Агата Кристи - Убийство на поле для гольфа

– В таком случае, думаю, преступление было совершено вскоре после этого.

– Но ведь мимо сарая все время ходят люди.

Жиро язвительно улыбнулся.

– Ваши успехи в криминалистике достойны восхищения! Кто вам сказал, что его убили в этом сарае?

– Ну… – пробормотал я смущенно, – я… так мне кажется…

– Тоже мне, детектив! Посмотрите на него! Да разве так падает человек, которого пырнули ножом в сердце? Ровно, аккуратно, ноги вместе, руки по швам? Нет! Кроме того, вы что, думаете, он упал на спину и позволил заколоть себя, даже не пытаясь сопротивляться, даже руки не подняв? Ведь это же абсурд! А вот, смотрите, тут… и тут. – Он посветил фонариком вниз. На рыхлом грунте я увидел неправильной формы вмятины. – Его притащили сюда уже мертвого. Его то несли, то волокли двое неизвестных. На твердом грунте снаружи их следы незаметны, а тут, в сарае, они постарались стереть их; из этих двоих одна – женщина, вот так, мой юный друг.

– Женщина?

– Точно.

– Откуда вы знаете, если следы стерты?

– Как они ни старались, следы женских туфель, которые ни с чем не спутаешь, кое-где остались. А кроме того, есть еще одно свидетельство. – Жиро нагнулся, снял что-то с черенка ножа и показал мне. Это был длинный темный женский волос, похожий на тот, который Пуаро обнаружил на спинке кресла в библиотеке.

С насмешливой улыбкой он снова обмотал волос вокруг черенка ножа.

– Оставим все как было, – объяснил он. – Следователь будет доволен. Ну, что вы еще заметили?

Я сокрушенно покачал головой.

– Посмотрите на его руки.

Я увидел обломанные серые ногти, грубую кожу. Должен сознаться, что при всем желании я не мог извлечь из этого зрелища ничего полезного и вопросительно посмотрел на Жиро.

– У него руки простолюдина, – пояснил сыщик. – Однако одет он вполне респектабельно. Странно?

– Весьма, – согласился я.

– На одежде нет ни одной метки. Что нам это дает? Этот человек старался выдать себя за кого-то другого, специально переоделся. Зачем? Может быть, он чего-то боялся? Или пытался спрятаться от кого-то? Покуда мы этого не знаем, однако бесспорно одно – он старался скрыть свое истинное лицо.

Жиро посмотрел на покойника, распростертого у его ног.

– И снова на черенке ножа нет отпечатков пальцев. Убийца опять был в перчатках.

– Стало быть, вы думаете, что убийца тот же самый? – спросил я, снедаемый любопытством.

– Что я думаю – неважно, – отрезал он. – Там будет видно. Маршо!

Полицейский появился в дверях.

– Мосье?

– Почему мадам Рено до сих пор не пришла? Вот уже четверть часа, как я послал за ней.

– Она идет, мосье, вместе с сыном.

– Хорошо. Только пусть входят порознь.

Маршо козырнул и удалился. Минуту спустя он ввел мадам Рено.

Жиро, сдержанно поклонившись, пошел ей навстречу.

– Прошу вас сюда, мадам.

Когда мадам Рено вслед за ним подошла к покойнику, Жиро резко посторонился.

– Вот этот человек. Вы его знаете?

Жиро сверлил ее взглядом, стараясь прочесть ее мысли, жадно ловя малейшее ее движение.

Однако мадам Рено была совершенно спокойна, слишком спокойна, сказал бы я. Она равнодушно взглянула на покойника, ни в лице, ни в движениях ее нельзя было заметить и признака волнения.

– Нет, – сказала она. – Я никогда прежде его не видела. Его лицо мне совсем незнакомо.

– Вы уверены в этом?

– Абсолютно уверена.

– Вам не кажется, например, что это один из тех, кто нападал на вас?

– Нет.

Но тут тень сомнения мелькнула на ее лице, будто какая-то мысль вдруг пришла ей в голову.

– Нет, не думаю. Конечно, у них были бороды – правда, следователь считает, что фальшивые, – и все-таки нет.

Видимо, больше она не колебалась:

– Уверена, он не похож ни на одного из тех двоих.

– Благодарю, мадам. Тогда это все.

Она вышла, высоко держа голову, и солнце вспыхнуло в ее серебристо-седых волосах. Потом в сарай вошел Жак Рено. Он тоже вел себя совершенно естественно и тоже не смог опознать покойника.

Жиро промычал что-то невнятное, и я так и не понял, доволен ли он результатом или, напротив, разочарован. Потом он позвал Маршо.

– Та, другая, дама уже пришла?

– Да, мосье.

– В таком случае проводите ее сюда.

«Другой дамой» оказалась мадам Добрэй. Негодованию ее не было границ.

– Я решительно возражаю, мосье. Вы не имеете права! Какое мне дело до всего этого?

– Мадам, – начал Жиро жестко, – я расследую уже не одно, а два убийства! В конце концов, ничто не мешает мне предположить, что именно вы совершили оба убийства! Судя по всему, вы вполне могли это сделать.

– Как вы смеете? – вскипела она. – Как вы смеете оскорблять меня? Как осмелились вы возвести на меня эти чудовищные обвинения? Это подло!

– Подло, вы говорите? А что вы скажете на это?

Жиро нагнулся, снял волос с черенка ножа и показал ей.

