— Разве он хранится не в запертом шкафу?

— Обычно да, — ответила Марджери, — но иногда, боюсь, бывают моменты, когда становится не до правил, и ночь подготовки парижского выпуска — один из таких моментов. Майкл сам печатал фотографии, и я помню, что шкафчик с химикатами был открыт. Кроме этого, могу сообщить вам, что шкафчик стоит в той же комнате, что и чайник, и что мы весь вечер то и дело входили в лабораторию и выходили из нее. Все, за исключением мисс Филд и самой Хелен. Не думаю, что кто-то из них выходил из своего кабинета. Но все остальные запросто могли подсыпать яд в термос.

— Спасибо, мисс Френч, — поблагодарил ее Генри. Он был поражен точностью и быстротой ее ума. Она опережала каждую его мысль. Марджери могла оказаться бесценным союзником или серьезным противником. Он задумался, кем же она в итоге станет.

Как будто в ответ на его мысли, мисс Френч произнесла:

— Я хочу помочь вам, инспектор, всем, чем смогу. Я предоставлю редакцию в ваше распоряжение. Полагаю, вы пожелаете поговорить со всеми, кто был здесь прошлой ночью.

— Да. — Генри заглянул в записную книжку, которую держал в руках. — Позвольте, я перечислю. Вы, Тереза Мэннерс, Майкл Хили и Патрик Уолш. О, и ваш секретарь — мисс Филд. Был еще кто-нибудь?

— Доналд Маккей — помощник Патрика из художественного отдела. Он ушел незадолго до всех остальных. Еще Эрни оставался почти до полуночи — Эрнест Дженкинс, лаборант. О да, еще Олвен, совсем про нее забыла.

— Мисс Пайпер? Девушка, вместе с которой мисс Пэнкгерст снимала квартиру?

— Да. Она пришла из театра, чтобы написать свою заметку.

— Не знаете, во сколько она ушла?

— Не имею понятия, — тут же ответила Марджери. — Я видела ее в кабинете в половине первого и велела ей немедленно идти домой, но бог знает, насколько долго она тут оставалась. — Она задумалась. — Вот все, кто был.

— Кроме мистера Горинга.

— Годфри? Но вы же не думаете…

— Я думаю, ничто не могло помешать ему заглянуть в фотолабораторию, прежде чем идти в ваш кабинет?

— Нет… но…

В этот самый момент за дверью разверзся ад. Генри услышал звуки борьбы, а затем крик сержанта:

— Сэр, я запрещаю вам… — Но он потонул в низком реве мужчины с ирландским акцентом.

— Убирайтесь с дороги, вы, жалкий человечишка! Клянусь Богом, там что-то происходит, и никто не в силах запретить мне войти в мой собственный кабинет.

— Сэр, главный инспектор приказал…

— К черту главного инспектора! Если вы не уберетесь с дороги, я переломаю вам все кости, Бог свидетель, я это сделаю.

Марджери Френч улыбнулась и тихо произнесла:

— А вот и Патрик.

Коридор почти полностью заполнял человек в пиджаке из плотного твида с массивными руками. Сержант был прижат к двери с надписью «Художественный отдел. Входить строго-настрого запрещено, какой бы у вас ни был повод» так, будто его распяли. Объявление, по всей видимости, было написано не для огромного человека в твидовом костюме, который как бык бросался на дверь, извергая угрозы. К счастью для сержанта, появление Генри на некоторое время отвлекло буяна. Он обернулся, чтобы отразить новую атаку с фланга, и рявкнул:

— А вы кто такой, черт бы вас побрал?

— Главный инспектор Тиббет, — представился Генри. — А вы, полагаю, Патрик Уолш.

— Правильно полагаете. А теперь не будете ли вы так добры сказать своему кретину, чтобы он убрался с дороги и дал мне войти в кабинет?

— Нет, — ответил Генри. Повисла напряженная пауза, воздух между ними будто наэлектризовался. — Здесь произошло убийство. Вы не согласитесь пройти в кабинет мисс Френч и поговорить как разумные люди?

— Убийство? — Весь гнев Патрика испарился, и он застыл, свесив огромные руки по швам. — Почему мне об этом не сказали? Кто?

— Хелен Пэнкгерст, — сообщил ему Генри, — была отравлена прошлой ночью. Она умерла после того, как вы все ушли.

Внезапно Патрик разрыдался самым постыдным образом. Он оперся на стену и плакал с подлинно кельтским отчаянием.

— Хелен, моя милая. Хелен, моя красавица. Это неправда… Хелен…

— Патрик! — Голос Марджери Френч прозвучал резко и холодно, как удар бритвы. Патрик тут же замолчал. — Возьми себя в руки, Патрик, дорогой, и пойдем ко мне в кабинет, — мягко продолжила она.

Покорно, как ягненок, Патрик последовал за ней. Сержант вытер пот со лба.

— Не смог остановить его, сэр, — печально признался он. — Он с ревом поднялся по лестнице, как какой-то бульдозер. Два констебля повисли на нем, но он сбросил их, как надоедливых мух. Извините, сэр.

— Все в порядке, — отозвался Генри. — Я с ним разберусь.

— С удовольствием на это посмотрел бы, — пробурчал сержант и добавил: — А я ведь вас предупреждал.

