Послышался вдруг страшный грохот, и наступила тишина.

— Свет! Включите, ради Бога, свет! Я здесь ничего не вижу!

Шон как сумасшедший размахивал руками сразу же за порогом консерватории. Джин, спотыкаясь, шла вслед за ним по коридору. Ее не столько охватило горе, сколько ей просто не хватало дыхания.

Прежде чем она добралась, Шон отыскал выключатель и щелкнул им.

За красивыми, как в соборах, панелями, засверкали огни — рубины, изумруды, янтарь, сапфиры. У одной из панелей, совсем близко от нее, стоял, склонившись вперед, совершенно неподвижный Рид, будто, страдая близорукостью, он пристально вглядывался в витраж.

Какую-то долю секунды полицейский не мог понять, что же удерживает его там, потом увидел, что он без головы, во всяком случае, кажется таковым: его тело кончалось у шеи. Заостренные рваные зубцы разбитого толстого стекла как бы образовывали воротник и держали его склоненную голову как в тисках, перерезав ему яремную вену. Протаранив стекло, его голова оказалась по другую сторону витража, там, где горели лампочки. Можно было видеть темную тень — это по освещенному стеклу ползла темная тень, затеняя, приглушая великолепные яркие цвета, сбегала неровными струйками кровь его жизни.

Рид был мертв.

А панель, которую он — из столь многих других — выбрал, на которую безошибочно нацелился в своем безрассудном бегстве, когда в комнате вокруг него было темно хоть глаз выколи, оказалась с изображением льва, стоящего на задних лапах. Его грива, неистово горящие бешеные глаза и плоские кошачьи ноздри все еще виднелись в целости и сохранности над перерезанной шеей Рида. Создавалось впечатление, что зверь заглатывал его целиком. Что же касается клыков, так теперь у него вместо нарисованных оказались рваные зубцы из стекла, врезавшиеся в тело Рида со всех сторон отверстия, которое сам же он и проделал.

Бом! — в двенадцатый раз пробили часы, и этот час прошел.

Все стихло.

Глава 21

Конец ночи

Напряжение из комнаты уже ушло. Теперь она больше напоминала место, где благодаря сильному электрическому разряду воздух совершенно очистился. Ее по-прежнему пропитывал страх, но страха перед настоящим, перед действительностью в ней уже не было. В ней, будто цепляясь за стены, оставался лишь благоговейный страх, типичный для мест, отмеченных смертью.

Девушка ушла. Ушел и кто-то еще. Кто-то, о ком лучше и не думать. (Шон пытался не думать о нем, но у него ничего не получалось, и он предпринимал все новые и новые попытки.) Ушел навечно, ушел навсегда, туда, где нет боли, нет страха, нет основного врага — времени.

Часы по-прежнему так и стояли там. Золотая планета по-прежнему раскачивалась, кони с пустыми звонкими копытами знай себе скакали — цок-цок-цок-цок, — теперь уже за кем-то еще. За следующим. Стрелки стояли на четырех и на шести. Половина пятого утра.

В доме царила тишина. Дверь за людьми с носилками давно закрылась, и казалось, ее стук и был последним звуком. А еще казалось, что все случилось очень-очень давно.

Шон и Макманус находились в комнате одни. Макманус взял шляпу, посмотрел на нее, надел — все с неторопливостью человека, который уже сколько раз собирался уйти и вот наконец-то решился.

— Что же это было? — заговорил он. — Что я доложу по начальству? Сейчас возвращусь в город, а завтра или послезавтра мне придется представить отчет по делу. О да, в моем распоряжении будет доклад медэксперта. Он напишет: перерезана яремная вена — или что-нибудь подобное. Но я-то что скажу, что напишу я — вот что не дает мне покоя. Смерть в результате несчастного случая? Смерть человека, пребывающего не в своем уме? Убийство путем ментального внушения? Смерть по распоряжению… — Он повернул задумчивые глаза к окнам. Занавески уже широко раздвинули. На фоне неба беспокойно светили звезды.

— Вы спрашиваете у меня, лейтенант?

— Нет, — ответил Макманус. — Я спрашиваю… у себя. — Он направился к двери. — Да, донесение будет представлено. И слово, которое я там употреблю, не будет иметь особого значения. Ведь Рида не коснулась ни одна чужая рука. А мы, полицейские, и призваны следить за тем, чтобы ни один человек не поднимал руку на другого. — Он покачал головой. — Но есть столько вещей, которых я так никогда и не узнаю до конца. — И вдруг спросил: — А вы?

Том не ответил. Он погасил одну из ламп, и мерцающие звезды за окном загорелись ярче, придвинулись ближе, словно контролировались тем же выключателем.

Они вышли в вестибюль, Шон — за шефом.

— У нас есть все ответы, — продолжал Макманус. — Я хочу сказать, у меня, в кабинете на столе. Но эти заключения, по сути, ни на что не дают ответ. В нашем деле есть одно «почему», такое здоровенное, что не влезет ни в какие донесения. Создается такое впечатление, что как только вам кажется, вы нащупали ответ на него, он тут же от вас ускользает. Мужчина, которого застрелили на лестнице многоквартирного дома, где жил Томпкинс… Ну, мы установили его личность. Это Уолтер Майерс, маклер Рида. Он уже много лет занимался всеми его финансовыми делами, всеми его капиталовложениями. Получается, старая история, такая же старая, как первая маклерская контора, такая же старая, как первая партия акций, появившихся на бирже. Искушение, слишком крупные фонды, которыми приходится манипулировать, слишком большое попустительство со стороны богатого клиента. Рид не видел его по нескольку месяцев кряду, предоставлял ему полную свободу действий.

