— А вы шутник, господин старший инспектор. — Сэндпорт многозначительно посмотрел на Генри. — Тем не менее полагаю, мы могли бы побеседовать с вами еще раз, чуть позже, после того как я допрошу всех остальных. Две головы все же лучше, чем одна, — закончил он с видом витии, только что изрекшего фразу, которой в будущем суждено стать крылатой.

— Как пожелаете, — отозвался Генри. — Кстати, надеюсь, вы не станете возражать, если я сделаю один телефонный звонок, помощнику комиссара…

— Да, конечно, сэр, вам, наверное, очень хочется рассказать ему обо всем случившемся, верно?

«Он расколол меня, — заключил про себя Генри. — Не такой уж он тугодум, каким кажется».

— Не окажете ли мне любезность сообщить здешнему доктору… кстати, как его фамилия?

— Мэссингем. Только не «его», а «ее». Доктор здесь — девушка. Она уже успела переговорить с вашим офицером медицинской службы.

— Вот как, женщина-доктор, — мрачно констатировал Сэндпорт. — Ну что ж, все равно я должен увидеться с ней. Не могли бы вы попросить ее подойти сюда?

Генри обнаружил, что доктор Мэссингем пьет на кухне чай с Эмми. Он отправил ее переговорить с инспектором, а сам поднялся наверх позвонить помощнику комиссара из своей комнаты.

В Черной комнате царила похоронная атмосфера и было даже немного жутковато. Кто-то задернул черные занавески, оставив узкие щели, куда с трудом просачивались лучи заходящего солнца. Генри присел на кровать и взял в руки телефон — белый, похожий на зверька-альбиноса, съежившегося в этих искусственных сумерках.

Он не должен был бы вздрогнуть, услышав голос. Он должен был предположить, что при одном-единственном номере в доме стояло множество параллельных аппаратов, связывавших Фокс-Трот с внешним миром. И все же ему стало как-то не по себе, когда до его слуха донесся громкий женский голос, кричащий ему в самое ухо:

— Кристэл умерла!

Далекий мужской голос ответил:

— Что? Что ты сказала?

Генри догадался, что невольно подслушивает разговор Примроуз, звонившей мужу.

Примроуз, побледневшая, но все же собравшаяся с духом после приступа истерии в гостиной, теперь, казалось, полностью вымоталась, и ее голос звучал хоть и громко, однако устало.

— Эдвард, это ужасно… торт… все, как один, говорят… они настоящие стервы…

— Примроуз, дорогая, постарайся успокоиться. Я в отчаянии. Мне очень жаль слышать о смерти твоей матери, но я не понимаю, чем могу…

— Ты можешь приехать сюда, сейчас, сию минуту! — Голос Примроуз внезапно и резко взял верхние ноты. — Ты не должен оставлять меня тут совершенно одну, Эдвард! Это нечестно! Этот торт…

— Послушай, Примроуз, ты должна понимать, что эта конференция…

— К черту все твои конференции! Ты ничего не понимаешь, Эдвард! Ты должен приехать сюда, ты обязан приехать. Я… я больше ничего не буду тебе говорить. Возможно, нас сейчас слушает все семейство. Эдвард, ты обязательно должен приехать!

На другом конце провода молчали. На секунду Генри подумал, что связь прервалась. Видимо, у Примроуз тоже закралось такое подозрение, ибо она взволнованно переспросила:

— Эдвард, ты меня слышишь? Ты где?

— Да, я отлично слышу тебя, Примроуз, — вздохнул Эдвард, и в этом вздохе прозвучали покорность и недовольство — на расстоянии пятисот миль, пролегающих между Лозанной и Пламли-Грин. — Ну хорошо, я приеду.

Генри передумал звонить из этого дома. Он осторожно положил трубку на рычаг, предоставляя супругам Дюваль продолжать беседу наедине, и спустился на первый этаж. На секунду прервав разговор инспектора Сэндпорта и доктора Мэссингем, чтобы сообщить, что ненадолго уходит, он отправился прямиком в Пламли-Грин, где сразу же отыскал телефонную будку.

Выяснилось, что помощника комиссара в офисе нет. Ничего удивительного: Генри звонил в субботу. Правда, он без труда узнал его личный телефонный номер, но был неприятно удивлен, когда оказалось, что его шеф где-то поблизости, чуть ли не в соседнем селении. Мало того что ему придется объяснять все случившееся, но при этом еще сознавать, что старик обретается где-то рядом.

Пошли гудки. Потом трубку сняли, и послышался голос помощника комиссара, несколько запыхавшегося.

— Тиббет?.. Это вы?.. Простите меня… Я работал в саду… надеюсь, у вас там все в порядке?.. Что такое?.. Что вы мне хотите этим сказать?.. Да, я хорошо слышал вас, но… Умерла?.. Отравлена?.. Боже мой, но мы ведь специально послали вас туда, чтобы вы предотвратили… Нет, я все понимаю, но… Одному Богу известно, как на это отреагирует сэр Безил… Я уж ничего не говорю о комиссаре… Что такое?.. Конечно, вы должны оставаться там за главного… Как, вы говорите, фамилия инспектора?.. Нет-нет, это даже не подлежит обсуждению… Вы вообще не должны были позволить… Да, я понимаю, официальные процедуры и все такое прочее… да-да, я все это знаю… К счастью, их начальник полиции — мой сосед… ну, оставьте это решать мне, я замолвлю ему словечко за вас… Но должен сразу предупредить, Тиббет, я очень серьезно отношусь к этому делу… и главное — все у вас под носом… репутация Ярда… самое малое, что вы можете сейчас сделать, — это немедленно расследовать дело… Я сейчас же позвоню начальнику полиции. И я ожидаю от вас положительных результатов. И чтобы это произошло достаточно быстро. Все. Держите меня в курсе событий.

