— Можно. Я могу сказать, почему я отправил Анжело. Кристально честная душа, но не хочется отягощать его девственные мозги сложными вещами.

* * *

Бруно и Мария в первый раз прогуливались по слабо освещенной улице и оживленно болтали. Бруно держал девушку под руку. Ярдах в тридцати от них с непринужденностью опытного филера следовал Алекс. Когда парочка свернула к двери с непонятной вывеской, он замедлил шаги.

В кафе царил полумрак и было дымно от чадящего камина — на улице было прохладно, что-то возле нуля — но при наличии противогаза там было бы уютно комфортабельно. Зал был полупустым. Около стенки кафе сидели Макуэло, Кан Дах. Первый — с кофе, а второй — с пивом. Макуэло оправдывал свою легендарную потребность в пиве.

Бруно приветствовал их и извинился за то, что не может к ним присоединиться. Дах улыбнулся, простил их, и Бруно с Марией направились к угловому столику. Через несколько секунд ввалился Росбак, отметил их присутствие приветственным жестом и присоединился к своим приятелям. Все трое начали отрывисто переговариваться, затем начали рыться в своих карманах. С того места, где сидел Бруно, было видно, как они исходят желчью и переходят к взаимным обвинениям с использованием крутых выражений. Наконец, Росбак нахмурился, сделал успокаивающий жест и направился к столику Бруно.

— Росбак просит милостыню. Мы понадеялись друг на друга в финансовом вопросе. Никто не взял с собой денег и Кан Дах собирается за несколько долларов идти на кухню мыть посуду, — печально завершил он свою речь.

Бруно рассмеялся, вытащил бумажник и протянул несколько банкнот Росбаку. Тот откланялся и отошел. Бруно и Мария заказали омлет.

Алекс, дрожа от холода на тротуаре, дождался пока принесут заказ, пересек улицу и зашел в телефонную будку. Опустив монету, он набрал номер и буркнул:

— Алекс.

— Да?

— Я проследил мужчину с девушкой до «Черного Свана». Они только что приступили к трапезе, значит еще некоторое время они тут пробудут. Сразу после того, как они вошли в кафе, они поболтали с двумя уже находившимися там мужчинами.

— Вы уверены, что следили за нужными нам людьми?

— У меня имеется их фото, полковник. После того, как они сели за свой столик, вошел третий мужчина. Он посидел с первыми двумя, а затем подошел к Бруно. Похоже, попросил денег, так как я видел, что банкноты поменяли хозяев.

— Эту тройку вы знаете?

— Нет, но одного из них я узнаю и через двадцать лет. Настоящий гигант, самый крупный из всех, кого я видел. Даже больше, чем Анжело.

— У меня нет и тени сомнений, кто это. Возвращайтесь обратно, не мешкая. Встаньте так, чтобы никто из кафе вас не заметил. Я пошлю Владимира и Йозефа сменить вас через некоторое время. Инструкции они получат, вы им только укажете людей. Машина прибудет через несколько минут.

— Что-нибудь не так, Бруно? — промолвила Мария.

— Что не так?

— Ты выглядишь обеспокоенным.

— Я и обеспокоен. День Х неумолимо приближается, осталось около недели. Как тут не беспокоиться, если предстоит попасть в этот проклятый Лабиан.

— Я не об этом. Ты стал отдаляться от меня, стал холодным, далеким.

Может, я что-то не то сказала или сделала?

— Не будь глупышкой.

Она положила ладонь на его щеку.

— Ну, пожалуйста...

— Это что, показная любовь или что-то другое?

— Зачем ты меня обижаешь?

— Я не хотел этого, — в его голосе не было убежденности. — Ты когда-нибудь была актрисой?

Она отняла свою руку. На ее лице отразилось расстройство и боль.

— Я не могу представить, что я не так сделала или не так сказала — ты просто хочешь меня обидеть. Тебе вдруг так захотелось. Тогда почему ты меня не ударишь? Прямо здесь, на людях? Так ты заденешь и меня и мою гордость. Я не понимаю тебя, просто не понимаю! — Мария откинулась в кресле.

Теперь уже Бруно взял ее руку. Было ли это показной любовью или лишь желанием успокоить девушку — трудно сказать.

— Думаю, что сумел.

— Что сумел?

— Найти способ, — он взглянул на нее, слегка сморщив лоб. — Ты давно работаешь в ЦРУ.

— Около четырех лет.

— Кто привлек тебя к такой работе?

— Доктор Харпер, а что?

— Я полагал, что тот, кого зовут Чарльз.

— Он заметил меня, а Харпер сделал предложение. Он был совершенно уверен, что я единственная, кто подходит для такой трудной задачи.

— Держу пари — он был прав.

— Что это значит?

— Просто поздравления доктору Харперу и его безупречному вкусу. Кто такой Чарльз?

— Просто Чарльз.

— Он не Чарльз. У него есть другое имя.

— Почему ты не спросил у него об этом?

— Мне бы он не сказал. Я думаю, что скажешь ты.

— Ты ведь понимаешь, что мы не имеем права разглашать некоторые сведения.

— Это мне нравится! Я собираюсь для ЦРУ рискнуть жизнью, а они не могут доверить мне даже простейшей информации. Я думал, что к этому времени мы могли бы начать доверять друг другу. Похоже, что я ошибаюсь. Вы вполне допускаете, что я погибну, но не желаете сообщить даже такой мелочи. Доверие и преданность великая штука, не так ли? Их надо использовать, такое теперь не часто встречается.

