— Это я знаю. У вас уже сложилось мнение о последнем новобранце?

— Ничего большего, что бросается в глаза всем, сэр. Он интеллигентный, жестокий, сильный и, кажется, рожден без нервов. Весьма замкнутая личность. Мария утверждает, что его невозможно раскрыть.

— Что? — Адмирал нахмурил брови. — Этот восхитительный ребенок?

Уверен, что если бы она постаралась...

— Я совсем не это имел в виду, сэр...

— Мир, Харпер, мир. Я не собираюсь шутить. В определенные моменты можно попытаться раскрыть душу мужчины. Хотя у нас и нет выбора, но полагаться на незнание при окончательном анализе будет очень затруднительно. Кроме того, он может провалиться. Такая возможность существует, и это будет на моей совести до конца моих дней. Не добавляйте к этой ноше себя.

— Сэр?

— Будьте осторожны, я это имел в виду. Эти бумаги, что вы только что спрятали — надежно, я полагаю. Надеюсь, вы представляете, что будет, если вас схватят с ними?

— Представляю. Я окажусь с перерезанной глоткой и привязанный к надежному грузу в каком-нибудь канале или реке, и только так. Несомненно, вы всегда найдете замену, — заметил Харпер.

— Несомненно! Но дело в том, что в этом случае замену вам придется подыскивать уже не мне, поэтому об этом я не беспокоюсь. Вы достаточно уверены, что у вас хватит времени передать и вызубрить код?

— У вас, сэр, не достает веры в своих подчиненных, — усмехнулся Харпер.

— Последние события заставляют меня усомниться в самом себе, а не то что в других.

Харпер коснулся дна своего саквояжа.

— Этот передатчик размером с почтовую марку. Вы уверены, что услышите меня?

— Мы пользуемся надежным оборудованием. Мы все услышим даже с Луны.

— Когда-нибудь мне захочется побывать и там.

Через шесть часов цирковой поезд выехал с запасных путей, где, несмотря на освещение, было темно, так как лил проливной дождь. После бесконечного маневрирования, лязганья и скрипа колес, часть вагонов и платформ были отцеплены, чтобы затем отправиться на зиму во Флориду.

Основная же часть поезда продолжила свой путь в Нью-Йорк.

В дороге ничего необычного не случилось. Бруно, который неизменно готовил для себя сам, не покидал своего жилища. Дважды его навестили братья, и один раз Харпер, и больше никого.

И до самого прибытия в Нью-Йоркский порт, где стояло грузопассажирское судно, которое должно было доставить их в Геную, выбранную потому, что она была одним из немногих средиземноморских портов, оснащенных оборудованием для выгрузки вагонов и платформ, Бруно не покидал свой салон.

С одной из первых он встретился с Марией. На ней были брюки, штормовка и выглядела она крайне несчастной.

— Мы не очень-то общались, не правда ли?

— Сожалею, но вы знали, где я.

— Мне нечего было вам сказать, — заметила она и добавила:

— А вы знали, где я.

— Телефонные будки были заперты.

— Могли бы меня пригласить. Так как предполагается, что между нами должны возникнуть особые отношения, а я не намерена в открытую охотиться за мужчинами.

— Понимаю, — он улыбнулся, чтобы смягчить последующие слова:

— Вы предпочитаете проделывать это тайком?

— Очень смешно. Очень умно. Вам не стыдно?

— За что?

— За постыдную невнимательность.

— Очень.

— Тогда пригласите меня вечером пообедать.

— Телепатия, Мария, настоящая телепатия.

Она недоверчива взглянула на него и отошла.

По дороге в выбранный Марией маленький итальянский ресторанчик они трижды меняли такси. Когда они уже расположились за столиком, он поинтересовался:

— Разве все это было необходимо? Такси, я имею в виду?

— Не знаю, но таков приказ.

— Почему мы здесь? Вы так по мне соскучились?

— У меня есть для вас инструкция.

— Не ради моих красивых глаз? — она улыбнулась и покачала головой. Он тяжело и печально вздохнул. — Так какие инструкции?

— Я подумала, что вы собираетесь сказать, что я легко могла бы прошептать их где-нибудь в темном углу на пристани.

— Предположение не лишено привлекательности, но не сегодняшней ночью.

— Почему?

— Дождь.

— Что это может значить для романтика?

— А мне нравится здесь. Очень приятный ресторанчик, — он внимательно посмотрел на нее, на ее голубое вельветовое платье, на меховое манто, слишком дорогое для секретарши, на капельки дождя на ее блестящих черных волосах. — Кроме того, я не мог бы любоваться на вас в темноте, а здесь могу. Вы действительно очень красивы. Там какие инструкции?

— Что? — она моментально вспыхнула от этого неожиданного перехода, а затем сжала губы в наигранном гневе. — Завтра в одиннадцать утра мы отчаливаем. Будьте в своей каюте в шесть часов, пожалуйста. В это время к вам зайдет стюард, чтобы обсудить с вами вопросы, связанные с устройством.

Он действительно настоящий стюард, но и еще кое-кто. Он проверит, нет ли в вашей каюте жучков. — Бруно промолчал. — Я вижу, что теперь вы уже не вспоминаете о мелодраме.