– Так как же, мадам? – Жиро приблизился к ней. – Позвольте, я сравню его с вашими волосами?

Вскрикнув, она отшатнулась, губы у нее побелели.

– Это не мой! Клянусь! Я ничего не знаю об этом преступлении! И о другом тоже! Тот, кто говорит, что я знаю, лжет! О, mon Dieu, что же мне делать?

– Возьмите себя в руки, мадам, – холодно сказал Жиро. – Пока вас никто не обвиняет. Но в ваших же интересах ответить на мои вопросы без всяких истерик.

– Задавайте любые вопросы, мосье.

– Посмотрите внимательно на покойника. Вы когда-нибудь раньше видели его?

Подойдя ближе, мадам Добрэй, в лице которой уже начал пробиваться прежний румянец, посмотрела на незнакомца с заметным интересом и даже любопытством. Потом покачала головой.

– Нет, я его не знаю.

Ответ прозвучал так естественно – неужели она лжет?

Жиро кивком головы показал, что она свободна.

– Зачем же вы ее отпустили? – прошептал я. – Разумно ли это? Ведь это наверняка ее волос!

– Не нуждаюсь в ваших поучениях, – сухо бросил Жиро. – За ней наблюдают. Пока не вижу смысла задерживать ее.

Потом, нахмурясь, он стал пристально рассматривать покойника.

– Вообще-то он похож на испанца, вам не кажется? – спросил он неожиданно.

Я внимательно вгляделся в лицо незнакомца.

– Нет, – сказал я наконец. – Скорее француз. Определенно, француз.

Жиро недовольно хмыкнул.

– Да, пожалуй.

Помолчав немного, он повелительным жестом предложил мне убраться в сторону, снова стал на четвереньки и принялся ползать по полу. Все-таки он неподражаем! Ничто не могло укрыться от его внимания. Дюйм за дюймом обследовал он пол, опрокидывал горшки и кастрюли, придирчиво изучал старые мешки. Ухватился было за какой-то сверток за дверью, но там оказались лишь потрепанные брюки и пиджак. Жиро раздраженно выругался и швырнул их обратно. Потом его внимание привлекли две пары старых перчаток, но, тряхнув головой, он отложил их в сторону; снова принялся осматривать горшки один за другим, терпеливо переворачивая их вверх дном. Наконец он поднялся на ноги. Похоже, он зашел в тупик в своих поисках. Обо мне он, видимо, совсем забыл.

Тут за дверьми началась какая-то суматоха, послышался шум, и в сарай поспешно вошел наш добрый друг мосье Отэ в сопровождении своего помощника и мосье Бекса. Шествие замыкал доктор.

– Это неслыханно, мосье Жиро! – воскликнул следователь. – Еще одно убийство! Так мы никогда и не докопаемся до сути в этом проклятом деле. Похоже, здесь кроется какая-то тайна… Кто же вторая жертва?

– В том-то и штука, мосье, пока его никто не опознал.

– Где труп? – спросил доктор.

Жиро немного отступил в сторону.

– Здесь, в углу. Как видите, ему нанесли удар прямо в сердце. Тем самым ножом, который украли вчера утром. Мне кажется, убийство было совершено сразу вслед за кражей, впрочем, это по вашей части. Можете спокойно браться за нож – отпечатков пальцев на нем нет.

Доктор стал на колени перед покойным, а Жиро снова заговорил со следователем:

– Головоломка, а? Но ничего, я ее решу!

– Стало быть, никто не может опознать его, – задумчиво повторил следователь. – А что, если это один из убийц мосье Рено? Возможно, они чего-то не поделили между собой.

Жиро покачал головой.

– Этот человек – француз, могу поклясться…

Тут его неожиданно перебил доктор, сидевший на корточках возле тела. Лицо его выражало полную растерянность.

– Говорите, он был убит вчера утром?

– Судя по тому, когда украли нож, да, – объяснил Жиро. – Возможно, конечно, что убили его позже, днем, например.

– Позже? Вздор! Он мертв уже, по крайней мере, двое суток, а может, и дольше.

Мы уставились друг на друга в полном остолбенении.

Да-а, заявление доктора поразило нас как гром среди ясного неба. Вот перед нами человек, убитый ножом, украденным – мы это знали совершенно точно, – вчера утром, а между тем мосье Дюран заявляет со всей решительностью, что неизвестный мертв по меньшей мере двое суток! Все это выглядело полнейшей бессмыслицей.

Не успели мы оправиться от изумления, в которое поверг нас доктор, как мне вручили телеграмму. Ее принесли сюда, на виллу, из гостиницы. Я вскрыл ее. Это была телеграмма от Пуаро, который извещал меня о том, что он возвращается поездом, прибывающим в Мерлинвиль в двенадцать часов двадцать восемь минут.

Я взглянул на часы. Как раз успею не спеша дойти до станции и встретить своего друга. Крайне важно немедленно уведомить его о том, какой новый страшный оборот приняли события.

Очевидно, размышлял я, Пуаро без особых усилий удалось добыть в Париже нужные сведения, иначе бы он не вернулся так скоро. Нескольких часов оказалось достаточно. Чрезвычайно интересно, как он воспримет волнующие новости, которые я собирался сообщить ему.

Поезд немного запаздывал, и я бесцельно слонялся по платформе. Потом сообразил, что мог бы воспользоваться случаем и порасспросить здесь, на вокзале, о пассажирах, уезжавших из Мерлинвиля последним поездом в тот вечер, когда произошло убийство.