Цирковой поезд отправлялся в десять вечера, а в девять часов доктор Харпер все еще совещался с адмиралом, изучая два очень сложных чертежа.

В одной руке адмирал держал курительную трубку, в другой — рюмку с бренди. Он выглядел расслабленным, спокойным и беззаботным. Его спокойствие и расслабленность были вполне естественны, но вряд ли единственный вдохновитель предстоящей операции, человек, продумавший и спланировавший все до последних мелочей, действительно мог быть беззаботным.

— Итак, — сказал он, — теперь вы все знаете? Расположение охраны, вход и выход, планы помещений, маршрут отхода к Балтике?

— Я знаю все необходимое. Остается надеяться, что этот чертов корабль придет в назначенное время. — Харпер сложил чертежи и засунул их глубоко во внутренний карман.

— Вы должны проникнуть туда в ночь на среду. Корабль будет курсировать у берега в течение недели — с пятницы до пятницы. У вас в запасе целых семь дней.

— Вы не думаете, что восточные немцы, поляки или русские что-нибудь заподозрят?

— Разумеется, заподозрят. А вы бы на их. месте не заподозрили?

— Они будут протестовать?

— А что они могут сделать? Балтийское море — не частный пруд. Разумеется, они свяжут присутствие корабля — или кораблей — с гастролями цирка в Крау. Это неизбежно, и тут мы ничего не сможем поделать. Цирк, цирк, — вздохнул адмирал. — Вы уж постарайтесь выполнить задание, Харпер, иначе мне до конца своих дней придется жить на пособие по безработице.

Харпер улыбнулся:

— Этого не должно случиться, сэр. Но вы лучше, чем кто-либо другой, знаете, что главная ответственность за выполнение задания лежит не на мне.

— Понимаю. Вы уже составили мнение о нашем новом помощнике?

— Пока я знаю о нем только то, что знают все. Он умен, силен, вынослив и, похоже, родился вовсе без нервов. Бруно очень замкнутый человек. Мария Хопкинс говорит, что с ним невозможно сблизиться.

— Что? — Адмирал удивленно вскинул кустистые брови. — Так говорит наша прелестная крошка? Мне кажется, если бы она хорошенько постаралась…

— Я совсем не это имел в виду, сэр.

— Спокойно, Харпер, спокойно. Я не пытаюсь шутить. Бывают времена, которые посланы для испытания людских душ. Да, знаю, у нас нет выбора, но все равно нелегко доверить дело, по сути, незнакомцу. Не говоря уже о том, что, если Бруно ошибется… что ж, тогда его гибель будет на моей совести. Не отягощайте ее еще больше.

— О чем вы, сэр?

— Берегите спину, вот я о чем! И о бумагах, которые вы сейчас спрятали — надеюсь, как следует — в свой внутренний карман. Вы ведь понимаете, что случится, если их у вас найдут?

— Понимаю, — вздохнул Харпер. — Мне перережут горло и сбросят с грузом на ногах в канал или в речку. Вы, конечно, без труда найдете мне замену.

— Не сомневаюсь. Но если так пойдет и дальше, то скоро у меня никого не останется. Я бы предпочел, чтобы до этого не дошло. Вы хорошо запомнили время связи и код?

— Вы не слишком-то верите в своих подчиненных, сэр, — мрачно заметил Харпер.

— Последнее время дела складываются так, что я теряю веру даже в самого себя.

Харпер дотронулся до дна своего медицинского саквояжа.

— Эта портативная рация…. Вы уверены, что поймаете мое сообщение?

— Мы воспользуемся оборудованием НАСА. С его помощью мы бы поймали вас даже с Луны.

— Порой мне кажется, что лучше бы я отправился туда.


Спустя шесть часов после начала движения поезд въехал на сортировочную станцию. Шел сильный дождь, и, невзирая на редкие прожектора, царила кромешная тьма. После бесконечного периода рывков, лязганья, движений взад-вперед, резких торможений и скрежета колес — комбинации всего того, что наиболее эффективно способствует пробуждению пассажиров, — нужные вагоны были отцеплены, чтобы вскоре проследовать на зимние квартиры во Флориду. Основной состав продолжил путь в Нью-Йорк.

В дальнейшем не происходило ничего неожиданного. Бруно, который обычно готовил для себя сам, вообще не покидал своей квартиры. Дважды его навещали братья, один раз — мистер Ринфилд и один раз — доктор Харпер. Больше к нему никто не заходил: все знали, что Бруно любит одиночество.

И только когда поезд прибыл в Нью-Йорк и встал на причал рядом с грузопассажирским судном, которое должно было доставить их в Геную, выбранную не столько из-за своего удобного географического положения, сколько потому, что это был один из немногих на Средиземном море портов, имевших оборудование для выгрузки пассажирских вагонов и платформ, — только тогда Бруно вышел из вагона. Все еще продолжал идти дождь. Почти сразу же Бруно столкнулся с Марией. Одетая в темно-синие брюки и просторную желтую непромокаемую куртку, девушка выглядела очень несчастной. Она бросила на артиста самый сердитый взгляд, на который только была способна, и тут же со свойственной ей прямотой перешла к главному:

— Вы не слишком общительны, верно?

