— Мистер Ринфилд, вашего племянника нет на судне, это точно. — Капитан посмотрел на часы. — Последний раз его видели тридцать восемь минут назад. Сейчас мы на том самом месте, где были в тот момент. Если бы он был жив — простите мне мою прямоту, сэр, — он был бы здесь.

— Мы не могли с ним разминуться?

— Это маловероятно. Спокойное море, безветренная ночь, поблизости никаких течений, о которых стоило бы говорить, и вообще в Средиземном море, как вы знаете, практически отсутствуют приливы и отливы. Ваш племянник должен был оказаться на курсе, которым мы шли.

Капитан поговорил со стоявшим рядом офицером, и тот спустился с мостика.

— А что теперь? — поинтересовался Ринфилд.

— Сделаем небольшой круг, потом опишем еще три или четыре концентрических круга, расширяя район поисков. Если это ничего не даст, вернемся на прежней скорости к месту разворота.

— И это все, что можно сделать?

— Боюсь, что да.

— Вы меня не слишком обнадежили, капитан.

— Я и сам не очень надеюсь на успех.


«Карпентарии» потребовалось сорок минут, чтобы завершить процедуру поиска и вернуться к месту разворота. Мария, стоявшая рядом с Бруно в тени спасательной шлюпки, вздрогнула, когда рокот машин усилился и «Карпентария» начала набирать скорость.

— Все кончено, да? — сказала она.

— Поисковые прожекторы выключены.

— Это я во всем виновата! Я! — Голос девушки дрожал.

— Не говорите глупостей. — Бруно обнял Марию. — Вы никак не могли предотвратить это.

— Могла! Конечно, могла! Я не воспринимала его всерьез. Я… ну, не то чтобы смеялась над ним, но и не слушала его. Мне следовало все рассказать вам еще два дня назад. — Теперь она уже плакала не стесняясь. — Вам или доктору Харперу. Генри был таким славным.

Услышав слово «был», Бруно понял, что Мария наконец-то приняла то, с чем он сам смирился уже час назад. Он осторожно сказал:

— Было бы очень хорошо, если бы вы поговорили с мистером Ринфилдом.

— Да, конечно. Только… мне сейчас никого не хочется видеть. Не могли бы мы… Я не люблю просить, но если бы он смог прийти сюда… если бы вы привели его сюда и…

— Ни за что на свете вы не останетесь здесь одна.

Несмотря на темноту, Бруно почувствовал ее взгляд.

Мария прошептала:

— Вы думаете, что кто-то…

— Не знаю, что и думать, потому что не знаю, как на самом деле умер Генри. Но я совершенно уверен: это не несчастный случай. Генри умер, потому что обнаружил, что кто-то проявляет к вам повышенный интерес, и, обнаружив это, не был достаточно осторожен. Я тут задал пару вопросов. По-видимому, Генри покинул столовую сразу после нас. Он вышел через другую дверь — явно хотел, чтобы его отсутствие не связывали с нами. Уверен, что Генри не преследовал нас, — возможно, он смутно догадывался, что нас с вами что-то связывает, но он был прямым и честным человеком и не стал бы совать нос в чужие дела. Думаю, Генри сам себя назначил вашим телохранителем. Он захотел проверить, не следит ли кто-нибудь за нами, — как человека с романтической жилкой, его притягивали подобные вещи. Могу только предположить, что он и в самом деле обнаружил слежку и увидел того, кто следил, при компрометирующих обстоятельствах. Я имею в виду, в обстоятельствах, компрометирующих негодяя или негодяев — злодей мог быть не один. Далеко ли уплывешь, если тебя предварительно хорошенько стукнули по голове?

Бруно достал платок и осторожно вытер залитое слезами лицо Марии.

— Пойдемте со мной.

Проходя по шлюпочной палубе, молодые люди встретили Робака. Бруно жестом велел приятелю следовать за ними. Робак повернулся и пошел следом за парочкой, отстав от них шагов на десять.

В конце концов они нашли Ринфилда в радиорубке, за подготовкой сообщения родителям Генри. Первое потрясение прошло, и директор цирка был сдержан и спокоен. Теперь скорее он утешал Марию, чем она его. Через несколько минут молодые люди покинули рубку. Робак ждал их за дверью.

— Где Кан Дан? — спросил Бруно.

— В баре. Можно подумать, что его ждет семилетнее воздержание от пива.

— Ты не мог бы проводить эту юную леди в ее каюту?

— Зачем меня провожать? — удивилась Мария. — Разве я не в состоянии…

Робак крепко взял ее за руку:

— Бунтовщики ходят по доске, девушка[Имеется в виду пиратский обычай: пленников заставляли с завязанными глазами идти по доске, положенной на борт судна, пока они не падали в море. — Примеч. ред.].

— И заприте дверь. Сколько вам потребуется времени, чтобы лечь в постель? — спросил Марию Бруно.

— Десять минут.

— Я буду у вас через четверть часа.


