– О чем речь? – поинтересовался Герберт.

– О том, кто отправил анонимку из Вестон-Прайорс пятнадцатого июля между четырнадцатью двенадцатью и девятнадцатью двадцатью. Заполни свой пробел, раз уж мы об этом заговорили.

– Пятнадцатого? Черт, днем я был у Эглинтонов. На обратном пути проезжал в паре миль от Вестон-Прайорс – ну, Джим, ты знаешь, развилка у Олдминстера. Похоже, я все лучше и лучше подхожу на роль первого убийцы.

Сержант Толуорти от души рассмеялся.

– Любите вы пошутить, сэр. И все-таки расскажите подробней. Боюсь, Тайлер прикажет мне разыскать кого-нибудь из тамошней автомобильной ассоциации.

Кэммисон рассказал. Найджел тем временем изучил список.

– Вижу, вы загнали Ариадну в угол. Почему она не сказала вам, где провела тот день?

– Почем мне знать, сэр. Разошлась она не на шутку: нечего, говорит, полиции лезть в чужие дела. Я перед ней был все равно что карточный домик в ураган. Что ж, придется здесь покопать. Если мисс Меллорс высунула нос из дома, не заметить ее не могли.

– Вижу, у Эда Парсонса есть мотоцикл, – продолжал Найджел. – Инспектор, наверное, рассказал вам историю Сорна про налетчика в маске и прочее.

– В маске? Нет, про маску я не слыхал.

– Образно выражаясь. Под маской ночи скрыт от глаз людских. Белый стих.

– А-а… Тайлер им займется. Домохозяйка могла перепутать время возвращения, а эта Лили Барнс – та еще штучка. Хоть и говорит, что каталась с ним, но…

– А зачем Эду Парсонсу убивать Баннета? У него тоже был мотив? Хоть у кого-нибудь в этом городе и графстве его не было?

– Зная Баннета, я в этом сомневаюсь, – мрачно заметил Кэммисон.

– Эд Парсонс не ладил с мистером Баннетом. На пивоварне не всегда соблюдались ограничения веса грузоперевозок. Мы довели дело до суда. Эд заявил, что выполнял указания босса. Тот все категорически отрицал и с тех пор превратил его жизнь в ад. Я это слышал от моей Герти, а они с Лили Барнс, пассией Эда, когда-то были друзья неразлейвода. Как только Баннет его ни изводил – придирался по любому поводу, одним словом, действовал на нервы. И если бы только это. Моя Герти говорит, что Лили нажила ребенка, и винит во всем мистера Баннета. Но об этом лучше помалкивайте: Герти про ребенка только своей мамочке рассказала, и то по большому секрету.

– Да, это веский мотив. Хотя если бы Парсонс убил Баннета, он вряд ли объявил бы о своем присутствии ночным ревом мотора у ворот пивоварни.

– Верно, сэр. И потом, Парсонс – парень скромный и честный. Не чета этой Лили, если хотите знать.

– Интересно, догадывался ли мистер Барнс, что его дочь попала в интересное положение…

– Тайлер бы тоже об этом спросил. Только я ему про Лили еще не рассказывал. – Сержант поерзал в кресле и беспокойно дернул себя за усы. – Я тут подумал, сэр, простите за смелость: может, вы сперва сами с ней поговорите? Вы лицо неофициальное, с вами она откровеннее будет.

– М-м… Не знаю, гожусь ли я на роль кавалера при ветреной даме. Что ж… Ладно, поговорю. У меня в любом случае есть к ней пара вопросов по поводу Трюфеля. Какие новости с пулхэмптонского фронта?

– Мистер Джо Баннет приехал туда в три часа на собственной машине. Провел остаток дня за покупками: моторное топливо и так далее…

– Моторное топливо? – переспросил Найджел. – Софи говорила, что он презирает двигатели и ходит только под парусом…

– Так и есть, – подтвердил Герберт. – Джо – опытный моряк, но в этот раз он сам мне сказал, что поставит вспомогательный двигатель. Напарника для путешествия он не нашел, а годы уже не те, чтобы править яхтой в одиночку. Ему уже под пятьдесят, и телосложением он далеко не викинг.

– Ясно. Итак, в четверг в девятнадцать сорок пять Джо отплыл по направлению к западу, верно?

– Верно, сэр. Мы разослали предупреждения повсюду, где можно причалить, – в Эксмут, Плимут, Лайм-Реджис и так далее, но он пока нигде не объявился.

– Я бы и не рассчитывал на это, – сказал Кэммисон. – У него довольно припасов и пресной воды, чтобы не заходить в порт до конца путешествия. В прошлом году я был с ним в круизе. Первые четыре дня Джо даже не приближался к берегу: ложился в дрейф по ночам, а днем шел под парусом. Разве только шторм заставит его причалить.

– Видно, придется известить судоходные службы. Впрочем, спешить пока некуда. Еще день-другой пивоварня обойдется без него. Стоит ли портить человеку отпуск…

Сделав это вопиюще неформальное заявление, сержант пожевал губами и рассеянно заглянул в кружку. Герберт прочел эти знаки правильно: кружка снова наполнилась.

– Паршивое дельце, – сказал Найджел. – От трупа, считай, ничего не осталось. Мотив есть у каждого, алиби, похоже, ни у кого, кроме Барнса и Парсонса, да и тех прикрывают только близкие люди, так что эти алиби ни черта не стоят. Загадка в высшей степени необычная. По учебникам ее не решить. Придется прибегнуть к помощи спиритизма и лозоходства. Тайлер уже выбрал кого-нибудь из подозреваемых или у старого лиса нет предрассудков?