Марджери Френч вышла из кабинета и сообщила Генри:

— Если понадоблюсь вам, инспектор, то я этажом выше, в кабинете мистера Горинга. — С этими словами она скрылась на лестнице, оставив после себя шлейф дорогих духов. Генри зашел в кабинет и закрыл дверь.

Патрик Уолш сумел взять себя в руки. Его лицо выглядело еще более красным, чем обычно, но он немного успокоился. Сейчас он стоял спиной к двери, у окна, и смотрел на мокрую дорогу внизу. Он не оглянулся, не пошевелился, когда Генри вошел.

Генри кашлянул.

— Мистер Уолш? — произнес он официальным тоном. — Боюсь, я вынужден просить вас дать показания.

Патрик медленно отвернулся от окна и подошел к столу. Он тяжело упал в кресло, провел огромной ладонью по лицу и произнес:

— Извините.

— Вас можно понять. Должно быть, это было потрясением для вас.

— Потрясение, да.

— Вы можете рассказать мне, что произошло тут вчера вечером?

— Вчера вечером? — Патрик, кажется, начал оживать. — Вчера вечером тут была неплохая драка.

— Драка?

— Тереза хотела использовать шифон от Монье и обрезать снимок Майкла так, чтобы осталась одна шляпа, и Марджери…

— Вы сказали, что здесь была драка…

— Это одна из. А потом этот разворот Бальмен. Марджери решила, что мы должны показать как минимум три платья, но я не собирался позволить…

Генри вздохнул:

— Вы называете драками обсуждения того, какие снимки использовать?

— Разумеется. — Патрик выглядел удивленным. — А из-за чего тут еще драться?

— Когда вы видели мисс Пэнкгерст в последний раз?

— Я ее не видел за весь вечер ни разу. В последний раз я видел ее в обеденный перерыв, я водил ее поесть, ей это было нужно, бедной девочке.

— Почему вы так говорите?

— Почему я так говорю? — Патрик опять приходил в воинственное настроение. — Я говорю как хочу, и не позволю ни одной скотине говорить гадости о Хелен теперь, когда бедная девочка умерла.

— А кто говорил о ней гадости?

Патрик набычился и с подозрением посмотрел на Генри.

— Никто, — ответил он, — ни единая душа.

— Вам самому нравилась Хелен?

— Я обожал ее, — коротко ответил Патрик.

— Вы знаете кого-то, кому бы она не нравилась?

Повисла пауза. В конце концов Патрик отрезал:

— Нет.

— Вы уверены, мистер Уолш?

— Уверен? Разумеется, я уверен! Уверен, черт бы меня побрал! Все ее любили!

— Включая Майкла Хили и Терезу Мэннерс? — мягко поинтересовался Генри.

Патрик вскочил на ноги.

— Что там они болтают? — закричал он. — Какой грязный ублюдок вбил вам это в голову? Я знаю. Я представляю. Это неправда, ясно вам? В этой грязной болтовне нет ни слова правды. Убей меня Бог, если это не так!

— Не представляю, о чем вы говорите, — не вполне искренне отозвался Генри. — Я просто спросил вас, хорошо ли Майкл Хили и Тереза Мэннерс относились к Хелен, и все.

— Это не все, и вы прекрасно знаете! — завопил Патрик. — Я вам больше ни слова не скажу, и вы меня не заставите!

— Хорошо, — кивнул Генри, — тогда давайте поговорим о чем-нибудь другом. К примеру, о цианиде. Я полагаю, вы знаете, где он хранится.

— Я знаю, где стоит шкафчик с химикатами.

— Покажете мне?

— С удовольствием.

Патрик провел Генри из кабинета Марджери в свой через соединявшую оба помещения дверь. Его художественный отдел представлял собой большую светлую комнату, заставленную мольбертами и в изобилии украшенную макетами страниц, образцами шрифтов и черно-белыми копиями снимков.

— Все эти комнаты сообщаются, — объяснил Патрик, — из студии можно пройти в фотолабораторию, а потом, через художественный отдел, в кабинет Марджери в углу здания. А оттуда можно попасть в кабинет Хелен, потом в логово Терезы и отдел моды. Разумеется, у нас у всех есть двери в коридор, но таким образом мы можем запереться от всех этих насекомых и иметь дело только с нужными людьми.

Он открыл дверь в дальней стене комнаты.

— Фотолаборатория, — объявил он.

Входя в мрачный, темный коридорчик, который вел в лабораторию, Генри почувствовал запах химикатов. Патрик включил тусклую лампочку, и инспектор увидел, что они находятся в маленькой комнате, вдоль стен которой стояли шкафы. Здесь было три двери: одна из художественного отдела, через которую они только что прошли, вторая вела налево, в коридор, а за третьей, скрытой за толстой шторой, по всей видимости, скрывалась собственно фотолаборатория. У четвертой стены была раковина, в которой все еще лежали проявленные снимки, а на полу рядом с ней стоял электрический чайник.

Патрик взмахнул рукой.

— Это кладовка, — сказал он, — все хранится здесь: бумага, химикаты, все такое. Не спрашивайте, где именно хранится цианид, я не имею ни малейшего понятия.

Генри не потребовалось много времени, чтобы его обнаружить. Все шкафы, как оказалось, были незаперты, большую их часть заполняли блестящие желтые коробки с фотобумагой. Один тем не менее был заставлен бутылками тёмно-коричневого стекла и бумажными пакетами. Среди них выделялась бутылка, на этикетке которой красным было написано «Цианид. Яд». Она была пуста.