От этого малого никакого проку.

— Я не сидел за пианино с тех пор, как был ребенком, — мягко отозвался Фокс.

Лорд Пастерн направился к дверям, но Аллейн его перехватил:

— Минутку, сэр.

— Без толку донимать меня новыми вопросами, — рявкнул лорд Пастерн. — Я занят.

— Если не хотите прокатиться с нами в Ярд, на один придется ответить. Когда вы впервые поняли, что револьвер, представленный нами сразу после убийства Риверы, не тот, который вы заряжали в кабинете и пронесли на сцену?

Лорд Пастерн улыбнулся.

— Все-таки пронюхали? — заметил он. — Удивительно, как работает наша полиция.

— Я все еще хочу знать, когда вы сделали это открытие.

— Часов за восемь до вас.

— Как только вам показали подмену и вы заметили, что на ней нет инициалов?

— Кто рассказал вам про инициалы? Эй! — воскликнул в некотором возбуждении лорд Пастерн. — Вы нашли мою вторую пушку?

— Где, по-вашему, ее следует поискать?

— Если бы я знал где, мой милый олух, я сам бы ее забрал. Господи, я же знаю цену своему оружию!

— То оружие, из которого вы стреляли в Риверу, вы передали Морри Морено, — внезапно вмешался Фокс. — Это не то самое, милорд? То, где имелись инициалы? То, которое вы зарядили в этом доме? То, которое пропало?