Агата Кристи - Труп в библиотеке

– Вы считаете, что Джози специально подсунула Руби в «Маджестик» и кузины сговорились между собой?

– Нет, я совсем так не считаю. Джози не настолько проницательна, чтобы рассчитать заранее поведение своей родственницы. Да и Руби не заглядывала далеко вперед. Она просто плыла по течению и воспользовалась внезапным поворотом событий.

– Эта история с удочерением поразила всех. Особенно Адди и Марка Гэскелла.

Старая дама улыбнулась:

– Ну, у Марка иные заботы. Этот порывистый молодой человек с дерзким и мечтательным взглядом не из тех, кто проводит жизнь в одиночестве, как бы он ни любил покойную жену. И Марк, и Адди с нетерпением грызут удила в упряжке старого Джефферсона, хотя он пытается навязать им верность умершим. – Мисс Марпл добавила с простонародной откровенностью: – А мужика и вовсе не удержать.

В ту самую минуту Марк Гэскелл в разговоре с сэром Генри Клиттерингом блистательно подтверждал догадку деревенской домоседки. Он сказал напрямик с очаровательным цинизмом:

– Наконец-то до меня дошло, что в глазах полиции я являюсь преступником номер один! Уже совали нос в мои финансовые дела; я ведь, знаете, нищий или почти нищий. Если наш милый старина Джефф даст дуба месяца через два, как предполагают эскулапы, и мы с Адди разделим его кубышку, тогда все уладится. Я прямо-таки скован по рукам и ногам долгами, и мое положение может лопнуть с треском. Но если я смогу малость потянуть, то не только удержусь на поверхности, но и хорошо подзаработаю.

Сэр Генри бросил с упреком:

– Не слишком ли вы азартный игрок, Марк?

– А я всегда им был! Мой девиз: или пан, или пропал. И я в восторге, что кто-то придушил эту бедняжку. Не я, я-то не убийца. На убийство ближнего у меня рука не поднимается. Но ведь полиция не поверит мне на слово? Видимо, следует ждать допроса с пристрастием. Повод к преступлению криминалисты уже пронюхали. А к угрызениям совести, по их мнению, я не способен. Даже удивительно, что меня еще не упрятали в каталажку! Уж больно выразительно поглядывает на меня здешний начальник полиции.

– У вас надежное алиби.

– Алиби пустяки! Как раз у невиновных его и не бывает. Стоит лишь чуть передвинуть время убийства. Если трое врачей заявят, что ее прикончили в полночь, то шестеро других станут с пеной у рта клясться, что это произошло на рассвете. Вот и лопнет мое прекрасное алиби!

– У вас хватает легкомыслия подтрунивать над этим?

– Шутки дурного тона, хотите вы сказать? – невесело усмехаясь, уточнил Марк. – Так вот вам правда: я в панике. А что касается старого Джеффа, то ему лучше сейчас перенести смерть Руби, чем впоследствии раскусить эту маленькую плутовку.

– На что вы намекаете?

Марк хитровато подмигнул:

– А куда она улизнула ночью? Держу пари, на свидание с любовником. Джефф не вынес бы такого разочарования. Узнать, что она смеется за его спиной, что она вовсе не беззащитная невинная девочка… н-да, мой тесть – большой оригинал. Он прекрасно владеет собой, но уж если сорвется – берегись!

Сэр Генри с внезапным любопытством посмотрел на него:

– Так вы что, любите своего тестя?

– Представьте, очень даже. Хотя, конечно, и разобижен на него. Сейчас объясню. Конвей Джефферсон обожает всеми нами распоряжаться и всех подавлять. Поневоле приходится плясать под дудку милейшего деспота! – Марк помолчал и сказал совершенно серьезно: – Я любил свою жену. Ни одна другая женщина не пробудит больше подобных чувств. Розамунда была для меня как смеющийся цветок под солнцем… Когда она погибла, я чувствовал себя боксером, которого безжалостно нокаутировали. Но… судья слишком уж долго отсчитывает секунды! Я нормальный мужчина, меня влекут женщины. Хотя я вовсе не рвусь к новой женитьбе. Разумеется, втихомолку не лишаю себя развлечений. А вот для бедной Адди все по-другому. Она чертовски милая женщина! Для многих и многих лакомый кусочек. Стоит ослабить ей узду, и она мгновенно выскочит замуж за какого-нибудь счастливчика. Но старому Джеффу угодно в ней видеть плакальщицу по Фрэнку. Он буквально загипнотизировал ее прошлым! Сам этого не понимая, он держит нас в тюрьме. Я-то мало-помалу выбрался на волю, но Адди взбунтовалась лишь теперь. Старик был этим шокирован, его мир зашатался. В результате возникает Руби Кин!

Он продекламировал с пафосом:

Пошли, Клиттеринг, промочим горло?

«Ничего удивительного, что Марка Гэскелла подозревают во всех смертных грехах», – со вздохом подумал сэр Генри.

Доктор Меткалф считался наиболее авторитетным среди врачей в Дейнмуте. У постели больного он не напускал на себя излишней важности, а старался облегчить страдания. Он был среднего роста, с приятным тембром голоса. Внимательно выслушав начальника полиции Харпера, ответил на его вопросы убедительно и точно.