Он потянулся к дверной ручке, но ручку не повернул.

— Понадобится несколько лет, чтобы раскопать все его махинации, проверить счета. Несколько лет и целая бригада аудиторов. Во всяком случае, не забегая вперед, на данный момент могу сказать вам следующее. Та девушка, что сейчас наверху, останется бедной. Может, и не такой бедной, как вы или я, но все же бедной по сравнению с тем, какой была до сих пор.

— Ну и ладно, — с жаром пробормотал Шон, но так тихо, что его собеседник ничего не услышал.

— Майерс где-то сильно прогорел и пытался укрепить дно, удержаться на плаву, расходуя средства и ценные бумаги Рида. Только никакого дна под ним не оказалось, он увязал все глубже и глубже, как и случается в таких делах. В конечном счете когда-нибудь должно было последовать разоблачение, и он знал это не хуже любого другого. И деться ему было некуда.

Он указал большим пальцем на комнату, из которой они только что вышли, и Шон понял, что лейтенант имеет в виду.

— В пользу ему служило только то, что никто не ставил каких-то строго определенных сроков, он мог немного потянуть, в его распоряжении оставалось несколько месяцев. Однако же ему грозила альтернатива: либо крах и разоблачение, либо, не дожидаясь, когда они наступят, бегство. Возможно, удрать у него не хватило смелости. А может, судя по его делам, богатым он бы удрать не смог, пришлось бы пускаться в бегство бедным. И он затаился. Ждал и дрожал от страха.

А затем что-то произошло, и он, наверное, решил, что случай ему сам Бог послал.

Среди других его клиентов — их у него оказалось не так уж и много — мы нашли состоятельную старую леди. Вы знаете этот тип. Не такая богатая, как Рид, но гораздо прижимистей. У маклера, похоже, хватило ума не трогать ее. Однако же он обратил внимание, что ей необыкновенно везет с ее любительскими мелкими помещениями капитала, тогда как его самого все глубже засасывает в зыбучие пески. Не знаю уж, как она ему призналась, но он умел вызывать человека на откровенность и, наконец, докопался до сути. Он узнал, что она получает информацию от своей домашней прислуги. А служанка, в свою очередь, получала ее, специально для своей хозяйки, из какого-то неизвестного источника.

Женщина, о которой идет речь, уже умерла, а служанка покончила с собой. Но у нас достаточно доказательств, чтобы все реконструировать. Есть свидетельства о том, что некая Эйлин Магуайр в такое-то и такое-то время работала прислугой у такой-то и такой-то женщины, а также свидетельства, что эта же самая женщина была клиенткой Уолтера Майерса. Вполне логичная реконструкция, а?

Шон кивнул.

— Как бы там ни было, Майерс в конечном счете узнал, кто является источником информации, и, сгорая от любопытства, отправился туда посмотреть на все собственными глазами. С этого момента у нас большой пробел, который еще предстоит заполнить. Дальше следуют сплошные предположения. Ни одного из действующих лиц уже нет в живых, и они не могут рассказать нам, что именно произошло; приходится заполнять все самим, несмотря на скудость информации.

В своих сделках и махинациях Майерс нисколько не преуспел, так что вполне резонно предположить, что Томпкинс не помог ему, как помог женщине. Либо же к тому времени Майерс уже так увяз, что несколько советов относительно обстановки на рынке уже не могли спасти его. Если он хотел скрыть предыдущие растраты, ему непременно нужно было получить прямой контроль над остатком состояния Рида, чтобы уже больше не отчитываться перед ним. Можно употребить не по назначению собственные деньги, но попробуйте-ка злоупотребить чужими, как тут же угодите в тюрьму.

А вот что подвело бикфордов шнур к бомбе. У Томпкинса, образно говоря, вся комната обклеена невостребованными и непогашенными чеками, которые ему в разное время навязал Рид. Майерс случайно наткнулся на один из них, это и подсказало ему идею всей махинации. Сознательно Томпкинс сотрудничать упорно отказывался, ему ничего и ни от кого было не нужно, поэтому Майерс намеренно его подставил, чтобы иметь хоть что-то против него. Мы лишь можем гадать, каким именно образом, и, если наша догадка верна, все сработано довольно грубо. Но ведь Томпкинс — простой человек, деревенщина, а Майерс речистый, бойкий на язык, так что первый грех ему, похоже, сошел с рук. Мы нашли один из чеков Рида в офисе Майерса. Томпкинс, на которого первоначально был выписан чек, якобы сделал на нем передаточную надпись в пользу Майерса и подделал его с пятисот долларов до пяти тысяч. Причем таким неряшливым образом, что его не пропустил бы ни один кассир в мире, даже совершенно слепой. Но важно тут вот что: чек ни разу не предъявили к оплате ни в один банк. Майерс держал его, чтобы пугать им Томпкинса. Не думаю, что передаточную надпись сделал сам Томпкинс, как не думаю, что Томпкинс подделал его номинальную стоимость. Он ведь в любое время мог получить от Рида настоящий чек на пять тысяч, стоило ему только поманить того пальцем. Полагаю, оба трюка проделал Майерс, а потом пугал Томпкинса последствиями.