Чуть смутившись, Генри и Эмми согласились выпить по бокалу «Дамы в белом» — коктейля из джина, ликера и яичного белка. Кристэл мастерски смешала его в серебристом шейкере, пританцовывая в такт чарльстону, доносившемуся из проигрывателя.

Ледяную белую жидкость она налила в два бокала на коротких ножках. Бокалы тотчас запотели. Генри и Эмми осторожно сделали по глотку и поразились совершенно потрясающему вкусу напитка.

— Вы, как я вижу, не очень-то разговорчивы, — начала леди Бэллок и критически посмотрела на Эмми. — Вам надо носить черное, милочка. Этот цвет не так полнит. — Она самодовольно взглянула на свою плоскую грудь и миниатюрный торс.

Эмми, не привыкшая сносить колкости в свой адрес, улыбнулась и ответила, что она действительно любит этот цвет, но ей показалось не совсем уместным отправляться в черном за город, да еще в ясный летний день.

— В конце концов, — добавила она, — я ведь не в трауре.

— Пока что, милочка, — сухо заметила Кристэл Бэллок. Она допила коктейль и вновь наполнила бокал. — Ну что ж, садитесь, и я вам все объясню. Прежде всего не забывайте: Долли понятия не имеет, кто вы такие. Она хоть и чудесное создание, но, откровенно говоря, туповата. Она думает, вы друзья Безила. Полагаю, вы с ним знакомы?

— К сожалению, я не могу похвастаться дружбой с сэром Безилом, миледи, — смущенно ответил Генри.

— Я думала, что он главный в Скотленд-Ярде или где-то там еще.

— Разумеется, вся полиция подчиняется министерству внутренних дел, но повседневное руководство…

— Ах, Бога ради, избавьте меня от этих ваших формальностей! — воскликнула леди Бэллок. — И пожалуйста, не называйте Безила «сэр», если вдруг будете говорить о нем при Долли. Она хоть и тугодум, но отнюдь не полная дура.

— Помощник комиссара сказал мне, — произнес Генри, — что вы хотели, чтобы я лично обеспечивал вашу охрану, миледи. Если вы знаете обо мне, возможно, мисс… мисс Ундервуд-Трип тоже обо мне что-то известно?

— Это исключено. Долли из принципа не читает газет. И давайте оставим всяких там «миледи», «Бэллок и Ундервуд-Трип», а? Мы Кристэл и Долли, а вы Генри и?..

— Эмми.

— Эмми. Очень оригинально. Безил, очевидно, рассказал вам, почему я попросила вас приехать сюда.

— Разумеется, не в личной беседе, — ответил Генри. — Запрос прошел по обычным каналам. Вы полагаете, что кто-то планирует вас убить.

— Я это знаю, — мрачным голосом возразила Кристэл.

— Но с чего вы взя…

— Давайте я вам налью еще бокальчик, а потом все расскажу. — Когда она взяла шейкер, проигрыватель-автомат сменил пластинку, и сэр Ноэль Ковард низким бархатным голосом запел сентиментальную песню о богатой девушке, оставшейся в полном одиночестве. — Почти про меня, — заметила Кристэл, наполняя бокалы. Она села на кожаный пуф и закурила сигарету. — Вам, конечно же, известно, кто я?

Генри откашлялся.

— Миссис Чарлз Кодуорти, урожденная Мелтрейверс, впоследствии баронесса Бэллок. Овдовела во время войны.

Кристэл одобрительно кивнула.

— Вы неплохо подготовились, — согласилась она. — Да. Бедный Чарли. Полагаю, вы не были с ним знакомы?

— К сожалению, нет.

— Все говорили, что я вышла за него из-за денег. И это, разумеется, чистая правда. Да-да. И не смотрите на меня так, Эмми. Нынешних молодых людей так легко шокировать! Никакая женщина в здравом уме не вышла бы за Чарли по какой-то другой причине. Но он был так дьявольски богат, а я смертельно устала от смешной и лицемерной аристократической бедности. Самое забавное в том, что я в конечном итоге очень привязалась к старику.

— Он ведь был промышленником, если мне не изменяет память, — вставил Генри.

— Его дед, — продолжала леди Бэллок, — изобрел «чудо дома Кодуорти» — первый самоополаскивающийся сливной бачок для унитаза — и представил его изумленному человечеству где-то в пятидесятых годах девятнадцатого века. Не спрашивайте меня о деталях, слава Богу, я не привыкла забивать голову подобными пустяками. Я только знаю, что это «чудо» положило начало всему состоянию семейства Кодуорти. Когда Чарли унаследовал дело в девятисотом году, его фирма являлась крупнейшим производителем и поставщиком ватерклозетов в Европе. Но он всегда стремился к чему-то новому. Он начал производить ванны, раковины, облицовочную плитку и прочее. Он стал покупать все новые и новые компании, и фирма «Кодуорти» стала заниматься мебелью, потом тканями и… короче говоря, когда я познакомилась с Чарли, он уже управлял настоящей империей. Это я все к тому, что Чарли был очень-очень богат.

— Я уже догадался, — сказал Генри.

— Вы просто умница, дорогой мой, — улыбнулась Кристэл, — прямо как Чарли, только он своим умом приводил людей в ярость. Ходили слухи, что одним из условий моего согласия выйти за него было то, что он должен купить себе звание пэра. В те времена это случалось сплошь и рядом.