– Я бы сказал, сэр, что сейчас он ставит на мистера Сорна. Юный джентльмен больше всех выиграл от смерти мистера Баннета. Инспектор попросил французскую полицию связаться с миссис Сорн, однако с той стороны ждать нечего. Мы выяснили, что леди никогда не бывала у нас и не могла знать про пивоварню того, что знал преступник.

– Слушайте, – сказал Найджел, – по-моему, мы что-то упустили. Какой-то звон стоит у меня в ушах, и он смутно связан с вечеринкой после заседания литературного общества. Вот только что это, черт возьми?

Найджел перебрал в уме все, что случилось в этой комнате две ночи назад. Миссис Баннет вознамерилась выпить хереса. Юстас сказал: «Ты уверена, что не хочешь воды, дорогая?» Четкий надтреснутый голос эхом раздался у сыщика в голове, но чего-то не хватало. Голос сопровождал еще один звук. Еще один звук…

– Ха! – воскликнул Найджел. – Ключи! Баннет звенел ключами. Где они? Почему убийца оставил в карманах все, кроме связки ключей?

– А, так мы их нашли, сэр! Я тем вечером опять обыскал сливную трубу – мистер Барнс как раз вспомнил, что покойный всегда носил с собой ключи, – и что вы думаете: там они и оказались. В первый раз легко было пропустить. Кстати, еще немного зубов нашлось.

– Конец! Мертвы все деточки мои! – трагическим голосом продекламировал Найджел. – У меня не осталось идей. Я сдаюсь.

Сержант Толуорти не без труда поднялся из кресла.

– Ну, джентльмены, мне пора возвращаться. Вы, доктор, будьте спокойны: еще чуть-чуть, и мы его поймаем. А если Физер снова откроет рот, я ему башку откручу.

– Высокое покровительство, – сказал Найджел, когда сержант ушел.

– Да, Толуорти – славный парень. Год назад я спас от пневмонии его сынишку, Неда. С тех пор старина мне так благодарен, что порой не знаешь, куда и деться.

– Приятно в виде разнообразия найти полицейского, который не подозревает каждого встречного просто из принципа. Один из двух лучей света в этой темной истории.

– И какой же второй?

– Кто бы ни убил Баннета, в глубине души он явно не злодей, а значит, можно не бояться второго убийства. Fons et origo mali[15], если можно так выразиться, устранен. Так что все должны быть довольны.

– Будем надеяться, ты прав, – спокойно заметил Кэммисон.

Глава 8

Воистину, привычка к притворству есть не признак великой мудрости, а только слабая и ленивая хитрость.

Фрэнсис Бэкон, «О развитии знания»

19 июля, 8.20–11.30


Воскресное утро. Мэйден-Эстбери еще не очнулся от спячки. В монастыре только что отзвонили к утрене. Проказливый колокол сыграл с запоздавшими прихожанами в кошки-мышки: нетерпеливо, ускоряясь с каждым ударом, отбил пять минут до начала службы, затем угрожающе замолчал, дождался, пока старушки, подобрав юбки черного атласа, бросятся взапуски, потом опять с оттяжкой ударил, показав им вслед железный язык, и повторил забаву сначала. Теперь и он безмолвствует – улицы снова дремлют, нежась под мягкими солнечными лучами. Даже клочки фольги и бумаги, разбросанные вчера шумной компанией на автомобилях, лежат безжизненно и самодовольно. Единственный звук, нарушающий этот отдохновенный покой, доносится из ванной в доме доктора Кэммисона, где Найджел потчует хромированные краны отборными номерами из своего певческого репертуара. Даже самый вежливый воспитанник Винчестерского колледжа с трудом подобрал бы слова, чтобы передать восхищение его вокализами. Друзья Найджела (согласно их естественным склонностям и силе воображения) сравнивали его голос с тявканьем морского льва, с тарахтеньем трактора, спозаранку ползущего по крутому склону, с хриплыми криками солдат, драящих родной аванпост, с карканьем воронов на диком каменном побережье. Все сходились в одном: звуки, которые Найджел издавал на распевке, отличались поразительной громкостью.

«Наппер Танди повстречался на пути мне как-то раз»[16], – проревел он, отбивая такт безропотной мочалкой. Далее полагалось задаться вопросом, как Ирландия-старушка, как дела ее сейчас, но вместо этого Найджел внезапно умолк.

«Наппер Танди повстречался на пути мне как-то раз, – сказал он себе. – А ведь стоило раньше об этом подумать. Неужели убийца как ни в чем не бывало встретил Баннета у входа на пивоварню? Что он ему сказал? «Эй, как тебя занесло сюда в такой час? Ну, раз уж пришел, зайди в кабинет на минутку – хочу перерезать тебе горло вот этим чудесным ножичком»? А если все было иначе, то откуда он знал, что Баннет предоставит ему удобную возможность себя убить? В конце концов, тот явился, чтобы поймать сторожа на воровстве. Баннет должен был держаться вблизи от Лока, и тот, куда бы он ни пошел, оказался бы его невольным телохранителем. Возможно, убийца устроил засаду где-то между воротами и… чем? Баннет мог пойти прямиком в хранилище, или на склад готовой продукции, или к каморке Лока. Откуда убийца знал, какую дорогу он выберет? Конечно, он мог затаиться во дворе и прикончить жертву, прежде чем та войдет внутрь. Но двор виден из домов напротив – всегда есть вероятность, что тебя заметят в самый неподходящий момент. К тому же, если он убил Баннета во дворе, зачем рисковать и тащить труп в здание к самым котлам? Почему не оставить его в луже крови снаружи? А это возвращает нас к исходной загадке: зачем Баннета вообще поместили в котел?