— Вы говорите, ему как будто не понравилось, что вы на него смотрите?

— Да, отчасти мне показалось именно так, — ответил мистер Читтервик, отчаянно пытаясь быть совершенно точным и справедливым. — Так могло бы показаться при взгляде на него. А я ведь смотрел очень пристально. Совершенно ненамеренно, конечно, однако я просто уставился на него. И он был совершенно прав в своем неудовольствии. Я бы то же самое чувствовал на его месте. Это было очень грубо с моей стороны. И, думается, инспектор, что не надо придавать слишком большое значение тому, как он смотрел.

— Очень хорошо, сэр, но я это возьму на заметку.

— А кроме того, — добавил мистер Читтервик в защиту рыжеволосого, — он перестал на меня так смотреть очень скоро. Он вообще перестал на меня глядеть.

— Решив, что задушил в вас всякое желание смотреть на него, — согласился Морсби, — да, совершенно так, сэр. Что дальше?

— А дальше, — сказал мистер Читтервик, ощущая некоторую неловкость, — не знаю, инспектор, замечали ли вы за собой то, что чувствовал тогда я. Если есть что-то, на что нельзя смотреть, я не могу совладать с желанием смотреть именно на сей предмет. И не отводя глаз!

В голосе мистера Читтервика прозвучали виноватые нотки, словно он просил извинить его глаза за эту неприятную привычку, и в то же время некая уверенность, что для подобной привычки есть смягчающие вину обстоятельства.

— Мне кажется, это свойственно большинству из нас, сэр, — заверил его Морсби. — И как бы то ни было, в данном случае это большая удача. Ведь как только вы подумали, что о вас позабыли, вы снова принялись за ним наблюдать?

— Ну да, — согласился мистер Читтервик виновато, — боюсь, что так.

— И что же вы потом увидели, сэр?

Мистер Читтервик рассказал, как, по его наблюдениям, между пожилой дамой и рыжеволосым мужчиной возникла сильная ссора, а затем перешел к эпизоду с нависшей над чашкой кофе рукой. Он рассказывал об этом не очень охотно. Он очень остро сознавал, что, возможно, вопреки пословице, в данном случае не гора родила мышь, а мышь — гору, и он эта самая "мышь", но он знал, что его долг — рассказать обо всем, даже о мельчайшей подозрительной подробности. А кроме того, делясь информацией, он в любом случае делился еще и ответственностью. И определить, что "мышь", а что "гора" теперь надлежит полиции.

Морсби дотошно расспросил его об этом эпизоде. Оба понимали, что от этой информации может зависеть человеческая жизнь, и обоим хотелось запечатлеть эпизод в своем сознании, пока свежо воспоминание о нем, как можно точнее, совершенно так, как все было, не более, но и не менее, прежде чем гусеница вдруг превратится в бабочку или же наоборот, в прах совершенно не относящихся к делу мелочей!

В конце концов оба пришли к выводу, что эпизод действительно имел место, потому что мистер Читтервик не мог бы все это просто вообразить: что рука рыжеволосого мужчины была в положении, не похожем на то, как если бы он просто положил в чашку кофе кусок сахара, но словно что-то было незримо зажато в ладони; что, несомненно, сначала рыжий человек отвлек внимание пожилой дамы от столика, заставив ее оглянуться и посмотреть в указанном направлении, и поэтому она не могла видеть, как рыжеволосый в этот момент проделал некую манипуляцию над ее чашкой. Выстроенная таким образом картина происшедшего была даже более зловещей, чем мистер Читтервик осмеливался думать прежде, и теперь он не мог не согласиться со сделанными выводами.

Он рассказал Морсби и о том, как его по ошибке вызвали к телефону, что положило конец его наблюдениям.

Старший инспектор, по-видимому, задумался. Он потирал большой квадратный подбородок рукой, по величине напоминавшей окорок, и дергал себя за густые усы.

— Гм! Полагаю, все это указывает на то, чего мы опасаемся, сэр. Вы понимаете смысл своих наблюдений?

— Даже слишком хорошо понимаю, — неохотно согласился мистер Читтервик и вздохнул.

— Вы оказываетесь в ситуации человека, на глазах которого совершилось убийство. Вы сами криминалист, сэр, и мне не надо вам объяснять, насколько такая ситуация необычна.

— Для случая с отравлением она, по моему мнению, почти уникальна.

— Да, именно так. Прямое свидетельство! Вот что мы и собираемся получить от вас, мистер Читтервик.

— Да, — подтвердил несчастный мистер Читтервик.

А у Морсби был такой вид, словно перспектива заложить такое свидетельство от мистера Читтервика доставляет ему истинное наслаждение.

— Господи боже, сэр, от скольких излишних хлопот вы нас избавите. Никакой этой ерунды с косвенными доказательствами по разным мелочам. Вы просто со свидетельского места расскажете, что видели, как это чертово убийство совершилось. И делу конец.

— Но мы же еще не знаем, убийство ли это, не так ли? — почувствовал необходимость указать на данное обстоятельство мистер Читтервик.

Но Морсби пренебрег этим замечанием. Очевидно, он счел его не достойным даже размышления.

