— До свидания, — только и смогла выговорить Эмми. Она спохватилась, что забыла спросить, на какое именно имя нужно отправить посылку: миссис Чарлз Суошгеймер или все-таки миссис Уоррен Суошгеймер. Впрочем, ответ был очевиден. «Бедный Чак!» — подумала Эмми, спускаясь по лестнице. Она решила рассказать обо всем Генри, но потом передумала. Эмми ненавидела сплетни.

Так или иначе, но сделать это она не успела по другой причине. Телефон зазвонил снова. Генри, без дела слонявшийся по дому в ожидании, что ему дадут что-нибудь поесть, первым снял трубку.

— Тиббет слушает.

— Господин старший инспектор? Это Сара Мэссингем. Я только что обо всем узнала! — Голос врача шипел из-за плохой связи.

— Что вы узнали? — поинтересовался Генри.

— Вердикт, другим словом и не назовешь. Я имею в виду диагноз. «Естественные причины». Чушь собачья! Вздор!

— Значит, вы сами не считаете…

— Если эта женщина умерла естественной смертью, значит, я соглашусь с тем, что свиньи умеют летать, что я сама — мужчина и что… — У доктора Мэссингем иссяк запас экстравагантных сравнений.

— Но полиция…

— Да, я все знаю. Их медик уже подписал свидетельство о смерти, полиция более не заинтересована в этом деле. В отличие от меня. И так как вы еще здесь, на месте, мне хочется верить, что вы тоже не согласны с ними. Черт меня возьми, но я намерена разобраться в этом деле, даже пусть это будет последнее, что я успею сделать в этой жизни. Вы на моей стороне, господин старший инспектор?

— Безусловно.

— Значит, нам надо объединять усилия. И чем быстрей, тем лучше.

— Может быть, мы встретимся сегодня вечером? — предложил Генри. Энтузиазм Сары Мэссингем оказался заразным.

— Почему бы и нет?

— Вы приедете сюда или мне лучше к вам?

— Лучше вы приезжайте ко мне. Тут нет любопытных ушей. Вы адрес знаете?

— Нет.

— Берите ручку. Хиндчерст, Лайон-стрит, дом 24. От гостиницы поверните налево, затем следующий поворот направо. Дом стоит с левой стороны… Записали?

— Да. Я только наскоро перекушу и приеду.

Когда Генри положил трубку, Эмми поинтересовалась:

— Кто звонил?

— Здешний доктор.

— Правда? Есть новости?

— Не совсем. Но появляется шанс. По крайней мере мне так кажется.

— Что ты имеешь в виду?

— Она тоже не верит в естественную смерть. Она только что узнала медицинское заключение, которым очень возмущена, и готова бороться. Это великолепный союзник. Поэтому поторопись и быстрей покорми меня чем-нибудь, дорогая. У меня срочная встреча в Хиндчерсте.

— Ты хочешь сказать, это звонила доктор Мэссингем? Та самая хорошенькая девушка, которая сюда приходила?..

— Ну да. А кто же еще?

— Я почему-то подумала, что должен уже был вернуться лечащий врач леди Бэллок. Доктор Гриффитс.

— Слава Богу, еще нет. Ну ладно, хватит болтать; где же эта твоя еда наконец?..

Глава 11

Дом по указанному адресу в Хиндчерсте оказался симпатичным особняком из красного кирпича в стиле времен короля Георга. Стоял он в узком переулке за старинным зданием муниципалитета. Аккуратная медная табличка рядом с дверью, украшенной пилястрами, оповещала о том, что здесь практикует доктор Э. Гриффитс.

Дверь открыла Сара Мэссингем. Она была одета в брючный ансамбль из какой-то мягкой шелковистой ткани серо-голубого оттенка и более походила сейчас на супермодель, нежели на врача из местной больницы. Она тепло поприветствовала Генри и сразу же пригласила пройти наверх, объяснив, что первый этаж дома отдан под операционную, лабораторию и приемную для посетителей. И действительно, атмосфера клиники тут же давала о себе знать, причем не только видом, но и запахом. Дверь у основания лестницы отделяла «профессиональную» часть дома от жилых комнат доктора Гриффитса.

Как только они очутились по другую сторону двери, обстановка резко изменилась. Темно-красная ковровая дорожка на лестнице, по обеим ее сторонам на обитых сосновыми панелями стенах — эстампы на военные темы. Гостиная второго этажа удивила Генри искусно подобранной антикварной кожаной мебелью.

— Миленький дом, правда же? — улыбнулась Сара Мэссингем. — Присаживайтесь, а я сейчас налью вам что-нибудь выпить. Виски подойдет? Боюсь, больше тут ничего нет, кроме легкого вина, разумеется.

Генри охотно согласился на виски. Сара раскрыла створки изящного высокого комода, который, как оказалось, внутри был переоборудован под бар.

— А в нижней части здесь вмонтирована морозильная камера, — пояснила Сара. — Эти панели фальшивые. Настоящее кощунство, верно? Зато очень удобно. Доктор Гриффитс гордится своим изобретением. — Она выбрала два бокала и разлила виски. — Все нужные документы я выложила на диван. Я уже несколько раз самым внимательным образом успела их перечитать.

