— Повредить это не может. Сам я думаю, что Эй-би-си слишком хитер, чтобы на это отреагировать. — Пуаро улыбнулся. — Я чувствую, мистер Сислей, что вы — прошу вас, не обижайтесь — в душе еще мальчик.
Франклин Сислей слегка смутился.
— Итак, — сказал он, поглядывая в записную книжку, — за дело. Пункт первый — мисс Барнард и Милли Хигли. Пункт второй — мистер Фрейзер и мисс Хигли. Пункт третий — дети в Эндовере. Пункт четвертый — объявление в газете. Не Бог весть что, но, пока мы находимся в ожидании, и это неплохо.
Он встал, и через несколько минут все разошлись.
Глава 19
Блондинка-шведка
Мурлыкая под нос песенку, Пуаро вернулся на свое место.
— Жаль, что она так умна, — пробормотал он.
— Кто?
— Меган Барнард. Мадемуазель Барнард. “Слова”, — бросила она мне в ответ. Она сразу понимает, что то, о чем я говорю, не имеет ни малейшего смысла. Все остальные попались на крючок.
— А мне показалось, что все прозвучало очень правдоподобно.
— Правдоподобно? Пожалуй. Это и бросилось ей в глаза.
— Так вы, значит, говорили не всерьез?
— Все, что я говорил, можно было бы сжать в одну фразу. Вместо этого я без конца повторялся, и только мадемуазель Меган это заметила.
— Но зачем это вам было нужно?
— Затем, чтобы дело не стояло на месте! Чтобы всем казалось, что работы невпроворот! Чтобы начались разговоры!
— Так вы не считаете, что намеченные шаги дадут результат?
Пуаро усмехнулся:
— Не дойдя до конца трагедии, мы начинаем разыгрывать комедию. Не так ли?
— Что вы хотите этим сказать?
— Человеческая драма, Гастингс! Поразмыслите немного. Вот перед нами три группы людей, объединенных общей трагедией. Немедленно начинается вторая драма — и совершенно иная… Вы помните мое первое дело в Англии? О, сколько воды с тех пор утекло! Я соединил двух любящих людей простым приемом — сделав так, что одного из них арестовали по обвинению в убийстве. Ничто другое не помогло бы! Приходит смерть, а мы продолжаем жить, Гастингс… Я давно заметил, что смерть — великая сводница.
— Право, Пуаро, — возмущенно воскликнул я, — я уверен, что никто из этих людей ни о чем ином не думал, кроме как…
— Ну, дорогой мой друг, а сами вы?
— Я?
— Да, вы! Когда они удалились, вы вошли в комнату, напевая какой-то мотивчик.
— Это еще не значит, что я равнодушен к их горю.
— Разумеется, но по тому, что вы напевали, я узнал, о чем вы думаете.
— Вот как?
— Да. Пение вообще очень опасно. Напевая, вы приоткрываете свое подсознание. А вы напевали песенку времен мировой войны. Comme са[56], — И Пуаро запел чудовищным фальцетом:
Я иногда люблю брюнетку,
А иногда — блондинку-шведку,
Когда мы от любви сгораем,
То Швецию считаем раем.
Яснее не скажешь! Mais je crois que la blonde l'emporte sur la brunette![57]
— Перестаньте же, Пуаро! — воскликнул я, немного покраснев.
— C'est tout naturel![58] Вы заметили, какая симпатия внезапно возникла между Франклином Сислеем и мадемуазель Меган? Как он наклонился к ней, как взглянул на нее? А заметили ли вы, какое раздражение это вызвало у мадемуазель Торы Грей? Что касается мистера Дональда Фрейзера, он…
— Пуаро, — вставил я, — у вас романтический склад ума, и это неизлечимо.
— Вот уж нет. Это вы романтик, Гастингс. Я хотел было горячо возразить, но тут дверь отворилась.
К моему удивлению, в комнату вошла Тора Грей.
— Простите за вторжение, — сдержанно произнесла она, — но я кое о чем хотела бы рассказать вам, мосье Пуаро.
— Конечно, мадемуазель. Садитесь, прошу вас.
Она села и минуту молчала, словно не зная, с чего начать.
— Дело вот в чем, мосье Пуаро. Мистер Сислей со свойственной ему доброжелательностью только что дал вам понять, что я оставила Кумсайд по собственному желанию. Он добрый и вежливый человек. Но дело обстоит иначе. Я была готова оставаться там и впредь — дел, связанных с коллекциями, более чем достаточно. Однако леди Сислей пожелала, чтобы я уехала! Я могу ее понять. Она тяжело больна, а от лекарств, которые ей дают, сознание ее несколько помутнено. Поэтому она подозрительна и находится в плену собственного воображения. По непонятным причинам она невзлюбила меня и настояла на том, чтобы я покинула дом.
Я не мог не восхищаться смелостью девушки. Она не пыталась, в отличие от большинства, приукрасить факты и с великолепной отвагой вскрыла самую суть дела. Мое сердце исполнилось восторга и сочувствия.
— По-моему, то, что вы пришли сюда и рассказали все, достойно восхищения, — сказал я.
— Всегда лучше говорить правду, — ответила она с легкой улыбкой. — Я не хочу прятаться за спиной рыцарственного мистера Сислея. А он настоящий рыцарь.
Это было сказано с большой теплотой. Тора Грей явно относилась к Франклину Сислею с глубоким почтением.