— Вы будете свидетелем обвинения, не так ли? Да, сэр, вы им будете, так тому и быть.

— Неужели? — пролепетал мистер Читтервик.

— А пока надо бы пойти взглянуть на старушку.

Несомненно, размышлял мистер Читтервик, поспешая за уверенно и широко шагающим впереди старшим инспектором, словно утлый челн, плывущий за военным кораблем, несомненно ознакомление с трупами людей, которых видел живыми, может естественно породить к ним определенное дружественное отношение, но говоря по существу…

К удивлению мистера Читтервика, Зал для ленча по-прежнему был занят обычной деятельностью по утолению жажды лондонцев. Начал собираться контингент любителей чая, и помещение, как всегда, быстро заполнялось.

Никто из молодых женщин с накрашенными губами, немодно и скромно одетых матрон из Сербитона или блестящих бездельников не имел хотя бы малейшего представления о том, что за декоративными ширмами в центре Зала лежит тело недавно и ужасным образом скончавшейся женщины. И, не зная об этом, они вели себя весьма раскованно. Со всех сторон раздавались пронзительный смех и стук чашек о блюдца. Вновь прибывшие заказывали чай, а уходящие расплачивались за то, что поглотили. Для того чтобы нарушить обычный порядок вещей в Зале, как это было в случае с появлением администратора, потребовалось бы что-нибудь более из ряда вон выходящее, чем обыкновенный труп. Ведь в конце концов посещение Зала стоило денег.

Вряд ли хоть один взгляд проводил Морсби и мистера Читтервика, когда они скрылись в огороженном ширмами пространстве, предоставленном смерти.

По-видимому, окружной инспектор был сильно обеспокоен исчезновением мистера Читтервика. Он приветствовал его, после того как врач представил ему мистера Читтервика, с облегчением, к которому уже примешивалось отчаяние. Напустив на себя строго официальный вид, он пожелал узнать о причине его отсутствия, но Морсби ею перебил.

— Все в порядке, Паркер. Мистер Читтервик беседовал со мной.

Окружной инспектор, чье негодование так ослепило его, что он не сразу заметил присутствия спутника мистера Читтервика в изумлении круто обернулся.

— Мистер Морсби! Но я никак не ожидал увидеть вас здесь, сэр.

— Мистер Читтервик позвонил мне, — словоохотливо пояснил Морсби, — вот я и приехал, чтобы помочь ему найти выход из затруднительного положения, — и это конечно была правда, но далеко не вся. Старшие инспектора обычно посвящают окружных во все подробности дела не больше, чем шерлоки холмсы докторов ватсонов.

— О! — и окружной инспектор снова повернулся к мистеру Читтервику, однако теперь с уважением, — так вы, значит, знакомы с мистером Морсби, сэр?

— Ну да, — лучезарно улыбнулся мистер Читтервик, с облегчением отметив почтительные нотки в его голосе. — Так получилось, что знаком.

— Тогда все в порядке. А я, видите ли, подумал, что вы ударились в бега. Вы просто бы удивились, если бы знали, как часто свидетели такое устраивают, прежде чем мы выясним их имена и адрес. Словно думают, что быть как-то связанным с расследуемым делом, это постыдно.

— Нет, мистер Читтервик не относится к числу подобных джентльменов, резко оборвал его Морсби. — Ну, хорошо, Паркер, что вы думаете обо всем этом, а?

Паркер как будто удивился.

— Об этом? Да ведь все и так достаточно ясно, разве нет?

— Что достаточно ясно?

Паркер еще более удивился.

— Да ведь это самоубийство.

— Гм! — Морсби погладил подбородок и внимательно оглядел мертвое тело. Вы не дотрагивались до трупа, не меняли его положение?

— Нет, сэр. Я принял к сведению информацию врача и ждал этого джентльмена, чтобы снять с него показания, — добавил он, бросая последний укоризненный взгляд в сторону мистера Читтервика.

Морсби повернулся к врачу.

— А каково ваше суждение, сэр?

— Но это же ясно, как дважды два четыре. У нее в руке еще зажат пузырек. Самоубийство!

— Это уж наше дело решать, — возразил Морсби, но с таким добродушием, что его слова почти не прозвучали как упрек. — А ваш вывод касательно непосредственной причины смерти?

— Так же очевиден, — невозмутимо ответил врач. Он был еще очень молодым врачом и не привык смущаться. — Синильная кислота. Запах еще остался.

— Гм! — заметил Морсби с непроницаемым видом. — Мне нужен пузырек, добавил он негромко.

— Сейчас достану, — ответил врач, — мышцы еще не окоченели.

Но Морсби поспешно шагнул вперед.

— Спасибо, сэр, но лучше я это сделаю сам.

С минуту он внимательно рассматривал мертвую руку, однако не сделал попытки разжать пальцы.

— Думаю, что, наверное, сперва надо сфотографировать руку. Вы захватили с собой фотографа, Паркер?

Паркер кивнул.

— Он в офисе.

Все понимали без слов, что полицейский в форме не должен был находиться в многолюдных помещениях "Пиккадилли-Палас". Полицейские очень плохо влияют на доходность учреждения.