— Его зовут адмирал Джордж К. Джемисон.

Бруно долго смотрел на нее, затем его лицо расплылось в широкой улыбке. Она отняла свою руку и яростно взглянула на него. Кон Дах за своим столиком подтолкнул Росбака и Макуэло, и вся тройка с интересом наблюдала за этой сценкой.

— Ты ужасный человек! Ты лживый, хитрый притворщик — вот как я могу тебя называть! И ты еще осмеливаешься спрашивать, была ли я артисткой. Я ею никогда не была, но если бы и была, то мне все равно не сравниться с тобой в притворстве. Зачем тебе все это? Я не заслужила такого.

— Через минуту она взбесится, — заявил Росбак.

— Как мало ты знаешь людей, — возразил Кан Дах. — Через тридцать секунд она сделает ему предложение.

— Прошу прощения, но я должен был это сделать, — улыбнулся Бруно.

— Проверял, доверяю ли я тебе?

— Для меня это ужасно важно. Пожалуйста, прости меня, дорогая, — он взял ее руку, переставшую сопротивляться, и с нежностью посмотрел на Марию.

— Но мне кажется, что нам кое-чего не хватает, — продолжил Бруно.

— То есть?

— Ты знаешь, что мы должны лишь казаться влюбленными?

— Да, — она помолчала и спросила:

— Или ты считаешь, что с этим необходимо покончить? — голос девушки прозвучал с явной печалью.

— Я это твердо знаю. Ты любишь меня, Мария?

— Да, — шепотом, но сразу же ответила она и улыбнулась, глядя на свою руку. — На ней кое-чего не хватает, не так ли?

Кан Дах самодовольно откинулся в кресле.

— Ну, что я вам говорил? Кто-то должен мне выпивку.

— Уверена? — спросил Бруно.

— Только самый проницательный мужчина способен задавать столь глупые вопросы. Разве ты не видишь?

— Думаю, что вижу. Надеюсь, что вижу.

— Я влюблена уже много недель, — она перестала улыбаться. — С самого начала я следила за твоими безумствами на трапеции, затем уходила из зала и переживала. Теперь я не могу находиться в зале, а просто переживаю. Она замолкла и глаза ее увлажнились. — Но я могу еще слушать музыку, твою музыку, и во мне все сразу обрывается.

— Ты пойдешь за меня замуж?

— Конечно, болван! — Мария уже почти кричала.

— Нет нужды в таких вульгарных выражениях. Должен заметить, что Кан Дах, Росбак и Макуэло с крайним интересом наблюдают за этой сценой. У меня такое чувство, что они заключили пари по этому поводу. И у меня такое чувство, что я буду страдать, когда они оставят меня одного.

— Я не могу их видеть, — Бруно протянул ей платок и она вытерла глаза. — Да, вид у них такой, как ты сказал. — Машинально сжав платок в руке, она повернулась к Бруно. — Я люблю тебя и хочу выйти за тебя замуж, если это не старомодно, я готова выйти хоть завтра, но я не могу любить и выйти замуж за величайшего в мире гимнаста и канатоходца. Я точно знаю, что не смогу. Думаю, что и ты это знаешь. Ты хочешь, чтобы я всю жизнь сходила с ума?

— В этом не было бы ничего хорошего для нас обоих. Но я думаю, что обычно шантаж начинается после свадьбы.

— Ты живешь в странном мире, Бруно, если думаешь, что честность и шантаж одно и то же.

Бруно, казалось, задумался.

— Ну, в конце концов, ты всегда можешь выйти замуж за величайшего в мире экс-гимнаста и экс-канатоходца.

— Экс!?

— Нет проблем! — Бруно сделал правой рукой сокрушающий жест. — Я сожгу свою трапецию.

Она удивленно уставилась на него.

— Как, как это? Ведь это твоя жизнь, Бруно.

— У меня есть другие интересы.

— Какие?

— Когда тебя будут звать миссис Вилдермен, я скажу.

Брак ей был явно ближе к сердцу, чем будущие увлечения мужа.

— Можно послезавтра.

Она снова уставилась на него.

— Ты имеешь в виду здесь? В этой стране?

— Боже упаси, нет. В Штатах. Официальное разрешение. Мы можем вылететь завтра же первым рейсом. Никто нас не остановит, и у меня достаточно денег.

Ей понадобилось время, чтобы переварить все это.

— Ты сам не знаешь, что говоришь, — произнесла она.

Бруно согласно кивнул.

— Обычно ты права, сейчас — нет. Я знаю, что я говорю, потому что — и это не преувеличение — я знаю, что мы в смертельной опасности. Я знаю, что они вышли на меня. Я почти абсолютно уверен, что они вышли и на тебя.

Сегодня вечером за нами следили, а я не хочу...

— Следили? Откуда ты знаешь?

— Знаю. Об этом потом. А сейчас я не хочу, чтобы ты погибла. Какое-то время он задумчиво потирал свою щеку. — Более того, я очень не хочу погибнуть сам.

— Ты оставишь своих братьев? Ты оставишь мистера Ринфилда и цирк? Ты отказываешься от святого дела?

— Я брошу все на свете ради тебя.

— Ты напуган, Бруно?

— Вполне вероятно. Пойдем прямо сейчас в американское посольство и все там уладим. Правда, уже поздновато, но не оставят же они в беде своих соотечественников.