— Вы повели себя очень честно, мадемуазель, — сказал Эркюль Пуаро.
— Для меня это было большим ударом, — печально кивнула Тора. — Я и не подозревала о таком отношении леди Сислей. Напротив, я была уверена, что она хорошо ко мне относится. Век живи — век учись, — поджав губы, добавила она.
Тора встала.
— Вот и все, что я хотела сказать. До свидания. Я проводил ее вниз.
— По-моему, она поступила благородно, — сказал я, вернувшись в комнату. — Ею руководило бесстрашие.
— И расчет.
— Какой расчет?
— Она умеет смотреть вперед.
Я недоуменно посмотрел на Пуаро.
— Она прелестная девушка, — сказал я.
— И носит прелестные туалеты. Ее платье из егере marocain[59] и горжетка из серебристой лисы dernier cri[60].
— Какой вы барахольщик, Пуаро! Я никогда не обращаю внимания на одежду.
— Тогда вступите в общество нудистов.
Я хотел было вспылить, но Пуаро внезапно перевел разговор:
— Знаете, Гастингс, я не могу избавиться от ощущения, что сегодня, во время общей беседы, уже было сказано нечто важное. Странно, но я никак не вспомню, что именно. Осталось лишь мимолетное впечатление. Мне кажется, что нечто подобное я уже слышал или видел…
— В Сирстоне?
— Нет, не в Сирстоне… Раньше… Ну да не важно, рано или поздно вспомню…
Пуаро взглянул на меня и — быть может, потому, что я слушал его не слишком внимательно, — со смехом замурлыкал все ту же песенку.
— Когда мы от любви сгораем, то Швецию, и ту считаем раем…
— Пуаро! — воскликнул я. — Идите вы к черту!
Глава 20
Леди Сислей
Когда мы вновь приехали в Кумсайд, там царила атмосфера глубокой и прочно укоренившейся меланхолии. Возможно, это отчасти объяснялось погодой — в тот сырой сентябрьский день в воздухе пахло осенью; отчасти же дело было, видимо, в том, что дом производил впечатление нежилого. Комнаты на первом этаже были заперты, ставни закрыты, а в маленькой комнатке, куда нас провели, было душно и сыро.
К нам вышла деловитая сиделка в платье с накрахмаленными манжетами.
— Мосье Пуаро? — отрывисто спросила она. — Моя фамилия Кепстик. Я получила письмо от мистера Сислея, сообщившего о вашем приезде.
Пуаро осведомился о здоровье леди Сислей.
— Учитывая все обстоятельства, она чувствует себя не так уж плохо.
Под “всеми обстоятельствами”, я полагаю, подразумевалось, что леди Сислей обречена.
— Надеяться на значительное улучшение, конечно, не приходится, но новое лечение немного облегчило ее состояние. Доктор Логан доволен ее самочувствием.
— Но, кажется, надежды на выздоровление нет?
— О, я так бы не сказала! — ответила сиделка Кепстик, несколько смущенная такой откровенностью.
— Вероятно, смерть мужа потрясла леди Сислей?
— Ну, мосье Пуаро, поймите меня правильно, здоровому человеку, находящемуся в трезвом уме и памяти, вынести это было бы куда тяжелее! Состояние леди Сислей таково, что она воспринимает все как сквозь дымку.
— Простите за назойливость, но ведь они с мужем были глубоко привязаны друг к другу?
— Да, они были счастливой парой. Сэр Сирил, бедняга, так убивался из-за жены! Сами понимаете, врачу в такой ситуации особенно нелегко. Врач пустых надежд не питает. Увы, вначале он постоянно тревожился за жену.
— Вначале? Но не впоследствии?
— Люди ко всему привыкают. К тому же у сэра Сирила была его коллекция. Такое увлечение — спасение для человека. Время от времени он ездил на аукционы и, кроме того, вместе с мисс Грей занимался каталогизацией и перестановкой экспонатов по новой системе.
— Ах да, мисс Грей. Она ведь уехала отсюда?
— Да, к сожалению.., но богатым дамам что только не взбредет в голову, особенно когда они болеют. А спорить с ними бесполезно. Лучше покориться. Мисс Грей поступила разумно.
— Леди Сислей всегда ее недолюбливала?
— Да… Вернее, это неподходящее слово. Думаю даже, что вначале мисс Грей ей нравилась. Но, впрочем, зачем вам эти сплетни. Моя пациентка, наверное, уже беспокоится, почему мы не идем.
Сиделка провела нас в одну из комнат на втором этаже. Прежде здесь была спальня, теперь же ее превратили в роскошную гостиную.
Леди Сислей сидела в большом кресле у окна. Мне бросились в глаза ее болезненная худоба и посеревшее, изможденное от сильной боли лицо. Ее сонный взгляд был устремлен куда-то вдаль, зрачки сужены до размера булавочных головок.
— Вот мистер Пуаро, которого вы хотели повидать, — громко и бодро произнесла сиделка.
— Ax да, мосье Пуаро, — неопределенно проговорила леди Сислей.
Она протянула ему руку.
— Это мой друг, капитан Гастингс, леди Сислей.
— Здравствуйте! Я рада вам обоим.
Она сделала неопределенный приглашающий жест, и мы сели. Наступило молчание. Леди Сислей словно бы погрузилась в дремоту.
Наконец, сделав над собой усилие, она приоткрыла глаза.
— Вы ведь насчет Сирила? Насчет его смерти? Ах да…
Отличный детектив.