– Значит, можно принять версию миссис Джефферсон? – сказал Харпер.

– Вполне. Здоровье ее свекра подорвано. Последние годы он безжалостно расточал свою внутреннюю энергию, стремясь жить как все. Полностью лишал себя отдыха. Никакой размеренности режима, на чем настаивали и мои коллеги. В общем, мистера Джефферсона можно сравнить с отработанным мотором. Сердце, легкие, сосуды – все в самом плохом состоянии.

– Он пренебрегал врачебными советами?

– Полностью. Но можно ли его порицать? Конечно, это не для ушей моих пациентов, но я лично предпочитаю сгореть, а не заржаветь. На таких курортах, как наш Дейнмут, встречаешь массу больных, которые впадают в панику от малейшего нарушения режима и как чумы боятся микробов и сквозняков. Короче, до смешного цепляются за свою скучную жизнь! А стоит ли?

– И я такого же мнения, – согласился Харпер. – Что ж, подведем итоги. Конвей Джефферсон на вид кажется крепким…

– Дело в том, что до катастрофы он был хорошо тренирован и сохранил силу в плечах и руках. Кресло на колесах передвигает очень легко. Но от кресла до кровати добирается на костылях.

– А протезы невозможны?

– Нет. Поврежден позвоночник.

– Итак, у Джефферсона крепкие мышцы, и ему кажется, что он здоров. Однако его сердце изношено. Любое чрезмерное напряжение, шок, внезапный испуг могут убить его. Так?

– В основном да, – ответил врач. – Постоянное напряжение истощает нервную систему, усугубляя болезнь сердца. Маловероятно, что физическое усилие убьет его. Но вот душевное потрясение может окончиться для него катастрофой. Поэтому я и предупредил семью.

Харпер спокойно заметил:

– Уголовное дело, которое мы сейчас расследуем, нанесло ему удар, тяжелее которого быть не может. Тем не менее он жив.

Доктор Меткалф пожал плечами:

– Если бы вы обладали моим опытом, мистер Харпер, вы бы поняли, что смерть не докладывает о своем приближении. Тот, кого должно было убить волнение, справляется с ним. У организма есть не ведомые никому резервы. К тому же в моей практике встречались случаи, когда оказывалось, что душевная травма менее опасна, чем физический испуг. Я хочу сказать, что стук внезапно захлопнувшейся двери может иметь для мистера Джефферсона более печальные последствия, чем даже известие об ужасной гибели молодой девушки, которой он покровительствовал.

– Чем это объяснить?

– Видите ли, против морального потрясения возникает защитная реакция. Сначала несчастье оглушает, некоторое время человек просто не может его постигнуть. А вот хлопнувшая дверь или шутник, который внезапно появляется из стенного шкафа, вынырнувший навстречу автомобиль – все это действует мгновенно. Есть такое выражение: сердце выпрыгивает из груди…

Начальник полиции Харпер медленно произнес:

– Выходит, что смерть мистера Джефферсона после гибели танцовщицы могла кем-то ожидаться?

– Пожалуй, так. – Врач с любопытством посмотрел на своего собеседника: – Неужели вы хотите сказать?..

– Я пока не знаю, что я мог бы сказать, – в замешательстве ответил Харпер.

– Признайтесь, сэр, что смерть Руби Кин и ее благодетеля вполне могли бы последовать друг за другом, – уже через несколько минут убеждал Харпер сэра Клиттеринга. – Возможно, преступник на это и надеялся? Двойная выгода: не успев изменить завещания, мистер Джефферсон умирает, потрясенный гибелью своей любимицы. Неплохая работа?

– Вы думаете, он теперь изменит завещание?

– Вам об этом удобнее узнать, сэр. А каково ваше мнение?

– У меня нет предположений. До появления Руби Кин я знал, что мой друг собирался разделить свое состояние поровну между Марком Гэскеллом и Аделаидой Джефферсон. Не вижу причин менять первоначальное решение. Но… как знать?

– Совершенно верно, – задумчиво согласился Харпер. – Попробуйте догадаться, что происходит в голове человека, если его не связывает с наследниками моральный долг. Ведь у мистера Джефферсона нет ни одного настоящего родственника.

Сэр Генри заметил:

– Он привязан к маленькому Питу.

– Но считает ли его внуком?

– Нет, не думаю.

– Разрешите спросить еще об одной вещи, сэр. Мне невозможно судить об истинном отношении мистера Джефферсона к мистеру Гэскеллу и миссис Джефферсон. Поскольку они ваши хорошие знакомые, вы могли бы просветить меня. Никто не сомневается в его щедрости и великодушии, но, по-моему, это скорее в память погибших детей. Допустим, кто-нибудь из двоих – Аделаида или Марк – захочет иметь новую семью?

Сэр Генри почувствовал замешательство.

– Вы задали мне трудный вопрос, Харпер. Положительно не знаю, как ответить. Я склонен предполагать… но учтите, что это всего лишь личное мнение… В общем, подобный поворот событий может повлиять на мистера Джефферсона. Я не имею в виду обиду, нет, он наверняка пожелал бы счастья тому, кто это сделает, но… скорее всего, потерял бы к нему дальнейший интерес.