— Ну и как, удачно? — с надеждой в голосе поинтересовался Генри.

— Смотря что считать удачей. — Сара поставила бокалы на низенький мраморный журнальный столик. — Полиция считает свою работу законченной… И похоже, они ничего не упустили. Вот тут все анализы, какие только можно придумать. И все результаты отрицательные.

— Вы хотите сказать, — подхватил Генри, — они попросту не знают, от чего умерла леди Бэллок?

Сара укоризненно посмотрела на гостя:

— Мы все прекрасно это знаем. Она умерла от анафилактического шока.

— А могли бы вы это объяснить подробней? Но так, чтобы стало понятней сорокалетнему полицейскому, если можно.

Сара улыбнулась:

— Это непросто. В общем, сюда входит полная остановка всей системы жизнедеятельности — легких, сердца и всего остального. Основные симптомы такие, как будто человек действительно принял приличную дозу паратиона.

— То есть имеется в виду эта проклятая «Улетайка»?

— Да. Или любой другой инсектицид, содержащий паратион. Но только все дело в том, что не было найдено и следа этого яда ни в теле, ни в торте, ни в шампанском…

— Ни даже в розах, где он тоже мог находиться, — добавил Генри.

— Нет-нет, это уже не важно. — Сара отрицательно покачала головой. — То есть, конечно, розы могли опрыскать раствором паратиона, но только это никого бы не убило, даже если этот кто-то долго нюхал такие цветы. Правда, отравления иногда происходят. Но только в том случае, если человек долгое время применяет в работе паратион и его организм постепенно накапливает дозу — например, через кожу или легкие. Были случаи отравления детей, которым попадались в руки пустые баллончики из-под таких инсектицидов, и остатков ядовитого вещества хватало, чтобы исход получился летальным. Но чтобы убить человека с помощью паратиона, потребуется значительная доза вещества. Да при этом ее надо как-то незаметно подсунуть жертве… В любом случае это только теория, ведь никакого паратиона обнаружено не было.

— И к чему все это нас приводит? — обеспокоился Генри.

— К какой-то разновидности аллергии.

— Так же сказано и в полицейском отчете. Они не исключают такой возможности. Доктор Дюваль вообще об этом отозвался весьма скептически. Он считает, что аллергия — это выход для невежд, своеобразная палочка-выручалочка.

— Какой доктор? Как, вы сказали, его фамилия?

— Доктор Дюваль. Он из Швейцарии. Муж старшей дочери леди Бэллок. Правда, его не было в доме в момент смерти Кристэл. Он приехал только вчера, чтобы морально поддержать супругу.

— Ну что ж, если он считает невеждами тех, кто поставил диагноз «аллергия», значит, он в свое время очень плохо учился, — несколько натянуто произнесла Сара. — Но я прекрасно понимаю, что он хотел этим сказать. Некоторые личности действительно хватаются за подобные диагнозы и используют их как возможные объяснения только потому, что мы сами сравнительно мало что знаем об аллергии. Тем более о редкой ее форме. Но получилось так, что я долгое время занималась проблемой аллергии. Отчет патологоанатома вполне стандартный. — Она перелистала несколько страниц. — Вот тут, например… острая эмфизема легких… расширение правого желудочка… многочисленные незначительные кровотечения в сердце, легких, почках и надпочечных железах… Как это характерно!

— Характерно для чего? — насторожился Генри.

— Для анафилактического шока, — спокойно объяснила Сара.

— Послушайте, — посерьезнел Генри. — Я ведь всего лишь несчастный невежественный детектив. Не могли бы вы давать пояснения специально для меня простым языком?

— По-моему, все это просто как правда. Леди Бэллок умерла потому, что кто-то принес дозу какого-то средства или даже лекарства, на которое у нее была аллергия. Или, чтобы вам было проще понять, к которому у нее была повышенная чувствительность. Все остальные гости могли спокойно есть, пить и веселиться. Причем угощения были одни и те же — вино, десерт и так далее, потому что ни у кого из вас не было такой неестественной чувствительности к этому препарату.

Генри задумался.

— Но то, что вы сказали, не совсем похоже на аллергию. Я имею в виду, как ее воспринимают большинство обычных людей. То есть, как мне всегда казалось, аллергия — это когда у тебя начинает все чесаться, на коже появляется краснота или даже сыпь. Но от этого же не умирают!

— Аллергия может выражаться по-разному. Иногда реакция бывает очень бурной, но в общем где-то вы, конечно, правы: самый первый признак аллергии — это почти всегда именно зуд…

— Погодите-ка! — возбужденно воскликнул Генри. — Теперь я точно все вспомнил! Первое, что она сделала, — начала чесать лицо…

— Вот видите! — торжествовала Сара. — Жаль, что вы мне раньше про это не рассказали. Но наверное, вы посчитали, что это совсем уж малозначимый факт. Но он почти что доказывает, что мы имеем дело именно с аллергией. Только на что? Я знаю, что очень сильная и бурно протекающая реакция возникает на пенициллин, стрептомицин, фенитоин натрия…