Заслышав голос Бруно, Мария отперла дверь. Молодой человек вошел в сопровождении Кана Дана, державшего под мышкой пару теплых одеял. Кан Дан добродушно улыбнулся девушке, втиснул массивное тело в кресло и старательно укрыл колени одеялами.

— У моего друга в каюте стало очень душно. Он хочет отдохнуть здесь, — сказал Бруно.

Глаза Марии выразили сначала протест, затем недоумение, она беспомощно покачала головой, улыбнулась и ничего не сказала. Бруно пожелал ей спокойной ночи и ушел.

Кан Дан уменьшил интенсивность света в прикроватной лампе и повернул ее так, чтобы свет не падал в лицо Марии, а сам он оставался в тени. Он взял руку девушки в свои громадные ручищи:

— Спите спокойно, малышка! Пусть мне будет трудно, но Кан Дан здесь.

— Вы же не сможете уснуть в этом ужасном кресле!

— А я и не собираюсь спать. Завтра высплюсь.

— И вы не заперли дверь.

— Ну да, — весело согласился он. — Точно, не запер.

Через несколько минут девушка уже спала, и никто не посетил в эту ночь ее каюту — сохранив тем самым свое доброе здоровье.

Глава 6

Прибытие, разгрузка и погрузка в Генуе прошли гладко и заняли на удивление мало времени. Ринфилд спокойно и толково всем руководил, лично присматривая за ходом работ. Глядя на него, трудно было поверить, что минувшим вечером погиб его любимый племянник, заменявший ему сына. Ринфилд был шоуменом до мозга костей, и дело было для него прежде всего. Казалось, одного присутствия директора достаточно для того, чтобы все шло как следует.

С помощью небольшого маневрового тепловоза состав был сформирован и отведен на расположенную в полутора километрах от порта сортировочную станцию, где уже ждали дополнительные пустые вагоны, корм для животных и все сотрудники цирка. К вечеру были завершены последние приготовления, маневровый тепловоз был отцеплен и его место занял большой итальянский грузовой локомотив, которому предстояло провести поезд по горным районам Европы. В сгущающихся сумерках состав двинулся к Милану.


Турне по Европе, включавшее посещение десяти стран, из них семь — в Восточной Европе, обернулось оглушительным успехом. Оно напоминало триумфальное шествие, и поскольку слава далеко опережала артистов, энтузиазм и ажиотаж к моменту появления цирка становились прямо-таки ошеломляющими, так что на каждое место в зале претендовало полдюжины зрителей, — а ведь цирку предоставлялись огромные помещения, и некоторые из них были гораздо больше тех, в которых ему доводилось давать представления в Соединенных Штатах. В больших городах передвижение цирка сопровождали огромные толпы поклонников, причем народу порой собиралось больше, чем при появлении знаменитых певцов или известных футбольных команд.

Теско Ринфилд твердым усилием воли оставил прошлое позади. Здесь, в цирке, он был в своей стихии и полностью отдался решению многочисленных проблем, с которыми всегда связано перемещение больших грузов. Он знал Европу — особенно Восточную, где он нашел своих самых лучших артистов, — не хуже своих сотрудников-европейцев и уж конечно несравнимо лучше, чем его рабочие и артисты, родившиеся в Америке. Директор также знал, что публика в Европе более искушенная, более восприимчивая к тонкостям циркового искусства, чем зрители Соединенных Штатов и Канады, и когда европейские газеты с возрастающим восхищением называли его любимое детище, его гордость и радость лучшим цирком всех времен и народов, это проливало бальзам на его душу циркового деятеля. Самого же Ринфилда называли великим организатором шоубизнеса. Практическая сторона дела тоже не могла не радовать: везде у них был аншлаг, и в бухгалтерские книги было приятно заглянуть, ведь настоящий организатор шоубизнеса не может не быть настоящим бизнесменом. Предварительные подсчеты привели директора к выводу, что даже без поддержки правительства Соединенных Штатов он не останется без изрядной прибыли. Впрочем, Ринфилд не сомневался в том, что правительство окажет ему обещанную финансовую помощь.

Трудно передать, как были счастливы те из его артистов, — более половины всего коллектива, — кто был родом из Восточной Европы. Для них, а особенно для венгров, румын и болгар, чьи цирковые школы были лучшими в Европе, если не в мире, это была долгожданная встреча с родиной. Выступая перед своими соотечественниками, эти артисты превзошли самих себя, достигнув невиданных ранее высот профессионального мастерства. В лучших цирках моральное состояние сотрудников всегда на высшем уровне, но даже Ринфилд никогда не видел своих людей такими довольными и счастливыми.

Они проехали через Северную Италию, Югославию, Болгарию, Румынию и Венгрию, а затем снова оказались по другую сторону «железного занавеса» — в Австрии. В первый же день пребывания цирка в Вене, после вечернего представления, которое закончилось уже привычными бурными овациями, к Бруно подошел Харпер, который почти не общался с ним во время турне, и сказал:

— Когда освободитесь, зайдите в мое купе.

Как только Бруно зашел к нему, Харпер без долгих предисловий перешел к делу: