И я полагаю, Вальдарно прав, что Мейлер мог прошмыгнуть под носом отца Дениса и его мальчиков. Там есть за чем спрятаться.

Ничем не могу подтвердить мое мнение, но думаю, он этого не делал.

По той же причине Виолетта могла пробраться внутрь, и я думаю, она это сделала. Но выбралась ли наружу?

Это тоже другой разговор.

Сейчас очень теплый вечер, уже четверть девятого. Я ухожу из моего пятизвездочного номера в пятизвездочный коктейль-бар, где надеюсь пообщаться с леди Б. и ее племянником. Оттуда нас отвезут в «Джоконду», и там мы, возможно, будем есть куропатку со страсбургским пирогом и запивать ее жидким золотом. За счет Мейлера? Предположительно — да.

Продолжение загадочной истории будет завтра. Будь здорова, родная моя».

Глава пятая

Вечер

1

Они отужинали при свечах за длинным столом в саду. Между густолиственными ветвями далеко внизу сиял Рим. Он походил на собственную модель, выставленную на черном бархате и так искусно подсвеченную, что все его знаменитые достопримечательности сверкали в оправе света, как драгоценности. По ночам Колизей освещается изнутри, и на таком расстоянии он был не руинами, но казался таким живым, что через его многочисленные выходы вот-вот могла бы хлынуть толпа, пропитанная зловонием цирка. Он был невероятно красив.

Невдалеке от их стола находился фонтан, перенесенный сюда в отдаленные времена со своего изначального места в старом Риме. В середине его в ленивой позе возвышался Нептун — гладкий, величественный, обнаженный, он от нечего делать перебирал пальцами длинные колечки бороды. Его поддерживали тритоны и всевозможные чудовища. Из них били струи, летели брызги, стекали капли, которые затем водяными завесами ниспадали из бассейна в бассейн. Запахи воды, земли и растений смешивались с табачным дымом, кофе, косметикой и ароматами вин.

— С чем все это сравнить? — спросила Софи Гранта. — Все это великолепие? Я никогда не читала Уйду[33], а вы? И что бы там ни было, это нечто отнюдь не викторианское.

— А как насчет Антониони?

— Ну, пожалуй. Но совсем не «Сладкая жизнь». Я до сих пор не чувствую ни малейшего намека на упадок нравов. А вы?

Он не ответил, и она посмотрела через стол на Аллейна.

— А вы? — спросила она его.

Взгляд Аллейна упал на руку леди Брейсли, лежавшую на столе как что-то ненужное. Изумруды, рубины и бриллианты сверкали на дряблой коже, на тыльной стороне кисти набухли вены, перстни сбились на сторону, а ее длинные ногти — неужели они настоящие, подумал он и увидел, что нет, — впились в скатерть.

— Вы ощущаете деградацию общества? — настаивала Софи и вдруг, очевидно осознав присутствие леди Брейсли и, может быть, Кеннета, покраснела.

У Софи был цвет лица, которым восхитились бы английские поэты XVII века, — розовая краска смущения нежно приливала к прозрачной коже. При свечах глаза ее лучились, а вокруг головы было сияние. Она была естественна, как полевой цветок.

— В этот миг — ничуть, — ответил Аллейн и улыбнулся ей.

— Прекрасно! — сказала Софи и обратилась к Гранту: — Тогда мне можно не стыдиться, что я так развлекаюсь.

— А вам это так нравится? Да, я вижу, что нравится. Но чего вам стыдиться?

— О… не знаю… вероятно, пуританское происхождение. Мой дед был квакером.

— И он часто вам является?

— Не так уж часто, но, кажется, он только что промелькнул. Знаете, «суета сует» и сентенция о том, имеет ли право человек приобретать столь дорогостоящий вечер в столь несовершенном мире.

— То есть вы должны были потратить эти деньги на благие дела?

— Да. Или вовсе не тратить. Дедушка Джейсон был также банкиром.

— Скажите ему, чтобы он улетучился. Вы сделали массу благих дел.

— Я? Не может быть. Каким образом?

— Вы превратили то, что обещало быть пыткой, в нечто… — Грант умолк, переждал мгновенье и наклонился к ней.

— Ну что вы, — торопливо проговорила Софи. — Не стоит об этом. Что за разговор.

— …в нечто почти терпимое, — докончил Грант.

На другой стороне стола Аллейн размышлял: «Несомненно, она очень может постоять за себя, но она не из тех, кто дешево взял — легко потерял. Наоборот. Надеюсь, Грант не хищник. В ее мире он — бог, у него романтическая внешность, так сказать, бог в несчастье. Помочь ему — как раз работенка для ее пребывания в Риме. Вероятно, он лет на двадцать старше ее. Он снова заставил ее покраснеть».

Сидевший во главе стола майор Суит заказал себе еще один коньяк, но никто не последовал его примеру. Бутылки из-под шампанского в ведерках со льдом были перевернуты, кофейные чашки уже унесли. Появился Джованни, поговорил с официантом и удалился, очевидно, оплатить по счету. Метрдотель Марко облетел их и не впервые склонился, улыбнулся и что-то прошептал леди Брейсли. Она поискала в своем золотом ридикюльчике и, когда он целовал ей руку, сунула ему что-то. Несколько иным образом он приложился к руке баронессы, весело помахал рукой Софи, поклонился всему обществу за столом и уплыл, едва шевеля бедрами.

— А он неплохое блюдо, — сказал Кеннет тете.

— Что ты говоришь, милый! — произнесла она. — Он ведь ужасный человек, правда, майор? — сказала она через весь стол майору Суиту, который напряженно глазел на Софи поверх коньяка.

— А? — сказал он. — О! Жуткий.

Кеннет пронзительно рассмеялся.

— Когда мы двинем отсюда? — задал он общий вопрос. — Куда мы теперь поедем?

— Теперь мы веселые, — воскликнула баронесса. — Теперь мы танцуем, ура, и ведем ночную жизнь. В «Космо» — так?

— Ах-ха, ах-ха, в «Космо», — откликнулся барон.

Они заулыбались всему столу.

— В таком случае, — сказала леди Брейсли, забирая ридикюль и перчатки, — я иду в ritirata[34].

Официант в то же мгновение набросил мех ей на плечи.

— Я тоже, я тоже, — сказала баронесса, и Софи ушла с ними.

Майор допил коньяк.

— Так в «Космо»? — сказал он. — Перемена места — доброе старое средство, а? Ну, полагаю, пора в путь…

— Спешить некуда, — сказал Кеннет. — Лучший официальный показатель тети в ritirata — девятнадцать минут, и то когда она опаздывала на самолет.

Барон глубокомысленно совещался о чаевых с майором и Грантом. Официант стоял у выхода из ресторана. Аллейн подошел к нему.

— Ужин был великолепный, — сказал он и дал ему на чай ровно столько, чтобы сделать более убедительной следующую фразу: — Могу ли я перемолвиться словом с синьором Марко? У меня рекомендация к нему, и я хотел бы воспользоваться ею. Вот, пожалуйста.

Это была визитная карточка Вальдарно с соответствующей запиской на обороте. Официант быстро глянул на нее, потом на Аллейна и сказал, что узнает, у себя ли в офисе великий человек.

— Думаю, что он там, — весело сказал Аллейн. — Пойдемте?

Официант заспешил обычной ресторанной походкой через фойе в коридор, где и попросил Аллейна подождать. Он осторожно постучал в дверь с табличкой «Директор», что-то прошептал открывшему ее молодому человеку и вручил карточку. Молодой человек исчез на несколько секунд и вернулся с обезоруживающей улыбкой и приглашением войти. Официант поспешно удалился.

Кабинет у Марко был небольшой, но роскошный. Хозяин церемонно, со сдержанным гостеприимством приветствовал посетителя.

— Еще раз добрый вечер, мистер… — он посмотрел в карточку, — мистер Аллейн. Надеюсь, ужин доставил вам удовольствие. — Он великолепно владел английским. Аллейн решил сделать вид, что не говорит по-итальянски.

— Ужин был восхитительный, — сказал он. — Превосходный вечер. Квестор Вальдарно говорил мне о ваших талантах и был прав.

— Рад слышать.

— Кажется, я видел вас несколько лет назад в Лондоне, синьор. В «Примавере».

— Ах! Моя зеленая, как салат, юность. И действительно, я знал тридцать один рецепт салатов. Возможно, пять из них достойны упоминания. Могу ли я быть вам полезен, мистер Аллейн? Любой друг квестора Вальдарно…

Аллейн быстро принял решение.

— Да, можете, — сказал он. — Если вы будете так любезны. Полагаю, я не должен скрывать от вас, синьор, что я коллега квестора и что я в Риме не только для развлечения. Позвольте…

Он вынул свою собственную официальную карточку. Марко не шелохнувшись продержал ее в своих великолепно наманикюренных пальцах секунд пять.

— Ну, да, — проговорил он наконец. — Разумеется. Я должен бы помнить вас по моим лондонским временам. Там было cause célèbre[35]. Ваша прославленная деятельность. И затем, конечно, ваш брат — по-моему, несколько лет назад он был послом в Риме?

При упоминании высокопоставленного брата Джорджа Аллейн обычно не извлекал выгоду из родства, но тушевался и умолкал. Сейчас он поклонился и продолжил начатый разговор.

— У меня к вам дело, требующее некоторой деликатности, — проговорил он и почувствовал себя не то героем эдвардианского триллера, не то обитателем дома 221-Б по Бейкер-стрит. — Заверяю, что не потревожил бы вас, если бы мог этого избежать. Мы с квестором Вальдарно находимся в затруднительном положении. Дело в том, что нам стало известно, что некая фигура с дурной репутацией, чью личность нам до сих пор не удалось установить, в настоящее время живет в Риме. Он наладил отношения с людьми, занимающими самое высокое положение, которые пришли бы в ужас, если бы узнали про него правду. Полагаю, вы тоже пришли бы в ужас.

— Я? Вы хотите сказать?..

— Он один из ваших клиентов. Мы считаем необходимым предупредить вас.

Если Марко для итальянца был достаточно краснолицым, то сейчас румянец исчез. На его безукоризненно выбритых побледневших щеках проступили красные прожилки. За спиною Аллейна что-то заширкало. Он оглянулся и увидел красивого молодого человека, который пригласил его в кабинет. Он сидел за столом и яростно шелестел бумагами.