— Прошу меня извинить. Но вы ведь знали, где я.

— Мне нечего было вам сообщить, — сказала Мария и довольно непоследовательно добавила: — Вы тоже знали, где я.

— Я нахожу телефонные будки слишком тесными.

— Вы могли бы пригласить меня к себе. Я не забыла о том, что мы должны поддерживать особые отношения, но не в моих привычках открыто преследовать мужчин.

— И не нужно. — Бруно улыбнулся, чтобы его следующие слова не показались обидными: — Или вы предпочитаете делать это скрытно?

— Боже, как остроумно! И вам не стыдно!

— С чего бы это?

— Из-за того, что вы бессовестно пренебрегли мной.

— Мне ужасно стыдно!

— Тогда пригласите меня поужинать сегодня вечером.

— Это телепатия, Мария. Вы просто читаете мои мысли.

Мария недоверчиво посмотрела на Бруно и отправилась переодеваться.


По пути в симпатичный итальянский ресторанчик, который выбрала Мария, молодые люди трижды меняли такси. Когда они уселись за столик, Бруно поинтересовался:

— Неужели это было так уж необходимо? Я имею в виду такси.

— Не знаю. Я просто выполняю приказ.

— Зачем мы сюда приехали? Вы очень соскучились по мне?

— У меня есть для вас инструкции.

— Как, мы приехали сюда не ради моих прекрасных глаз?

Мария улыбнулась и покачала головой. Бруно вздохнул:

— Вы меня не убедили. Что за инструкции?

— Боюсь, вы решите, что я могла бы прошептать их вам на ушко в темном уголке причала.

— Приятная перспектива, но только не сегодня вечером.

— Почему?

— Идет дождь.

— А как же романтика?

— Мне ее и здесь хватает. Очень милый ресторан. — Бруно внимательно взглянул на девушку, на ее голубое бархатное платье и меховую накидку, слишком роскошную для секретарши, на капли дождя в ее блестящих темных волосах. — К тому же в темноте я не смог бы вас разглядеть, а здесь могу. Вы действительно очень красивы. Что за инструкции?

— Что? — Девушка на мгновение растерялась, сбитая с толку внезапным поворотом разговора, потом сжала губы в притворной ярости. — Мы отплываем завтра в одиннадцать утра. В шесть вечера, пожалуйста, будьте у себя в каюте. К вам зайдет эконом, чтобы обсудить с вами вопросы, связанные с размещением, или что-нибудь в этом роде. Этот человек действительно эконом, но не только. На самом деле он должен убедиться, что в вашей каюте нет подслушивающих устройств.

Бруно ничего не ответил.

— Вы забыли сказать что-нибудь насчет мелодрамы.

— Потому что это бесполезно, — устало заметил Бруно. — Ну зачем кому-то понадобится устанавливать жучки в моей каюте? Меня ведь никто не подозревает. Но меня обязательно станут подозревать, если вы и Харпер будете продолжать эти идиотские игры в рыцарей плаща и кинжала. Почему в кабинете Ринфилда оказались жучки? Зачем послали двух парней искать жучки в моей квартире в поезде? И к чему новая проверка? Не многовато ли народу беспокоится о том, чтобы меня не подслушали? И так уже бог знает сколько людей считают, что я не тот, за кого себя выдаю. Вокруг меня слишком много суеты. Мне это очень не нравится.

— Не стоит так огорчаться.

— Разве? Это вам так кажется. И пожалуйста, не утешайте меня.

— Послушайте, Бруно, я всего лишь связная. Действительно, нет никаких оснований подозревать вас. Но нам придется противостоять чрезвычайно опытной и подозрительной тайной полиции, которая не оставит без внимания ни малейшей вероятности. В конце концов, интересующие нас документы находятся в Крау. Мы направляемся в Крау. Вы родились в Крау. И они знают, что у вас есть очень серьезный мотив — месть. Они убили вашу жену…

— Замолчите!

Мария сжалась, испуганная холодной яростью, прозвучавшей в голосе Бруно.

— Шесть с половиной лет никто не осмеливался говорить со мною о ней. Еше раз потревожите память моей умершей жены — и я все брошу и развалю операцию. Объясняйте потом своему драгоценному шефу, что ваша неловкость и бестактность, ваше неуважение к чувствам других людей, ваша невероятная бесчувственность погубили дело. Вы меня поняли?

— Поняла.

Мария была очень бледна, она в ужасе пыталась понять, насколько велик ее промах. Девушка осторожно облизала губы.

— Простите меня, пожалуйста, простите. Я совершила ошибку, — произнесла она, все еще не понимая, в чем именно ошиблась. — Обещаю вам, что это не повторится.

Бруно ничего не ответил.

— Доктор Харпер просит вас в шесть тридцать вечера быть где-нибудь неподалеку от вашей каюты. Вы должны сидеть на полу — ой, то есть на палубе — возле трапа и делать вид, что упали и повредили лодыжку. Вас найдут и помогут добраться до каюты. Доктор Харпер немедленно придет осмотреть вашу ногу. Он хочет лично посвятить вас в детали предстоящей операции.