Марджери Френч в изумлении смотрела на Генри, и ее реакция выглядела абсолютно естественной. Наконец она выдохнула:

— Я не имею ни малейшего представления о том, откуда вы взяли эту невероятную историю, инспектор, но могу вас заверить, что в ней нет ни слова правды. У Майкла Хили нет никаких проблем со здоровьем, насколько я знаю, за исключением небольшого переутомления из-за работы. Если кто-то распространяет необоснованные слухи…

— Это не необоснованные слухи, — ответил Генри, — об этом говорила сама Хелен.

— Сама Хелен?

— Она рассказала об этом по телефону мистеру Уолшу в тот вечер, когда была убита.

Марджери, казалось, не могла понять значения только что прозвучавших слов.

— Она рассказала?.. — повторила она.

— Она сообщила мистеру Уолшу, что человек, которого она любит, умирает от рака, но ни он, ни его жена об этом не догадываются, а…

Неожиданно Марджери наклонилась в кресле. Ее лицо побледнело так, что это было заметно, даже несмотря на макияж, а отороченная норкой шляпка нелепо сползла ей на глаза. Генри, который, несмотря на годы опыта, так и не смог привыкнуть к зрелищу, когда люди теряют сознание на допросе, был поражен. Он тут же вскочил, но прежде чем он успел что-то сделать, Марджери открыла глаза.

— Нет, — слабо проговорила она, — не надо. Все в порядке. — Она выпрямилась, поднесла руку ко лбу и машинально поправила волосы. — Разве что, если можно, принесите мне стакан воды, чтобы я могла принять лекарство. Боюсь, у меня в последнее время иногда случаются обмороки. Но тут не о чем волноваться.

— Разумеется, сейчас принесу, — ответил Генри. Его поразило мужество Марджери. Он буквально ощущал силу воли, которая заставляла эту хрупкую женщину держаться прямо и не позволяла проявлять слабость. К восхищению, однако, примешивалась мысль — перед Генри сидел человек, вполне способный совершить убийство, если оно казалось оправданным. Другой вопрос, мог ли человек, настолько воспитанный и утонченный, как Марджери-Френч, считать возможным отнять чью-то жизнь? Генри не мог ответить.

Когда он вернулся с водой, Марджери уже вполне пришла в себя и пудрила нос, глядя в карманное зеркальце. Она улыбнулась, извинилась еще раз и быстро проглотила таблетку из серебряной бонбоньерки.

— Возвращаясь к нашему разговору, инспектор… История, которую вы рассказали, — это чушь, и я бы попросила вас не распространять ее. Думаю, вы представляете себе, какой ущерб она может нанести не только Майклу и Терезе, но и всему журналу. Не представляю, зачем Патрику понадобилось это выдумывать, но он экспансивный ирландец и любит приврать. Поверьте мне… Я хорошо его знаю.

— Разумеется, — улыбнулся Генри, — в конце концов, тридцать два года — это и вправду долго.

— Вы и это знаете, верно? — Марджери не утратила самообладания. — Разумеется, вы это выяснили. Тем не менее я надеюсь, что вы проявите такт. Если об этом узнают, я окажусь в очень неприятном положении.

— Всегда стараюсь быть тактичным, — сказал Генри. — Что меня интересует, так это почему вы делаете из этого такой секрет.

Она ответила не сразу.

— Буду откровенна, — наконец произнесла она, — мистер Горинг против того, чтобы нанимать сотрудников, состоящих в браке друг с другом. Когда в прошлом году одна из сотрудниц отдела моды решила выйти замуж за мужчину из рекламного, им прямо сказали, что один из них должен уволиться. Политика компании.

— Но…

— Да, разумеется. Тереза и Майкл — совершенно особый случай. И я подозреваю, Годфри не слишком одобряет это даже сейчас. Я не желала терять Терезу, но ничуть не меньше мне хотелось заполучить Майкла, работы которого в то время стали едва ли не самыми заметными в Лондоне. Мне пришлось чуть ли не год добиваться согласия мистера Горинга, и думаю, мне бы это не удалось, если бы он не был дружен с Терезой и ее семьей. Я только выиграла эту битву, когда… Когда снова встретила Патрика. Вскоре после этого уволился мой прежний художественный редактор. Я знала, что Патрик идеально подходит для такой работы и что смогу с ним работать. Но кроме этого, я понимала, что не смогу пойти к мистеру Горингу и предложить взять на работу моего мужа. Вот мы и решили на некоторое время похоронить прошлое.

Генри наклонился вперед.

— На некоторое время? — переспросил он. — Что вы имеете в виду?

— Патрик мне очень дорог. И всегда был. Это большой секрет, инспектор, но после того, как в марте я уволюсь, мы с Патриком снова станем жить вместе. Сотрудники редакции будут думать, что я выйду за него замуж. Им незачем знать о нашем браке сейчас.

— Что ж, ясно… — произнес Генри. — Простите меня за этот вопрос, но верно ли я понимаю, что мистер Уолш относится к этой перспективе с таким же энтузиазмом, как и вы?