— Какая же мерзость все эти сплетни! — вспыхнула Эмми.

— Но так оно и было. Именно так, честное слово. — Кристэл хрипло рассмеялась. — Эмми, я вас просто обожаю. Вы так искренне возмущены… Ну, Чарли согласился и достиг всего, чего хотел. Он сделался лордом Бэллоком.

— Но почему Бэллоком?

— А вот почему. По его словам, дед изобрел это «чудо», когда жил в доме на Балаклавской улице в городке Вигане. Но я-то знаю, что это не так. Улица называлась не Балаклавской, а Бальморальской, но Чарли по вполне понятным причинам не хотел становиться лордом Бальморальским. Я ведь урожденная аристократка, а он тем самым хотел одержать надо мной верх. Я, конечно, стану баронессой, но эта Балаклавская улица будет преследовать меня до конца жизни. Ах, Чарли, ну и юморист, — вздохнула Кристэл, вспомнив давние годы. И продолжила: — Вы, наверное, удивляетесь, зачем я вам все это рассказываю. Однако это имеет прямое отношение к делу. Я хочу, чтобы вы поняли, как… насколько хорошо Чарли знал меня. И почему он намеренно составил свое завещание именно так, а не иначе. Еще по бокальчику?

Отказ Генри «нет, спасибо» совпал с согласием Эмми «да, пожалуйста». Тиббет посмотрел на жену и мысленно усмехнулся. Эмми явно нервничала и злилась.

Кристэл промолчала, но со стервозной улыбкой наполнила бокал Эмми. И рассказ полился дальше:

— У нас с Чарли было три дочери. Я не имею ни малейшего, повторяю, ни малейшего отношения к тому, что их назвали Примроуз, Вайолет и Дэффодил. Чарли очень нежно относился к своей матери, которую звали Дейзи[14]. Слава Богу, она умерла еще до нашего с ним знакомства. Но эта его странная идея дать девочкам цветочные имена… Каждый раз, когда я пыталась этому воспротивиться, он грозил, что всех нас вычеркнет из завещания. Конечно же, я отступила. А потом бедняга Чарли в буквальном смысле слова взлетел на небеса. Бомбы разворотили дом так, что и хоронить-то было нечего. Состоялись торжественные похороны, а когда все кончилось, мы поехали и как следует напились. Эмми, дорогая, вы прямо пылаете от возмущения. Мы не можем этого допустить, верно, Генри? Давайте-ка я вам освежу бокалы.

На сей раз отказ Эмми совпал с согласием Генри. Пока леди Бэллок смешивала коктейли и стояла спиной к ним, Генри показал жене язык, и та невольно улыбнулась. Увы, они забыли про зеркала в шкафу. Кристэл все видела. Зрелище ее позабавило.

Подавая Генри полный бокал, она заметила:

— Мне бы приключенческие романы писать, вы не находите? Вот вы сгораете от нетерпения, ожидая услышать, что же там, в завещании… А я вот возьму и опять предамся воспоминаниям. Взять хотя бы этот дом. Мы купили эту землю в девятьсот двадцать пятом году. Здесь когда-то была ферма под названием Фокс-Хайд. А потом Табби Бленкинсопу пришла в голову шикарная мысль переименовать ее в Фокс-Трот. Мы тогда смеялись до упаду. Ну, я упросила Дэйви Арбутнота сделать проект, а его друг Губерт Смитерс занялся интерьером. Все это стоило кучу денег, и Чарли пришел в ярость, но… Дом получился на славу! Он и теперь еще ничего себе. Впечатляет, а? Разумеется, сейчас мы с Долли живем здесь очень тихо, но в былые времена… — Кристэл ностальгически помахала мундштуком. — Так вот, после того как бедный Чарли переселился на небеса, я стала жить здесь постоянно. У меня просто не было выбора. От лондонского дома на Баркман-сквер осталась лишь огромная воронка. Какая гадость… Я находилась здесь, когда это все случилось. Чарли был со мной, но он настоял, что ему нужно в Лондон на совет директоров или еще зачем-то. И потом… Так на чем я остановилась?

— Вы собирались рассказать о завещании лорда Бэллока, — напомнил Генри.

— Ах да. Какой у нас тут блестящий сыщик. Я не смогу вам полностью изложить завещание Чарли, потому что в этом я полный профан, но суть его в том, чтобы до конца дней своих я не смогла воспользоваться его состоянием, за исключением малюсенького годового дохода. Все остальное отказано в доверительную собственность в пользу девочек, и никто ничего с ней не может поделать до моей смерти. Каждая из девочек получает такое же скудное содержание, что и я, а капитал тем временем знай себе растет. Вот и все. Но! Вот тут и начинается самое интересное, дорогой мой Генри. Как только я умру, в ту же секунду все состояние делится на три части и в равных долях беспрепятственно передается Прим, Вай и Дэффи. Вот в общих чертах причина, почему меня хотят убить, — закончила леди Бэллок.

Генри подался вперед.

— Миледи, я хотел бы знать…

В это время в холле раздался зычный возглас:

— Крис!

— Я в гостиной, дорогая! — пропела Кристэл. Повернувшись к Генри, она бросила: — Продолжайте.

— Кто-нибудь из ваших дочерей…

Дверь отворилась, и в гостиную вошла Дороти Ундервуд-Трип. Она плюхнулась на обитый бархатом диванчик и провозгласила:

— Давайте выпьем! Эти азалии меня просто убивают!