Генри, прослушав десятиминутный гневный разнос директора, как провинившийся школьник, медленно побрел назад в Фокс-Трот. Эмми была, конечно, совершенно права. В вечернем свете деревенская природа была неповторима. Закат окрасил стволы сосен в нежно-розовый, с оттенком золота, цвет. Правда, сейчас Генри было не до того, чтобы любоваться красотами. Он уже в сотый раз мысленно клял себя за случившееся, снова перебирая в уме факты, стараясь отсеять все маловажное и оставить лишь главное, силясь понять, что же произошло.

Как бы там ни было, но когда он дошел до дома-, колеса власти уже вовсю крутились, как и пообещал помощник комиссара. Он уже позвонил начальнику местной полиции и успел обо всем договориться. Тот, в свою очередь, связался с местным Управлением уголовных расследований, а те — с инспектором Сэндпортом, который по-прежнему не покидал поместье. Сержант Эрроусмит встретил Генри в холле и сразу же доложил, что инспектор будет премного благодарен господину старшему инспектору, если тот уделит ему несколько минут прямо сейчас.

Инспектор Сэндпорт сидел на диване в гостиной и что-то писал в блокноте. Вид у него был удрученный.

— Мне звонил мой непосредственный шеф, сэр, — сразу же доложил он Генри. Тот почувствовал: обращение «сэр» дается инспектору не так-то просто. — Наш начальник тоже уже в курсе дел. Он полагает, что раз уж вы по чистой счастливой случайности оказались здесь… — Видимо, инспектор иронизировал, ибо очень выразительно произнес эту фразу, что, конечно, не ускользнуло от внимательного Тиббета. — В общем, он счел возможным после того, как я отчитаюсь перед ним, попросить помощи у Скотленд-Ярда. В общем… — Сэндпорт запнулся, потеряв смысловую нить своего путаного изречения. — Короче говоря, они все хотят, чтобы вы присутствовали во время моего допроса всех тех, кто находится сейчас в этом доме. А завтра, когда будет готов отчет патологоанатома, нам станет ясно, что же тут произошло, и тогда наш начальник полиции решит…

— Вы очень добры ко мне, инспектор, — перебил его Генри, не выдержав мучений коллеги. — Я постараюсь вести себя тихо и ни в коем случае не мешать вам. В конце концов, дело ведете вы, а не я.

— Это пока что, так сказать, на данный момент, не более, — с горечью в голосе заметил Сэндпорт. Он вздохнул, помолчал и снова заговорил, но уже по-деловому и без всяких сожалений: — Ну что ж, пока мне удалось переговорить только с доктором. Она очень умна, что совсем не характерно для женщины. — Он полистал блокнот и нашел нужную запись. — Вот. Ее предварительный диагноз — отравление, вполне возможно, это органическое соединение, содержащее фосфор. В частности, она имела в виду инсектицид. Какая-то садовая дрянь, которая называется «Улетайка». Естественно, доктор не может быть в этом уверена, пока у нас на руках нет результатов вскрытия. Тем не менее наш доктор Бартлет полностью согласен с Мэссингем. В общем, у них не оставалось сомнений, надо заметить. И вот еще что. Если я правильно понял Мэссингем, она утверждает, что отравление могло произойти вследствие часто повторяющегося поступления в организм незначительной дозы соединений фосфора. Другими словами, этот препарат совсем не обязательно глотать, его достаточно вдохнуть. Более того, он мог бы проникнуть в организм человека и через кожу.

— Именно это и говорила мне Долли. То есть, я хотел сказать, мисс Ундервуд-Трип. Я ведь говорил вам, она не позволила мне войти в оранжерею, когда сама работала там с этим препаратом! — заметил Генри.

— Точно! — подтвердил Сэндпорт. — Поначалу я даже подумал, что леди Бэллок могла получить эти незначительные дозы яда в собственной оранжерее. И этой мыслью поделился с Мэссингем.

— И что же она вам ответила?

— Она сразу отвергла эту версию. Даже слушать меня не стала.

— Неужели? И почему же?

— Понимаете, тут дело вот в чем. Когда человек получает такие постоянные крохотные дозы, их накопление не сможет привести к коллапсу и трагической моментальной смерти. Человек начинает испытывать недомогание, это длится несколько часов, а то и дней… Доктор Мэссингем считает — и доктор Бартлет подтверждает это, — что случившееся может иметь единственную причину.

— Что за причина, позвольте поинтересоваться?

— Это то, что врачи называют массированной дозой, и принята она должна быть орально. Грубо говоря, наша несчастная леди проглотила значительное количество этой дряни, буквально отхватила кусок. Ну конечно, не то чтобы кусок… но то, что в медицине считается «значительным» количеством, простому человеку может показаться крохотной с виду частицей. Если не ошибаюсь, смертельная доза этого препарата составляет сто пятьдесят миллиграммов… В пересчете получается что-то около двух сотых унции.