— Разумеется, — спокойно ответила Марджери, рассматривая свои покрытые алым лаком ногти. — Он очень безответственный, но я знаю, что для него лучше. Он будет намного счастливее, живя размеренной жизнью, чем продолжая холостяцкое существование в своей жуткой студии.

— Я был весьма впечатлен его студией, — заметил Генри.

Марджери подняла глаза.

— Вы там были?

— Да. Вчера вечером.

— Тогда вы понимаете, о чем я.

— Да, — задумчиво произнес Генри и добавил: — Кажется, мистер Уолш был весьма привязан к Хелен Пэнкгерст, не так ли?

— Исключительно платонически, — не без резкости ответила Марджери.

— О, разумеется, — сказал Генри, — я в этом не сомневаюсь…

Глава 10

Ровно в половине первого Генри зашел в «Оранжерею». Метрдотель сразу узнал его и подошел, сияя улыбкой. Генри, незаслуженно купаясь в ореоле славы мистера Горинга, позволил себе ненадолго воспользоваться привилегированным положением. Почтительные руки аккуратно избавили его от плаща, зажигалки возникали рядом с ним словно по волшебству, прежде чем он успевал открыть портсигар, его стул аккуратно выдвинули из-под столика, а салфетку в мгновение ока расстелили у него на коленях. Чувствуя себя самозванцем, но наслаждаясь ситуацией, Генри заказал мартини и переключил внимание на других посетителей.

Он смог заметить только два знакомых лица. Олвен Пайпер за столиком в углу обедала с грузным седым человеком, в котором Генри узнал известного писателя, славившегося остроумием и любовью к телевизионным играм. Они были погружены в беседу, которая закончилась тем, что Олвен упрямо поджала губы, а мужчина перешел от добродушных уколов к искреннему раздражению. По всей видимости, искренность Олвен все испортила. Скорее всего, подумал Генри, она высказывала свое мнение о последней инфантильной, но безобидной глупости, в которой участвовал ее собеседник.

В двенадцать сорок пять в ресторан зашел Годфри Горинг. Он кивнул Генри, проигнорировал Олвен и направился к своему обычному столику, где погрузился в чтение «Файнэншл таймс».

Был почти час, когда Генри услышал знакомые голоса, доносившиеся из-за соседнего столика. Говорившие были скрыты от него — или он от них — занавесью темно-оранжевого бархата и кадкой с апельсиновым деревом, но он не мог ни с чем спутать акцент Хораса Барри и высокий, громкий голос Николаса Найта. Генри показалось занятным то, что они вошли не через парадную дверь, с которой он не сводил глаз. Он вспомнил маленькую лестницу, ведущую вниз из ателье Найта, и решил, что оттуда, должно быть, есть проход в ресторан.

Говорил Барри, и, кажется, он был взволнован.

— Я всегда с вами честно, нет? — возмущенно спросил он. Эмоции, судя по всему, мешали ему грамотно выражать мысли. — Тогда почему вам не быть честным со мной, а? Или я мало вам плачу?

— Говорю вам, я понятия не имею, о чем вы. Ни малейшего. — Найт почти кричал. — Зачем вы слушаете сплетни этих ужасных людей из «Стиля»? Даже Годфри на что-то намекал вчера вечером… не думайте, что я не в курсе.

— Слухи тут ни при чем. — Низкий голос Барри звучал решительно. — Я просто держу уши и глаза открытыми, вот и все.

Их беседу прервало появление официанта. Оба сделали заказ. Как только официант удалился, Найт опять заговорил.

— Кто вам сказал? — нервно взвизгнул он. — Вот что я хочу знать. Кто распространяет эту ужасную ложь? Как будто мне мало того, что у меня показ на следующей неделе, половина заказанной ткани еще не пришла, а кругом кишат полицейские… Этого достаточно, чтобы довести человека до нервного срыва.

— Никто мне не говорил, — ответил Барри, — разве что вот…

Прозвучал хлопок, как будто на стол с силой бросили газету или журнал.

— Это Америка, — более спокойно произнес Найт. — И при чем тут Лондон?

— Послушайте, мой друг. — Барри откашлялся и принялся читать: — «Существует ли противозаконное копирование парижских моделей? Это интересный вопрос, который вызван настойчивыми слухами о том, что некоторые производители продают точные копии парижских моделей, не покупая туалей, причем еще до появления официальных фотографий. Наш журнал, однако, не распространяет сплетен и считает, что этот вопрос должен обсуждаться открыто и освещаться со всех сторон». Тут много пишут о морали американских производителей и так далее… о том, что нет никаких доказательств… потом… ага, вот оно. «Мы считаем, что некоторые случаи, имевшие место в последнее время в Нью-Йорке и Лондоне, трудно объяснить. Тем не менее мы придерживаемся мнения, что с модельеров и производителей в обоих городах могут быть сняты все обвинения по причине невозможности скопировать в модных домах Парижа модель достаточно детально, чтобы копию можно было использовать. Из-за того что некоторые швеи могут поддаться искушению дополнительно заработать, крупные модные дома ввели настолько строгие проверки на выходе, что воровство туалей стало физически невозможным».