Бруно устало заметил:

— Об этом говорить бесполезно. Кому на свете придет в голову подсовывать жучки в мою каюту? Я вне подозрений. Но буду, если Харпер и вы станете продолжать вокруг меня эту идиотскую тайную возню. Зачем искали жучков в кабинете Ринфилда? Зачем послали искать их в моем вагончике?

Зачем вы это повторяете сейчас? Очень много людей знают, что у меня нет их, очень многие знают, что я не тот, за кого себя выдаю или за кого меня выдает цирк. Внимание очень большого числа людей привлекается ко мне, и мне это совсем не нравится.

— Пожалуйста, нет нужды быть, как...

— Разве я не прав? Не надо со мной сюсюкать!

— Послушайте, Бруно, я всего лишь связная. Действительно, брать вас под подозрение нет причин. Но мы имеем и будем иметь дело с чрезвычайно сильной, эффективной и бдительной тайной полицией, которая, конечно, не пропустит ничего мало-мальски подозрительного. Кроме того, необходимая нам информация находится в Крау. Мы едем туда. И они знают, что у вас есть сильная возбудительная причина — месть. Они убили вашу жену...

— Хватит! — Мария отпрянула, испуганная холодной яростью его голоса.

— Шесть с половиной лет мне о ней никто не говорил. Еще раз побеспокоите мою мертвую жену, и я выхожу из игры, сорву всю операцию и оставлю вас, чтобы вдолбить вашему драгоценному шефу, почему ваша опека, ваше болезненное воображение, ваша бедность чувств, ваше невероятное бесчувствие разрушили все. Вы поняли?

— Я поняла, — она была бледна, почти в шоке, пытаясь понять гнусность своего промаха. Мария нервно провела кончиком языка по своим губкам. — Мне жаль. Мне Очень жаль. Я допустила большую ошибку. — Она все еще не понимала, в чем состоит ее ошибка. — Но я обещаю вам, что этого больше не повториться.

Он ничего не ответил и она продолжила:

— Доктор Харпер просил, чтобы вы в 6.30 утра вышли из своей каюты и уселись на палубу в футе от кают-компании. Вы упали и повредили лодыжку.

Вас найдут и помогут добраться до каюты. Доктор Харпер немедленно явится туда. Он хочет дать вам полный инструктаж о деталях операции.

— Вам он уже сказал, — констатировал Бруно с обычной беспристрастностью.

— Мне он ничего не сказал. Насколько я знаю доктора Харпера, он наверняка попросит вас ничего не сообщать мне.

— Я сделаю все, как вы сказали. Теперь, поскольку вы свою миссию выполнили, мы можем вернуться. Конечно, тройная смена такси для вас правило из правил, я же отправлюсь прямо на корабль. Это быстрее и дешевле, и к черту ЦРУ.

Она дотронулась до его руки.

— Я раскаиваюсь. Искренне. Как долго я должна это делать? — не услышав ответа, она улыбнулась, и эта улыбка, как и ее ладонь была неуверенной. — Мне кажется, что человек, зарабатывающий столько, сколько вы, может позволить себе покормить бедную девушку, вроде меня. Или вернемся в порт? Не уезжайте пожалуйста, я не хочу сейчас возвращаться.

— Почему?

— Не знаю. Это — все те же неясные подозрения. Просто я хочу все делать правильно.

— Я был прав в тот первый раз. Вы гусыня, — Бруно вздохнул, взял меню и протянул Марии, странно взглянув на нее. — Забавно. Я полагал, что у вас темные глаза, а они стали карими. Темные, темно-карие, понятно вам, не карие. Как это вам удается? У вас что, есть переключатель или как?

Она торжествующе посмотрела на него.

— Нет.

— Тогда он у меня в глазах. Скажите, а почему доктор Харпер не мог придти сам и рассказать все это?

— Это произвело бы очень странное впечатление, если бы вас увидели вместе. Вы никогда друг с другом не разговаривали. Что он для вас или вы для него?

— А-а!

— Другое дело мы. Или вы забыли? Это самая естественная вещь на свете. Я влюблена в вас, а вы в меня.

* * *

— Он все еще влюблен в свою покойную жену, — голос Марии был спокойным и ровным. Положив руки на перила, она стояла на палубе теплохода «Карпентарий», почти не обращая внимания на холодный ночной ветер, наблюдая с кажущейся зачарованностью, но на самом деле ничего не видя. В это время гигантские портовые краны, сверкая прожекторами, грузили на борт вагоны.

Она невольно вздрогнула, когда на ее руку легла чью-то ладонь и насмешливый голос спросил:

— Ну, так кто влюблен и в чью жену?

Она повернулась и увидела Генри Ринфилда. Его тонкое интеллигентное лицо улыбалось.

— Вы должны были кашлянуть или еще что-то в этом роде, — с укоризной промолвила она. — Вы меня напугали.

— Извините. Но на мне могли быть сапоги с подковами, и вы все равно бы не услышали меня из-за этого ужасного грохота. Ну ладно, оставим это.

Так кто в кого влюблен?

— О чем вы говорите?

— О любви, — терпеливо ответил он. — Когда я подошел, вы говорили о ней.

— Я? — неуверенно произнесла она. — Не удивительно. Моя сестра утверждает, что во время сна я все время болтаю. Может быть, я стоя и уснула. Вы когда-нибудь читали последователей Фрейда?